— Доставай уже свои целебные травки, — велел. — Исправляй, что натворила. Я устал чесаться.
Глава 13. О сложностях лечения злых волков
— Исцеляй меня, блоха.
Смущенно посмотрела на Таора и тут же отвела глаза. Раздевшись до пояса, Волк расслабленно раскинул ноги, развалившись на лавке, пока наблюдал, как я толку листья чистотела в кашицу. Одни листья вызывают зуд, другие убирают, таков Порядок. К сожалению, вызвать зуд гораздо проще, чем снять... Так что лечить его мне предстояло дня два.
— Опять что вытворишь, я юбку твою все-таки задеру, белье спущу, а теми цветочками зад твой белый натру, — голос Таора звучал беззлобно, но многообещающе. — Руки свяжу так, чтобы не достала. И буду смотреть, как ты пляшешь.
Такой детальной и уже явно продуманной угрозе я поверила, но все равно огрызнулась.
— Вообще-то я могла и пониже простынь натереть. Но не стала.
— О! Так я должен сказать «спасибо»?
— Ты должен понимать, что не надо меня сердить.
Ответом мне стал беззастенчивый мужской смех.
— Угрожаешь? — отхохотав, спросил смешливо.
Я нахмурилась.
— Предупреждаю. Ты сам сказал, что можно отвечать, когда умеешь ответить, — я припомнила ему эпизод с шишками и мальчишками.
— Сказал, — согласился. — Но тогда и я предупрежу. Имей в виду, ягодка, я без всяких травок могу тебе хоть сейчас натереть пониже так, что неделю сидеть не сможешь.
Широкой ладонью Волк смачно хлопнул себя по бедру и с силой потер.
Чувствуя, что беседа потекла в опасном нижнем направлении, я примолкла, Таор тоже больше ничего говорить не стал. Обмен предупреждениями прошел успешно.
Прикусив губы, оглядела зону воздействия. Знала я, как невыносимо может зудеть, не раз случайно цветы струпнина задевала. А вот, что мышцы могут быть такими широкими, угрожающе литыми — не знала. Оробев, задержала руку в воздухе, не решаясь коснуться Таора. Кажется, стоит дотронуться — и волк цапнет, оставив без руки.
— Начинай, — Таор поторопил меня, нетерпеливо почесываясь. Он подставил мне спину. Плечи и лопатки пострадали больше всего.
Набрав пальцами зеленую кашицу, с опаской приложила руку к его плечу. Ничего не произошло.
Начала растирать, осторожно размазывая зеленую кашицу сначала по плечам, затем по спине мужчины. Делать это надо бы чистой тряпицей, но у меня совсем ничего не было, приходилось пользоваться собственными пальцами. Вся перемазалась. Таор сидел смирно, а его кожа под рукой казалась горячей. Кашица оставляла на загорелой коже зеленоватые потеки.
Через минуту напряженные как дерево мышцы расслабились. Таор откинул голову и блаженно выдохнул.
— О, да... Еще... — он буквально постанывал. — Давно не было так хорошо. Вот здесь. И почеши. О-о-о.
Подставил мне широкую лопатку с длинным, давно затянувшимся шрамом. Я прижала к ней пальцы, втирая целебный сок, успокаивающий зуд.
— Отлично, девочка... Продолжай... Ещё-е..
Он так сочно постанывал от удовольствия, что мне стало смешно и приятно. Дело пошло.
— А-а-а, зараза... Хорошо... Что затихла? Лечишь, не молчи. Сколько можно молчать? — голос Таора прозвучал требовательно.
Странно, что молчун хотел общаться.
— А что говорить? — вынужденно спросила, не поднимая ресниц.
— Расскажи о себе, — с нажимом сказал. — Сколько у тебя братьев, сестер?
— Нисколько... Одна я.
— Так одна и живешь?
— С матушкой.
— А муж?
Несколько удивленная, пожала плечом, отмечая что спина Волка выражала любопытство гораздо больше голоса.
— Сбежал. Видать кровать не тем цветком натирала.
В профиль увидела, что Таор улыбнулся, помечая, что принял шутку за шутку.
— И все же... Да, вот тут... Где муж? — спросил настойчиво.
— Нет мужа.
— Умер?
Вопрос был бесцеремонен как Таор, но я даже не рассердилась. Одно дело, когда ты скрываешь беду, а другое — когда она становится достоянием общественности. В селе все знали. Я знала, что они знают и обсуждают, они знали... Все всё знали. Я привыкла об этом говорить.
— Ушел.
— А что так?
— Я бездетна, — легко ответила, усердно размазывая чистотел.
Во временем я привыкла говорить об этом именно легко. Так, чтобы и голос не дрогнул, и лицо не скривилось. А что? Правда ведь.
