Глава 11
…Не только это знал Лев Иванович. О чем попросить Станислава, он тоже хорошо знал! Но шансов на то, что Крячко воздержится от ехидных замечаний по адресу специнтернатовских кулинаров, было немного. Самому Гурову обед в целом понравился. Без лишних изысков, но вполне съедобно и сытно! Всегда и всюду бы в России так кормили воспитанников разного рода интернатов и прочих заведений подобного профиля, так лучшего и желать не стоит. Но Лев Гуров славился в управлении своей неприхотливостью! Когда Мария уезжала на гастроли, Гуров ленился готовить что-нибудь для себя одного и мог неделями обходиться покупными пельменями, хотя при случае умел блеснуть кулинарным шедевром. Например, было у Льва Ивановича такое фирменное блюдо – кальмар по-корейски.
А вот на привередливого Станислава угодить было нелегко! Не угодили и на этот раз, хоть слопал Крячко все, что было в тарелках, до последней крошки. Но физиономия у него при этом оставалась мрачной.
– Ладно, Лев, – пробурчал он, вставая из-за стола. – Раз ты просил, то я послушаюсь и не пойду объясняться с завпроизводством этой столовой. Спасибо и на том! Но тебе скажу, как родному: съеденный мною шницель правильнее было бы называть тошницелем. Любопытно – из чего они это блюдо готовили? Не из подметки ли? Очень похоже, что из нее.
– Будет тебе брюзжать, – рассмеялся Гуров. – Взял бы вот голубцы, как я, остался бы доволен. Это тебе просто не повезло!
– Го-луб-цы? – В голосе Крячко прозвучала убийственная ирония. – Да я как увидел, что в этом заведении именуется голубцами, чуть не бросился тебя от такого выбора отговаривать. Изволь запомнить, Лева: голубцы – это вовсе не завернутая в капустный лист котлета! Кстати, из чего котлета сделана – особый вопрос…
Гуров почувствовал, что ворчание Стаса каким-то необъяснимым образом действует на него успокаивающе, повышает настроение. Дикое напряжение последних часов, когда он ощущал себя как перетянутую струну, которая вот-вот порвется, стало помаленьку спадать. Умел Станислав Васильевич заставить Гурова улыбнуться. Все правильно, затем и даны человеку друзья!
Сыщики вышли во двор интерната. До пяти часов – времени предполагаемого визита Федора Андреевича Загребельного – оставалось еще пятнадцать минут. Совсем уже низкое солнце золотило косыми лучами верхушки лип и тополей, отражалось в стеклах окон «Палестры». С близкой Битцы тянул влажный прохладный ветерок.
– В одном ты прав, – задумчиво сказал Гуров, – разорваться мы не можем! Поэтому придется посылать на возможное задержание Красильникова наших молодых ребят из резерва управления. Не по душе мне это, но… Впрочем, мы поступим проще. У нас два «УАЗа» и десять человек помощников, даже собачка в наличии имеется. Мне они здесь больше не нужны, разве что Герду на Загребельного натравить, чтобы стал посговорчивее. Поэтому поступим так: разговаривать с Загребельным, когда и если он появится, я буду один. Много ему чести, чтобы им сразу два полковника Главного управления занимались! А ты за это время проведи инструктаж с парнями, выясни через наших в управлении адрес бабули и одну группу к матери, благо ее адрес нам уже известен, а другую – к бабушке. И еще: пусть Орлов свяжется с руководством линейщиков. Приказать он им не может, но у него с тамошним начальством хорошие отношения. Надо переслать в линейные отделы фотографию Красильникова. И пусть их посты на вокзалах и в аэропортах перекроют ему возможные пути ухода, хотя не верю я в то, что Красильников попытается покинуть Москву. Но если он вдруг появится в поле их зрения, пусть цапают его под любым предлогом и срочно связываются с нами. Дай-ка мне сигарету, Станислав Васильевич! Хорошо, что во дворе пусто, напугали мы с тобой тутошний народ, сидят сейчас по норам. Вон под рябинкой скамеечка какая симпатичная! Пойдем покурим после обеда. А как появится господин Загребельный – приступай. Задачи ясны, надеюсь?
– Чего ж тут неясного… А ты, выходит, опять без сигарет? – ехидным тоном поинтересовался Крячко, доставая пачку неизменного «Кэмела» и протягивая ее Гурову.
– Веришь ли, – рассмеялся тот, – купил сегодня с утра и даже не забыл положить в карман! Только не забудь, что водные процедуры, устроенные мне Виталиком, я в костюмчике этом принимал. Какие уж тут сигареты!
Они уселись на симпатичную скамеечку, закурили. Легкий ветерок шевелил листву рябины над их головами, раскачивал ярко-алые гроздья.
– Давай исходить из того, что наши предположения о роли Виталия Красильникова во всем запутанном клубке дел, связанных с «Палестрой», верны, – задумчиво сказал Крячко. – Больше нам исходить все равно не из чего. Ты не опасаешься, что он может повторить свою попытку прямо сегодня? Ведь Екатерина Давиденко на даче одна осталась!
