Где-то в глубине души заскреблись сомнения. Наверное, стоило убедиться, что он мертв. Я уставилась на черную воду: ни машущих рук, ни головы, ни криков о помощи. Вода была холоднее снега, ему не выжить.
Его убила вода, не я.
Вся ярость вдруг испарилась, меня начало трясти. Я стояла на коленях, вцепившись в борт, и медленно, глубоко дышала. Вернулась боль. Болело все – желудок, спина, грудь, голова. Я смотрела на черную воду, усеянную клочьями белой пены, и думала, не прыгнуть ли туда вслед за Колби. Нет, не дождетесь! Ни медведь, ни волк не подымут лапы кверху, если они ранены или голодны. Вы видели, чтобы медведь прыгал с утеса просто так, от тяжелой жизни? Спорим, не видели. Звери продолжают бороться, пока у них хватает сил. Они не сдаются, и я не сдамся.
Я медленно побрела обратно в трюм. Внизу от запаха крови кишки вывернулись наружу, и я не смогла сдержаться – опустошила желудок прямо за кучей ящиков. Потом вроде бы стало легче.
Нашла лом возле двери и направилась к ящику с девушкой, стараясь не смотреть на труп толстяка, чье достоинство вываливалось из расстегнутых брюк.
– Эй, ты там жива? – спросила я у ящика.
Из дырки показалась рука.
– Пожалуйста, выпусти меня отсюда.
Я посмотрела на себя – вся покрыта кровью, на пузе лиловые синяки – и решила предупредить ее, ну так, на всякий случай. Девушек легко испугать.
– Я тут выгляжу… – Корабль закачался, и на меня вновь накатила тошнота. – В общем, ты не ори, если что.
Мои ребра возмущенно протестовали, когда я поддевала ломом крышку. Наконец передо мной предстала девушка, одетая в оборки и цветочки, с подушкой и бутылочкой воды. Ну конечно, за нее ведь заплатили.
– Что-то осталось? – Я ткнула пальцем в бутылку.
Она протянула ее, уставившись на меня с открытым ртом.
– Всего несколько капель.
Я осушила бутылку одним глотком, вытерла рот и сплюнула кислоту и кровь.
– Пошли. Поможешь мне.
Она вылезла из ящика так, как будто только училась ходить. Худющая, как тростник, руки тонкие, как веточки, и такое же тело. Светло-золотистые волосы и блестящие карие глаза. Ясно дело, Колби не хотел, чтобы Кабан на нее забрался. Черт, такой персик заслуживает кого получше.
– Господи, – сказал она, переводя взгляд с мертвеца на меня. – Ты в порядке?
Я не ответила. Что говорить? Нет, не в порядке, совсем не в порядке и, наверное, больше никогда не буду.
Девушка подошла поближе. Она была выше меня.
– Я все слышала. Мне очень жаль.
Я нахмурилась.
– Ты ни в чем не виновата.
Улыбка у нее была такая безмятежная, словно она вообще забот в жизни не знала.
– Не могу поверить, что ты его убила…
Вдруг ее лицо исказилось от страха.
– Джеймс! Он скоро вернется. Нам надо уходить.
Я покачала головой.
– Он решил поплавать.
– Ты его…
Я вновь покачала головой.
– Он еще дышал, когда ушел под воду.
Она открыла рот, чтобы еще что-то сказать, но тут я ее перебила:
– Это булавки? Дай сюда! – Я показала на ленту, которой было подпоясано ее платье.
Девушка взглянула туда, куда я показывала.
– Эти? Зачем тебе?
Вот идиотка! Я распахнула куртку.
– Не хочу сверкать на весь мир своими сиськами.
Она забавно покраснела, отдала их мне и отвернулась, чтобы не смущать.
Когда я привела себя в приличный вид, то кивнула на мертвеца.
– Нужно запихнуть его в ящик.
Ее глаза округлились.
– А как мы его поднимем?
Вот идиотка!
– Мы не будем его поднимать. У тебя что, мозгов не хватает? Принеси вон тот кусок брезента.
Я кивнула на кучу ящиков. Она подошла туда, скрестив руки на груди, словно не хотела ничего здесь касаться, и взялась за кусок брезента большим и указательным пальцами. Я смотрела, как она пыталась стянуть его, и, по правде, не знала, что с ней делать.
– Ты что, издеваешься? – спросила я, и она взглянула на меня, словно я на иностранном языке говорю.
– Не идет, – пожаловалась девица, дергая за брезент, словно вытягивала нитку из юбки.
– Черт, да у новорожденного больше сил, чем у тебя!
Я подошла и потянула за кусок брезента обеими руками. Дернула, и он легко поддался. Ну, если честно, я повыпендривалась малость. Не стоило так сильно тянуть. Ребра хрустнули.
– Отнеси вон туда, – велела я, изо всех сил стараясь скрыть боль.
– А как мы его в ящик затащим? Он же как кит. Нам не поднять, – опять заныла девица. Вот идиотка!
– Делай что говорю и не распускай нюни.
Она шумно выдохнула и принесла кусок брезента. Скоро мы засунем Кабана в ящик и свалим наконец отсюда.
– А теперь что?
Я подошла к ее ящику, который был чуть поменьше моего.
– Надо повернуть его на бок. Только тихо.
Девица нахмурилась, посмотрела на тело, на ящик, на брезент и вновь перевела взгляд на меня. Нахмуренное личико просветлело, и на нем появилось удивленное выражение. Словно в голове зажглась электрическая лампочка. Я даже отблески света в глазах видела. Вроде в черепе больше ничего и не было.
– Умно, – сказала она и взялась за ящик.
