— Ты не сыпь вопросами, а делай, что велю, — тон Волка звучал неласково. — Пробуй.
Подозрительно поглядывая на него, настороженно опустилась головой на его подушку. И к ту же секунду, как я коснулась затылком подушки, руки Таора уже промяли подушку около головы, и он сам весь навис надо мной. Стало темнее — это мужская тень закрыла собой свет из окна. Сердце непроизвольно улетело в пятки.
— Цыц! — строго цыкнул в ответ на мое порывистое движение. — Не вертись, а слушай! Сегодня ты пошла за мной, даже не получив прямого указания Индира, просто поверила на слово. Несколько часов ты шла за мной через весь город как привязанная. Все видели. Я завел тебя в свой дом, предложил лечь на свою кровать, даже не старался. А ты послушалась.
Из глаз мужчины исчезла вся ленивая сытость, и сейчас сквозило острым жестким блеском. Сглотнула, ощущая как низкий тембр вибрирует совсем рядом, волной дотягиваясь до губ и расходясь по лицу. Слишком близко! Я видела как колюче смотрят на меня черные волоски небрежной щетины, чувствовала запах кожи и опять ощутила подавляющую силу, сквозившую от великородного.
«Не красней, не красней...»
— ...и вот ты лежишь на моей кровати уже подо мной. А я могу и продолжить. Говоришь, не будешь ни на что соглашаться? Сколько ты не будешь соглашаться? Часы? Дни? Я подожду. Говоришь, у дружелюбного Тирома нет шансов, большая девочка?
До меня, наконец, дошли его слова и как громом ошарашило страшное подозрение. А ведь он прав. Я ведь действительно не удостоверилась, не спросила ни Ирис, ни Индира, просто пошла за Таором. А вдруг он обманул меня? Теперь меня высекут. Как минимум... Если найдут.
— Так ты меня обманул?
Уже с ужасом я воззрилась на Таора. Он темно посмотрел на меня и сказал только одно:
— Да. Только что.
На первом слове сердце окончательно упало куда-то под кровать, а на втором и третьем — вернулось. Еще не в грудь, но в пятки.
Таор отодвинулся, выпуская меня. На его губах проявилась легкая усмешка.
— Поняла, супчик, как легко тебя уложить в тарелку?
Я вскочила как ужаленная, все еще соображая о старейшине. Отпрыгнула сразу подальше — к кухонной стороне. К чугунку поближе.
— ...поэтому без меня из дома даже нос не кажи, — Таор опять говорил серьезно, глянул на меня и хмыкнул. — Да отдал Индир тебя мне, отдал на поруки, я тебя попугал. Не мечись. И не трогай посуду.
— А зачем я этому Тирому? На что? — нервно воскликнула, не зная, верить или нет. — Вам что, своих женщин мало?
Он пожал плечами и сыто откинулся на лежанке, заложил руку за голову.
— Ты не понимаешь. Свои — это не то... — говорил уже с закрытыми глазами. — На Волчиц так не поохотиться. А ты не из нас, ничья, пахнешь как свежий обед. Достаточно, чтобы захотеть порезвиться. Просто спорт. Многим интересно стать первым среди своих. Индир сказал, что тобой заинтересовались трое. На самом деле хватит и одного, чтобы отхватить проблем. Мы живем охотой, привыкли загонять, привыкли сидеть в засаде терпеливо, сколько понадобится дней. И очень не любим промашки. Если кто присмотрелся, уж покараулит, не поленится... Момент всегда есть, надо только выждать...
Он зевнул. Голос звучал рассудительно, почти учительски.
— Скучно брать простую цель каждый день. Хватку теряешь. Иногда нужна сложность, преодоление... Охота — это жизнь. Интересная охота — интересная жизнь...
— Но если я у тебя, разве это не останавливает других...?
— На тебе нет метки. Значит, пока ничья, кто упустит — сам дурак. По хорошему тебя надо было без затей запереть в подвале на всю неделю, но Индир пожелал меня прищучить, — Таор зло усмехнулся, не открывая глаз. — Чтобы не расслаблялся. У него тоже свой интерес. У всех свой, супчик...
Он неразборчиво буркнул витиеватое ругательство. Что-то про ввинчивание непредназначенных для этого предметов в непредназначенные для этого места. Уловив, что ругательство адресовано старейшине, а не мне, я немного успокоилась и вернулась на свою лежанку, обдумывая ситуацию.
— А может ты меня незаметно отведешь к границе и все? Давай избавимся друг от друга? Если что, я скажу, что жила у тебя все те семь дней, а? Или скажешь, что убежала... А, нет, тогда тебя накажут... Тогда представим все, будто жила.Скажешь, что привязал к кровати, вот и не выходила. Я даже платье могу тут оставить... с запахом. Обставить все, будто я из дома не выхожу, потом сожжешь его, а я уже буду дома. Или меня будут проверять? Или тебя? А? Подумай.
Таор глубоко дышал, прикрыв глаза рукой.
Уснул?
Замолчала, настороженно присматриваясь к мощной фигуре мужчины. Раскинувшись на лежанке, он вольно откинул колено в сторону. Грудь мерно ходила вверх-вниз, от чего грубое сукно рубахи колыхалось. Рука скрывала лицо, из-под загорелого запястья торчал только упрямый щетинистый подбородок, да черные волосы слабо вились по серой подушке.
...где только что лежала моя голова.
«Дурацкий волк!» — я опять смутилась, обозлившись не на Таора, а сама на себя, понимая, как легко он меня уложил.