– Нет, не опасаюсь, – ответил Гуров, немного помедлив. – Я тоже думал об этом. Позже – может быть… Завтра, послезавтра, через неделю… Но не сегодня, это психологически невозможно. Он сейчас напуган, расстроен, у парня постстрессовое состояние. Это же тебе все-таки не терминатор какой-нибудь, а парень, которому еще и семнадцати не исполнилось! Ему надо где-то отсидеться или драпать сломя голову. И в любом случае я не смогу организовать для Катюши круглосуточную охрану, у меня нет для этого людей, а нам с тобой не разорваться! Во всяком случае, я предупредил ее, что ей может угрожать опасность. С дачи Екатерине, конечно, хорошо бы уехать. Вот сейчас встречусь с ее папочкой, обрисую ему ситуацию. Пусть либо приставляет к дочке своих мордоворотов из охраны, либо уговаривает ее некоторое время пожить у него. Там, насколько я знаю, настоящая крепость. Красильникову, даже если желание ухлопать Катюшу у него не прошло, там до нее не добраться.
И все же слова Станислава обеспокоили Льва. В глубоких внимательных глазах Гурова появилось тревожное выражение. Он хотел было затянуться сигаретой, но рука его медленно опустилась. Что-то не так было с Катюшей, какая-то недоработка получилась! Где-то он ошибся, недоучел какой-то фактор…
Полковник Гуров терпеть не мог, когда в его мыслях начинали в непропорционально большом количестве появляться неопределенные местоимения типа «что-то» и «какой-то». Лев и у других, и у себя ценил точность и конкретность мышления. Поэтому сейчас у него появилось то противное ощущение, какое бывает, когда застрянет между зубов мясное волоконце, и пока не вытащишь его, ни о чем другом думать не получается.
"Постой-ка, – сказал он себе, – а с чего это я решил, что опасность может угрожать Екатерине только со стороны взбесившегося юнца? Точнее, как раз наоборот, с этой стороны я пока опасности не вижу, хотя здесь тот самый случай, когда лучше перебдеть, чем недобдеть… А вот если с другой стороны, а? И не с одной? Ты же сам предполагал, что Екатерина может оказаться лишь передаточным звеном, одной из шестеренок сложного механизма. Убери из такого механизма пару шестеренок, и разобраться в принципе его работы и в его назначении станет очень непросто! А что, если…"
Но окончательно ухватить за скользкий хвостик всплывающую из глубин подсознания мысль, додумать ее до конца Льву Ивановичу не удалось. Не дали. Массивные ворота бесшумно открылись, и во двор «Палестры» въехал изящный темно-синий «БМВ» с тонированными стеклами, за которым следовал громадный и громоздкий, как сарай на колесах, черный джип "Чероки".
– А вот и господин Загребельный пожаловал, – прокомментировал Станислав. – Эх, до чего же автомобильчики хороши! В «бээмвэшке» он сам, в джипе, надо полагать, охрана. Но мой «мерсик» все-таки лучше. Давай, Лева, куй железо, пока горячо, пользуйся фактором внезапности. А я пойду твои руководящие указания исполнять, доля у меня горькая такая… Ты с буржуем особо не забалтывайся, мне, чтобы пресловутые начальственные распоряжения выполнить, часа за глаза хватит. А потом, я так понял, едем в управление?
– Все ты правильно понял, – усмехнулся Гуров. – Только какой, к лешему, фактор внезапности? Загребельному наверняка уже успели доложить, что мы с тобой тут пиратствуем, иначе зачем сотовая связь существует? Очень мне интересно, как он отреагирует на наши действия. И еще важный момент: знает ли он уже о неудавшемся покушении на его дочку? Если нет, то у меня есть серьезный шанс его удивить.
– Ну, удачи тебе, сыщик! – традиционно пожелал Крячко.
Гуров кивнул ему, легким пружинистым движением поднялся со скамейки и шагнул к «БМВ», дверца которого уже открывалась. Эта незапланированная встреча должна была кое-что прояснить.
– Это вы – Лев Гуров? – не здороваясь и весьма неприветливым тоном спросил его вышедший из машины мужчина, в котором Лев сразу же опознал Федора Андреевича Загребельного. Характерная у того была внешность. Шофер «БМВ» остался в своей машине, а из джипа появились двое похожих, как близнецы, мощных парней с квадратными челюстями и холодными спокойными глазами.
– Это вы – Федор Загребельный? – в таком же тоне отозвался Гуров, подходя ближе. – Что, Харцилевич позвонил вам и сообщил о моем присутствии здесь, в «Палестре»? Тем лучше. Мне нужно срочно переговорить с вами.
– Еще вопрос, захочу ли я с вами разговаривать, – надменно сказал Федор Андреевич. – После того, что вы здесь устроили. Это же натуральный половецкий набег!
– Давайте сразу расставим точки над "i", – произнес Гуров и улыбнулся очень нехорошей улыбкой. – Расследованием дел, связанных с "Палестрой", – да-да, именно дел, не только убийства вашего зятя! – я ведь занялся во многом с вашей подачи. Я действовал своими методами, кстати, и в дальнейшем собираюсь действовать так же. Нравится вам это или нет. Я прекрасно представляю ваши возможности, Федор Андреевич. Но и у меня они очень немалые! Вы можете мне помочь, но как минимум не мешайте! А сейчас я предлагаю вам подняться со мной в кабинет Харцилевича и откровенно поговорить о том, что произошло.
Полковник Гуров и политиканствующий бизнесмен Загребельный не понравились друг другу с первого взгляда. Слишком разными были они людьми, слишком противоположным был их взгляд на мир. В таких случаях неприязнь возникает бессознательно.