И я падаю.
16. Сэм
Я ставлю белый седан на первое же свободное место в здании, которое Спаркс называет каретным сараем. Полагаю, им оно и было сто лет назад, а потом перегородки убрали, и их место заняли «Форды» первой модели. Это просторное строение с тремя металлическими дверьми, в каждую из которых может свободно проехать по две машины. Но пульт открывает только одну из них.
Я оставляю ключи в машине и, стоя рядом с ней, снова проверяю свой телефон. Ничего от Майка. Ничего от Миранды, и это выглядит зловеще: она ухватилась бы за любой шанс возобновить контакт, я это знаю. Что-то случилось с ними по дороге из города – я чую это, словно запах крови в воздухе. И не знаю, живы они или мертвы. Всё зависит от того, как далеко способны зайти люди, участвующие в этом заговоре.
Что ж, они зашли довольно далеко, чтобы застрелить женщину по одному лишь подозрению в том, что она их предала. Убить человека в первый раз трудно, но если это сделано, то убийство следующего, как они полагают, будет неизбежным. Я тревожусь за Майка. И даже за Миранду. Они понятия не имеют, во что ввязались.
Я как раз выключаю телефон, когда у меня за спиной раздаются тихие шаги и что-то холодное прижимается к моему затылку. Меня окатывает жаром, потом холодом, потом злостью – на себя самого? Какого черта я не предвидел, что это случится? Почему решил, что здесь мы в безопасности?
– Спокойно, – говорит голос позади меня. Это не Спаркс и не миссис Полл. Я никогда прежде не слышал этот голос. Звучит он ровно, холодно, взвешенно. – Руки назад.
Это не полиция, иначе они уже представились бы. Я пытаюсь оглянуться. Дуло пистолета прижимается плотнее.
– Нет уж, – говорит человек. – Руки. Немедленно. Или я пристрелю тебя прямо здесь. Где она?
– Где кто?
– Девчонка.
– Ты имеешь в виду Ланни? В безопасности. Там, где ты ее никогда не найдешь, – лгу я. Ему нужно всего лишь войти в дом. Боже, почему они охотятся за Ланни? Я не могу этого допустить.
– Какая еще Ланни? – В голосе его прорезается нетерпение. – Та девчонка.
– Вера Крокетт?
– Да чтоб тебя… Заткнись. Разберемся потом. Руки назад. Немедленно. Если будет нужно, я разнесу тебе череп, а потом доберусь до твоей бабы. И до ее детишек. Понял?
Он не шутит. Я завожу руки за спину.
Он защелкивает у меня на запястьях наручники. «Черт!»
– Элли Уайт. Будешь врать и запираться – будешь избит.
– Не Вера? – Я искренне удивлен. Я думал, что мы единственные, кто вычислил связь всего происходящего с Элли Уайт.
– Мне нужна только девочка. Все остальные – побочный урон, ты меня понял? Ты, твоя баба, эти дети… Мне нужно знать, где Элли. И ты скажешь это нам.
«Нам». Он не один. Мне нужно убрать этого типа отсюда, и побыстрее, пока ему не пришла в голову светлая идея обыскать дом. Я не хочу, чтобы он находился поблизости от наших детей.
– Кто сказал тебе, что я это знаю? – спрашиваю я у него. Потому что кто-то должен был сказать. Я предполагаю, что это или полицейские, или Карр, или еще кто-то из участников заговора.
Но вместо этого он говорит:
– Твой дружок.
«Майк. Майк у них».
– Я ничего не скажу, пока вы не отведете меня к нему.
– Годится, – отвечает этот тип. – Нам все равно нужна приватная обстановка.
Он подталкивает меня в дальнюю часть каретного сарая. Раньше я не замечал, но в дальней стене есть дверца, ведущая под стояночный навес. Там на холостом ходу ждет черный внедорожник. Человек запихивает меня на заднее сиденье. Мне впервые удается как следует рассмотреть его; он определенно не местный. Высокий, худощавый, с оливковой кожей, аккуратно подстриженными темными волосами и «мефистофельской» бородкой и усами. Я принял бы его за какого-нибудь хипстера, если б он не держал в руке «ЗИГ-Зауэр». Под его кожаной курткой прячется наплечная кобура, куда он сует свое оружие, как только я оказываюсь в машине.
На заднем сиденье ждет мужчина, который мог бы быть его близнецом, если б не меньший рост и более бледная кожа; он сразу же наставляет на меня пистолет. У него спокойный и бесстрастный взгляд человека, которому случалось убивать и раньше, и я верю, что он сможет сделать это снова. «Я им нужен, – говорю я себе. – И я должен увести их прочь от Гвен, Ланни, Коннора». Прямо сейчас у меня есть веские причины вести себя спокойно и сговорчиво. Возможность у меня еще будет. Она всегда приходит.
– Кто нанял вас найти девочку? – спрашиваю я, когда человек, взявший меня в плен, залезает на водительское сиденье, пристегивается и выезжает на дорогу.
– Слушай сюда, – говорит он и пристально смотрит на меня в зеркало заднего вида. – Держи рот на замке.
– Это ее родители? – Насколько я помню, Уайты богаты. И они в отчаянии. Я очень надеюсь, что эти скользкие сукины дети – наемники, работающие на нужной стороне дела, какой бы сомнительной их тактика ни казалась.
Сидящий рядом со мной человек без единого слова приставляет ствол пистолета к моему колену. Многообещающе. Я умолкаю.