Вместе мы перевернули его, так что он оказался открытым боком прям напротив мертвеца. Девица без слов поняла, что я хочу сделать, и сама догадалась разложить брезент – один конец в ящике, второй рядом с телом.
Мы опустились рядом с мертвецом на колени, и тут она струхнула.
– Это просто тело, – сказала я. – Мясо и кости. Чертов ублюдок получил по заслугам.
Я вдруг вспомнила его вес на груди, быстрое, хриплое дыхание, запах его слюней… Сердце бешено застучало, и я обнаружила, что пялюсь на дыру в его брюхе, жалея, что не сделала еще парочку.
– Да я не потому… – Тихий нежный голос вырвал меня из тьмы. – Давай уже заканчивать.
И она сделала нечто такое, отчего я просто офигела. Встала, сняла платье и аккуратно положила его на ближайший ящик. Она стояла передо мной в трусах и лифчике, а я не знала, куда глаза девать.
– Какого черта ты вытворяешь?
– Не хочу платье испачкать. Потом не отстираю.
Охотник всегда говорил, что без пары кровавых пятен костюм не полон, и каждую неделю возвращался домой с новыми. Ей я ничего такого не сказала, просто кивнула, стараясь не смотреть.
Девица больше не колебалась, когда пришлось прикоснуться к трупу. Пошарила по его карманам и извлекла оттуда пригоршню монет. Сложила их рядом с платьем и кивнула мне. Вместе мы затащили Кабана на кусок брезента. Дальше было легче. Мы приподняли край и закатили труп в ящик. Звук получился такой, будто кто-то мешком угрей шлепнул. Я не смогла сдержать улыбку.
Ломом я повытаскивала гвозди из крышки моего ящика – по одному для каждого угла. Потом попросила девицу придержать крышку. Четыре быстрых удара, и вот уже Кабан надежно упакован и готов к доставке.
– Ребята на другом конце озера очень удивятся, когда найдут его вместо тебя.
– Пусть подавятся! – Надо же, эта симпатичная мордашка умеет выражаться.
Тут она что-то заметила на стене и сказала:
– Отойди в сторону.
Я отошла, а она сняла со стены пожарный шланг и начала поливать пол трюма. Вода смывала кровь и дерьмо, и они просачивались между досками. Как ни странно, с ними уплывали боль и ненависть. Конечно, не все, но мне стало легче. Мы умылись, я сполоснула нож, а она, наконец, натянула платье. Потом я взглянула на свои ладони, грязные и дрожащие. Они казались мне чужими. Кабан и Колби словно поселили во мне какую-то тьму. Когда я вонзила нож в брюхо Кабана, в моем собственном тоже что-то завелось; я чувствовала, как оно ворочается и растет. Я перестала быть сама собой. Из глаз брызнули слезы, и я даже не попыталась их сдержать. Слезы текли по щекам и капали на разорванный воротник. Я стояла, покачиваясь, не соображая, где нахожусь. Может, все еще возле озера? Надышалась ядом, и он отравил мои мозги? Очень хотелось верить, что ничего этого не было – ни Кабана, ни того, что я с ним сделала.
Потом пришло другое чувство, то, что обычно появляется после убийства – глубокое и настоящее. Оно напрочь смыло боль. Так вот почему Крегар убивал – ему нравилось это чувство.
Девушка помахала рукой перед моим лицом, стараясь вернуть меня на землю.
– У Колби была каюта, – сказала я, доставая ключ. Мне сейчас нужно было найти что-то мягкое, чтобы поудобнее устроить свои ребра. – Теперь она ему не нужна.
Девушка протянула мне руку.
– Пенелопа.
– Чего? – переспросила я. Я такого слова еще в жизни не слышала.
– Меня зовут Пенелопа.
Интересно, кто ее так назвал? Я пожала протянутую руку.
– Элка.
Люди обычно спрашивают, почему меня так зовут, но раз у нее самой такое странное имя, то и вопросов не будет. Девушка улыбнулась и вдруг очень серьезно сказала:
– Элка, спасибо, что ты меня спасла.
У меня аж щеки порозовели. Мне никто еще «спасибо» не говорил. Я пробормотала что-то вроде: «Да пожалуйста!», спрятала руки за спиной и стояла, не зная, что делать дальше.
Пенелопа немного помолчала.
– Ты в Халвестон едешь?
Я кивнула, а ее лицо прям просветлело. Она улыбнулась уголком рта, и в глазах промелькнуло шаловливое выражение.
– Есть одна идея…
Девушка, которая знает буквы
– ДА НИ В ЖИЗНЬ! – сказала я, заперев дверь в каюте Колби, маленькой, тесной комнатке с двумя полками – одна над другой.
– Да брось, Элка, – отмахнулась Пенелопа. – Отличная мысль. Мы обе выиграем.
Я осторожно улеглась на нижнюю полку.
– Ага, что, например, выиграю я? Целый день буду слушать болтовню фифы, которая о лесе ничего не знает?
Она не обиделась на мои грубые слова.
– Пожалуйста, возьми меня в Халвестон. Я сделаю все, что ты захочешь. Я… я помогу тебе купить участок или найти работу… не знаю, может, получить разрешение на добычу… Пожалуйста. Люди Колби будут меня искать на дорогах. Ты же помнишь, что он сказал – за меня уже заплатили.
Она болтала и болтала, и я услышала два слова, которых не знала раньше: «участок» и «разрешение». Тут меня осенило. Я знала имена родителей, но прочитать их не смогла бы. Я-то планировала людей пораспрашивать, когда до места доберусь. Папа с мамой наверняка уже разбогатели, и найти их будет нетрудно, однако помощь не помешает.