— Добронрава не лезь, куда тебя не просят! — довольно грубо прервала ее бабушка.
— Но… на ней же знак Ведьмака? — Медвежья ведьма и не думала успокоиться. — Почему не завершил…
— Добронрава! — бабушка взмахнула рукой, словно кинула в сторону медведицы горсть песка. Лукинична захлопнула рот против своей воли, зло сверкая на бабушку глазами.
— Не бреши, как помело!
Ба вновь махнула рукой, и женщина сумела открыть рот, вот только продолжать не стала.
А жаль!
Женю я положил на алтарь. Ведьмин круг впустил меня без всякого сопротивления, но стоило только отпустить обнаженную женщину на теплую поверхность камня, как стало не по себе.
Алтарь выталкивал меня за круг. Но я не торопился уходить от своей пары. Сопротивлялся, как мог. И тогда стало нечем дышать…
— Быстро вон! — бабушка с невероятной для ее возраста силой толкнула меня за круг. И лишь за территорией валунов, я вновь смог сделать нормальный вздох. Но не переставал следить за тем, что происходило внутри.
Женщины же чувствовали себя в круге вполне комфортно. Они расположились с трех сторон от алтаря. А Настенка села возле матери, взяв ее за руку.
Это было последнее, что мне дали увидеть.
Ведьмин алтарь заволокло туманом. Таким густым, что его можно было черпать ложкой. Он не выходил за черту валунов, но скрадывал все, что происходило в Круге.
И как бы я не вглядывался в эту серебристую субстанцию, как бы не прислушивался, напрягая свой волчий слух, и что греха таить, даже нюх.
Ничего…
Только серые громады камней по кругу и туман внутри.
Я потерял счет времени и несколько раз менял ипостась, но для меня ничего не менялось. Беспокойство и тревога снедали, не давая нормально думать, дышать. По коже табунами мурашек пробиралась паника, проникая глубже, под кожу. Захватывая все тело и добираясь до сердца.
Никогда я не боялся так, как в ту ночь!
Боялся за самое дорогое, что было в моей жизни. За маленькую зеленоглазую ведьмочку, что сама Луна подарила мне в Пару.
И когда уже казалось, что этой ночи не придет конец, а я уже был готов бороться не только с туманом и духами Ведьминого круга, но и со всем миром…
В небо ударил столб огня. И туман в ту же секунду спал. Открывая для меня вид, на стоящих подле алтаря бабушку и Женю.
Моя Пара оглянулась, мазнув по мне затуманенным взглядом и спросила:
— А где мама?
Эти слова забрали ее последние силы, и Женя стала заваливаться.
Я рванулся внутрь, чтобы успеть подхватить мою Ведьмочку, не дать ей упасть.
И круг… пропустил меня.
Вот только стоило лишь коснутся Жени, как руку обожгло ударившей молнией. Заструившись по руке, огонь добрался до обнаженной груди, чтобы оставить на ней метку Истинной пары — отпечаток волчьей лапы. Точно такой же отпечаток проявился на груди моей девочки. С одним лишь отличием — ее метку обвивали листики какого-то вьющегося растения.
— Благословленные Луной! — тихо прошептала Тимофеевна.
— Поторопились Духи! Ох, поторопились! — ответила ей бабушка.
Глава 8
Женя.
Я проснулась будто от толчка. У вас когда-нибудь было ощущение, что тело поет? И столько сил…, что можно горы свернуть, и переделать все дела.
Было?
Вот у меня сейчас было именно такое ощущение.
В комнату проглядывали теплые солнечные лучи и мне, до зуда на коже, захотелось до них дотянуться. Откинув одеяло, я босыми ногами прошлепала по ковру, чтобы встать под солнечный свет.
Нет! Нужно окно открыть.
Да! Так значительно лучше!
Но все равно… что-то мешает!
Точно! На мне была незнакомая длинная сорочка. Вот она то и мешала, не давая до конца насладиться солнышком.
Одно движение и сорочка летит на пол.
О! Блаженство!
Я впитывала тепло солнечного света, каждой клеточкой кожи чувствуя, как оно проникает в меня. Наполняя эйфорией и заставляя тело буквально звенеть.
— Развлекаешься!?
Неожиданный голос Елизаветы Петровны заставил вздрогнуть и кинутся к оброненной ночнушке.
— Ззздравствуйте! — ускоренно одеваясь, я попыталась приветствовать старушку.
— И тебе не хворать! — уперев руки в бока, Елизавета Петровна с улыбкой смотрела на меня. — Выспалась?
— Да! — ответила я, немного не понимая к чему такой вопрос. Все же бросив взгляд на окно, убедилась, что еще рань несусветная. На всякий случай, глянула в телефон. Точно, шесть утра.
— Женя, Женя, ну и напугала ты нас! — Женщина прошла в глубь комнаты. Ты четверо суток в себя не приходила.
— ?!!
Напрягая память, я попыталась что-то вспомнить. Перед глазами тут же замелькали какие-то немыслимые образы: лес, камни, мама, столп огня в небо… Но ведь это просто сон! Или нет?
— В тебе сила проснулась, дочка! — как что-то само-собой разумеющиеся бросила Елизавета Петровна, усаживаясь на краешек кровати и слегка отодвигая одеяло.
— Какая сила?!
— Ведьмовская, само-собой!