«Сама на поводу пошла — даже без повода!»
Настроения дремать после обеда категорически не было. Тихо ступая по доскам пола, я осторожно прокралась к двери и вышла наружу.
Глава 9. Злить не рекомендуется
На самом деле меня распирало негодование, да такое, что хотелось рвать, метать и грызть.
Если до сегодняшнего утра к роду Волка меня терзало что-то среднее между страхом и восхищением, то теперь, благодаря возмутительно-откровенным рассказам Таора, чувства резко сменились. Я рассердилась.
«Волки, волки, проклятые грубые, злые волки! Тактические у них цели! Старейшина этот с интересом! И свора эта, все они... За добычу, за дичь меня принимают, шерстяные тулупы?! Спорт у них... Я им покажу дичь! Первые обделаются. До финиша».
Тихо откровенно поругиваясь, я обошла вокруг дома, примечая и запоминая территорию. Дом Таора стоял на окраине города. Тропка к крыльцу за домом уже не продолжалась, начинался лес. Это мне на руку. Ступая по зеленой мшистой земле по хрустящим веткам, я внимательно смотрела под ноги и по сторонам. Осматривалась.
Я же травница, всякое знаю. Так-то со мной шутки плохи, можно животом заболеть. Как минимум. Злорадно улыбнувшись при виде знакомого кустарника, я остановилась.
Вот, например, крушина. Великолепное слабительное...
Колючки верхних прямых веток настороженно следили за небом, а зеленые глянцевые листья высокого куста смотрели приветливо, как бы здороваясь.
— Здравствуй, крушинка, — ласково сказала, погладила веточки. Ягоды на них висели малиново-зеленые, еще не спелые, а вот кора... Средство эффективное, бережное — если выдержать год. А если полениться, год не выдерживать, отовсюду польется не слабо и не мягко, век поминать будешь.
Недалеко росли кусты струпнина. Колючек на ветках нет, узкие листочки обманчиво мягкие, а между ними светятся белыми пятнами тонкие нежные цветочки. Кажется, что хороший кустик. А обломаешь его ненароком, коры коснешься или сорвешь цветок, и пойдут гулять по коже язвы, да волдыри.
Через несколько шагов на глаза попались алые ягодки, которыми у нас волчьими называют. Я улыбнулась, потянулась к ним. Красивые гроздья ярко качнулись на ветке, подзывая к себе. Манкий куст. В нем смертельно ядовито уже все: и ягода, и цветки, и кора, и листья. Лютый у этих ягод нрав, как у самих волков.
Мое оружие на земле растет и без ножа режет. Есть чем зубастым охотникам ответить.
Погуляв еще немного, я насобирала с десяток листьев да трав на чай, и немного на сложные случаи жизни. Совсем чуть: ни карманов, ни рук не хватало.
Корзину бы... В ней травы не сминаются, под ветерком не преют. Но пока приходилось обходиться карманами.
Немного пожевала мятных листьев, а затем поела ягод, жалея, что для них еще не сезон. Хотелось почувствовать на языке свежий вкус. Я же не Волк, чтобы одним мясом питаться.
Рассасывала кислую костяную ягодку, когда подозрительный шорох в кустах заставил оглянуться. Застыла.
Пусто.
Птицы пели безмятежно, деревья стояли мирно, кусты колыхались ровно. Внимательно обведя глазами лес, я шагнула дальше и чуть не упала, споткнувшись о нечто теплое, черное, бросившееся под ноги.
— Бояр!
Черный щенок, в холке ростом с половину меня, сидел рядом с невинным видом, высунув красный язык.
Опять волк!
— Нельзя под ноги бросаться! — с опаской пожурила я его и отступила в сторону. Волчонок игриво смотрел на меня желтоватыми глазами, но, когда я пошла дальше, опять прыгнул под ноги, не давая пройти.
— Отстань! Фу. Иди по своим делам! Мышей копай.
Он не слушался.
— Палка, смотри! — я подняла с земли ветку. Помахала ею перед носом, думая, что он начнет играть. Щенок поднял брови и... зарычал.
«Считает, что нападаю», — поняла. Испугавшись, с опаской отложила ветку.
Рычание смолкло.
Минут через пятнадцать разнообразных тактических действий, я поняла, что щенок не отпустит меня глубже в лес ни за какие коврижки. Таор подстраховался. Уйти от дома дальше, чем на сто шагов не выходило.
Как только я пересекала невидимую для меня границу, Бояр начинал бросаться в ноги, рычать, загоняя меня назад. Щенок не дал мне пройти к многообещающим зарослям лимонной травы, и не только к ней. Я и эускариот увидела издалека. Но подойти не смогла.
Обиженная и огорченная, я попыталась еще походить в компании черного пушистого засранца, но очень быстро вернулась к избушке. Там уже проснулся его черноволосый хозяин, который спокойно сидел на крыльце и сосредоточенно возился с тетивой арбалета. Уже при нем Бояр неожиданно прикусил меня за во время ходьбы за пятку так, что я подпрыгнула.
— Он меня укусил! — пожаловалась, потирая пострадавшее даже через ботинок место.
— Вкусно? — невозмутимо спросил Таор Бояра.
Щенок подлетел к Таору, улыбаясь во всю морду и потерся об ноги.
— Нельзя, Бояр, без зубов, — наставительно повторил ему хозяин, небрежно потрепав пушистую щенячью голову. — Хотела сбежать?