За тонированными стеклами проплывает Вулфхантер. Полицейские машины ведут поиски по квадратам. Нас они игнорируют, и это очень плохо, потому что я хотел бы услышать, как эти мерзавцы объяснят то, что я сижу у них на заднем сиденье со скованными за спиной руками. «Вот только копы, скорее всего, просто убьют всех нас». Господи, что за город! Я больше ни в чем не могу быть уверенным. Здесь всё не так.
По крайней мере, Гвен и дети находятся в безопасном – я надеюсь – месте. Сейчас я ничего не могу поделать, но я знаю Гвен: при первом же признаке опасности она будет сражаться за детей, словно медведица гризли. До самого конца будет сражаться с кем угодно.
«Просто соберись», – говорю себе. Я беспокоюсь о слишком многих вещах, которые не могу контролировать. Сейчас нужно сосредоточиться на этой машине и этих двух вооруженных людях.
Я стараюсь прикинуть, куда они меня везут. Кордон полицейских машин движется нам навстречу; мы направляемся к центру города, потому минуем его и едем к окраинам на противоположной стороне. Не то чтобы огромное расстояние, но достаточно большое. Эта часть города выглядит заброшенной – кругом сплошные участки, заросшие сорняками, и заколоченные гниющие дома. Вряд ли можно надеяться найти здесь помощь. Я не вижу снаружи ни единого человека.
Внедорожник останавливается в пустом грязном переулке, по обе стороны которого тянутся выцветшие от непогоды деревянные заборы. Водитель протягивает руку и открывает дверцу с моей стороны, одновременно доставая пистолет. Его напарник в первый раз открывает рот:
– Вылезай.
«Всегда возникает возможность».
Выбираться из внедорожника со скованными руками, естественно, неудобно. Я ставлю одну ногу на подножку; когда водитель протягивает ко мне руку, наклоняюсь слишком далеко вперед – моя нога соскальзывает – и врезаюсь в него. Он не совсем к этому готов; отшатывается назад и едва не падает. Едва. Я надеялся, что водитель уронит пистолет, но он удерживает его в руке. Он ловок, и когда я перекатываюсь на ноги и ныряю за машину, понимаю, что урвал себе не так много времени. Его напарник уже пытается выбраться наружу – я чувствую спиной, как смещается корпус внедорожника. У меня есть доля секунды на то, чтобы оглядеться и принять решение. Станут ли они стрелять мне в спину?
Скорее всего, нет. Майк убедил их в том, что я для них ценен. Я им нужен. Хотя это не означает, что они не попытаются прострелить мне ногу или плечо – чтобы не насмерть.
Но я все равно бегу.
– Эй!
Не знаю, кто из них выкрикивает это, но не важно. Я не слышу выстрелов, зато слышу за спиной тяжелые шаги. Быстро бежать в наручниках не получается. Я ныряю за забор и крепко прижимаюсь к шершавым покосившимся доскам. Когда первый из них – которого я про себя обозвал «Хипстером» – пробегает мимо, я делаю ему подножку, и он падает плашмя. На этот раз действительно роняет пистолет. Я бросаюсь наземь, перекатываюсь и ухитряюсь одной рукой схватить оружие. Плечи адски болят, но я опираюсь на левый локоть, а правой рукой направляю ствол назад, под углом. Такое ощущение, будто я сейчас вывихну себе плечо, сустав прошивают мощные болевые спазмы. Я смотрю сквозь пролом в ограде в глаза второму мужчине и вижу, что тот подсчитывает шансы. Он, конечно, может убить меня, но нанесение несмертельной раны на таком расстоянии требует более тщательных и медленных расчетов, а его напарник, пытающийся подняться с земли, находится на линии его огня. Я свободно могу выстрелить. Он тоже – если б хотел убить. Но я ставлю на то, что он этого не хочет.
– Брось оружие, – говорю я ему. – Живо.
Он пожимает плечами и наклоняется, чтобы положить пистолет на землю.
– И как ты собираешься выкручиваться? Нас двое, ты один и в наручниках. Нам ничего не стоит пнуть тебя под зад.
– Трудно это сделать, если ты мертв, – отвечаю я. – Я хорошо стреляю.
– Из-за спины? – Хипстер хмыкает. – Сомневаюсь, приятель. – Он уже стоит на ногах, слегка рассерженный, но целый, и достает из кобуры, пристегнутой к лодыжке, еще один пистолет. – Я тоже хорошо стреляю.
Он сделал меня – и знает это. Я тоже знаю. Я по-прежнему нужен им живым и способным говорить, иначе он просто застрелил бы меня – и застрелит, если его вынудить.
Я бросаю пистолет и перекатываюсь на спину; плечи уже не так напряжены, и это само по себе ощущается как шок. Я не сопротивляюсь, когда они вдвоем вздергивают меня на ноги и ведут обратно в переулок. Тот, что пониже, с силой давит мне на локоть, словно пытаясь что-нибудь сломать или вывихнуть. Высокий, похоже, склонен простить и забыть.
Мы не разговариваем. Они проводят меня мимо внедорожника в открытые ворота в таком же покосившемся деревянном заборе. По пояс в сорняках мы проходим к потрескавшемуся заднему крыльцу крошечной хижины, которая выглядит так, словно ее лучшие дни миновали еще в пятидесятых годах прошлого века. Она заметно кренится набок. Однако задняя дверь открывается свободно, и меня вталкивают внутрь.