На что я просто рассмеялась, но смех стих, стоило только посмотреть в лицо, сидящей на кровати женщины. Что-то изменилось в нем с нашей последней встречи. Хотя… вроде все то же самое! Нет. Сияние? Точно! Оно самое! Точно такое же, как у меня несколько минут назад, когда я с ума сходила!
— Но! Какая из меня ведьма? — я все еще пыталась отшутиться.
— Сильная, Евгения, сильная! — ответила Елизавета Петровна, глядя мне в глаза. — И потомственная.
— Но… — я хотела ответить, что не было в нашей семье ведьм, а потом вспомнила бабушку Аглаю, и других женщин нашей семьи… — Бред! Ну были в нашем роду знахарки…
— Не знахарки, дочка, не знахарки, а Белые ведьмы!
— Белые?
— Одевайся и спускайся в низ! Тебя нужно сначала покормить, а потом уж мы с тобой поговорим. Теперь нам много придется общаться, дочка. — Елизавета Петровна встала и быстро вышла из комнаты. — Егор уехал, а Настёнка еще спит, так что нам никто мешать не будет! — бросила она, прежде чем за ней успела закрыться дверь.
И что это только что было!
Но тут мой желудок издал характерный звук, намекая, что старушка в некоторых вещах все же права. И я бросилась в ванную.
Выйдя из комнаты, я первым делом отправилась к дочке. Я даже не сомневалась, открывая дверь в не знакомую для меня комнату, что там я найду свою малышку. Но даже не удивилась. Просто еще один заскок в моей сегодняшней ненормальности.
Моя крошка мирно спала, положив ладошку под щечку и высунув из-под одеяла ножки. От этой картины душу омыла теплотой и нежностью. Стараясь не шуметь поправила на Настёнке одеяло, укрыв маленькие ступни. Только по опыту знала, не пройдет и минуты, Настя вновь их высунет. Что и случилось, не успела я дойти до двери. Мне оставалось лишь улыбнуться и прикрыть аккуратно дверь.
На кухне Елизавета Петровна споро выставляла на стол угощения. Причем в таком количестве, словно завтракать соберется как минимум человек десять. При этом она умудрялась еще и печь блины.
— Вы кого-то ждете?
— Нет. С чего ты взяла? — удивилась бабушка Егора.
— Ну, тут как бы на целую роту бравых солдат!
— Это я по привычке… — махнула она рукой, — да и ты небось голодная. Вон сколько сил потратила… Садись давай и не стесняйся… Я, как сейчас помню, готова была слона съесть после своего первого выброса.
— Так это был не сон?
— Евгения, давай ты поешь, а потом я тебе все расскажу. Договорились?
— Хорошо!
В какой-то мере Петровна оказалась права, и я с удовольствием умяла столько, сколько не ела еще никогда.
— Ну, а теперь поговорим! — Выключив плиту, Елизавета Петровна вновь наполнила мою чашку чаем, в этот раз сделав и себе и присела на соседний от меня стул.
Егор нашел нас на берегу речки. Она оправдывала свое название — «Студёная». Да только местную детвору это нисколько не заботило, они с удовольствием барахтались в совсем не по-летнему холодной воде. Еще раз доказывая мне слова Елизаветы Петровны — мы в стае оборотней. Я бы могла не верить словам женщины, посчитать все это больным бредом свихнувшейся старухи. Но… почему-то поверила… А сейчас воочию наблюдала, как несколько мальчишек ловко перекинувшись в волков, наступали на Дмитрия Кожевина и мою Настю. И когда только я успела отвлечься!
Но вмешаться и отогнать наглую мелюзгу я не успела. Дима сам перекинулся в волка, и заслонив собой Настёнку с рыком двинулся в сторону мальчишек. Медленно наступая на них. Не прошло и секунды, как нападающие, низко склонив морды и тихонечко скуля, признали свое поражение и стали так же медленно пятиться назад. Еще бы! Волк Настиного защитника был на порядок выше и крупнее обидчиков. Мне самой стало не по себе! А Настя как ни в чем не бывало подошла к своему заступнику и положила ладошку на холку зверя.
— Настя, нет! — только и успела выкрикнуть я.
На что дочь повернулась ко мне и спокойно произнесла:
— Мама, это же мой Дима!
— Он сейчас не Дима! Он дикий зверь!
При этом «зверь» посмотрел на меня так осуждающе, что где-то на задворках моей совести тихонько заскребли кошки. Но затолкав их в самые глубины своего сознания, грозно посмотрела на «Диму».
— Вот обернется твой Дима обратно, тогда и будете играть.
— Мам, но как он обернется! — точно так же осуждающе посмотрела на меня дочь, стрельнув при этом на обрывки одежды на песке. Во взгляде дочери так и читалось: «Мам, думай прежде чем говорить!» — Мой Дима меня не обидит в любом обличье! Правда ведь, дядя Егор! — последнее она произнесла уже глядя мне за спину.
— Правда, правда, малышка! — раздался позади меня голос деверя, от которого по моему телу толпами, толкаясь и сбивая друг друга, поскакали мурашки. — Твой со всеми потрохами. Здравствуй, Жень!
Последнее было произнесено уже мне в затылок. Егор подошел так близко, что я ощущала не только хвойный аромат этого мужчины, но и тепло его большого и горячего тела. И только чудо останавливало меня от того, чтобы чуть податься назад, прислониться и узнать, каково это… быть в объятиях чужого, но такого желанного мужчины.