Трава — зеленая, корова — молоко дает, я — бездетна. У бывшего мужа уже появилось двое ребятишек, значит проблема во мне. Все пробовали: заговоры, молитвы, специальные отвары, даже позы. Не помогло.
У меня давно стало получаться говорить это без надрыва, без боли, без страданий. А вот те, кто слушал... Они столько не тренировались, поэтому начинали теряться, начинали утешать, убиваться, рассказывать истории о чудесном излечении, пытаться ободрить, советовать всякое... Больше из-за реакции собеседника, чем из-за собственных слов, я не любила обсуждать свою беду.
— Жаль, — так же спокойно как и я, ответил Таор. — Давно одна?
— Несколько зим уж, — кивнула, благодарная за ровный тон. Он не пытался ни сочувствовать, ни смотреть с жалостью. Неловкость тоже вроде не ощущал. Все-таки есть прелесть в общении со злым Волком — он не пытается быть человеком.
— Поворачивайся, — произнесла, закончив со спиной.
Таор развернулся на лавке. Меня тут же ошпарило взглядом. Грудь у него широкая, со шрамами, будто медведь когтями полоснул. Один шрам совсем свежий. Волоски с груди черной дорожкой уходили вниз, на живот, скрываясь под штанами. Резко стало неловко и жарко, будто от остывшей печи внезапно зажарило в полную силу.
Окунув пальцы в зеленую кашицу, потянулась обмазывать грудь. Под пальцами ощущались волоски, заставляя невольно краснеть. Травницы ведь лечат травами, не руками. Мы их примечаем, ищем, запасаем, готовим. Люди за лекарством к нам приходят, за настоями, отварами, и мы посильно помогаем им — знаниями в основном. Но, чтобы самим наносить... Такого опыта у меня не водилось. Даже мысленная матушка куда-то испарилась, оставив меня с мужчиной один на один.
Таор приподнял руку, разворачивая передо мной всю грудную клетку.
— Значит, с матерью живешь... Ходишь по лесу, собираешь корни, людей лечишь, — задумчиво произнес, сделал паузу и понизил голос. — Как тебе, нравится?
— Что?! — голос неестественно дернулся вверх, вниз, сдавая меня с потрохами. Будто в первый раз оглядела его плечи, грудь и сказала максимально небрежно. — Ты хорошо сложен. Но для меня это не имеет значения! Я не обращаю внимания на мужские гру... ру... фигуры! Совсем.
Он приподнял черную бровь. Янтарные глаза посмотрели на меня пристально, прямо. Я горела, я отчаянно врала. Нельзя, чтобы Волк лишнего подумал, да и не нужно, чтобы начал думать. Вдруг это пробудит в нем насильника? И вообще, пусть считает, что у нас все в селе такие... хорошо сложенные, а я их широкие грудные мышцы каждый день смазываю по два раза, уже насмотрелась и не реагирую.
— Важнее, чтобы добрый был, надежный... Заботился, — зачем-то добавила, одновременно спрашивая себя, почему открываю рот.
«Аса, миленькая, пожалуйста, вот возьми и прямо сейчас быстренько... заткнись, заткнись, заткнись!»
Уголки губ Таора еле заметно дрогнули.
— Я спросил, нравится ли тебе жить с матерью, ходить по лесу, лечить людей, — невозмутимо уточнил, не комментируя мой ответ. — Нравится ли твоя жизнь.
Кто-то невидимый плеснул кипятком мне в лицо. Я мысленно застонала.
«Мать земля...»
— А... Вроде нравится, — безнадежно ответила, мечтая, чтобы подо мной открылся погреб, я провалилась бы в его блаженную темноту, а сверху закрылась крышкой.
— «Вроде» значит... — яркие глаза откровенно смеялись, я знала, хоть и прятала свои. — Ну, вроде как, хорошо. И вот здесь.
Он повернул передо мной мускулистое предплечье со змеящимися под кожей синеватыми жилами. Вытерев мокрый лоб об собственное плечо, безропотно потянулась к бугрящимся мышцам. Капли зеленого сока щедро орошали лавку и мужские штаны. Казалось, что обоюдное молчание стремительно поглощает воздух, как голодный зверь кусками глотает свежее мясо.
— А тебе твоя жизнь нравится? — спросила, чтобы выгадать хоть немного воздуха.
— Вроде как, — ответил мне в тон. Его голос звучал с хрипотцой.
Помолчал. Кусая губы, я чувствовала, как великородный наблюдает за мной.
— Чесотка твоя и на живот попала. Смажь его тоже, — вежливо попросил, и в доказательство поскреб пальцами под ребрами. — Будь добра.
«Будь добра» Таор сказал немного недобро, с той своей твердой особенной вежливостью, отказывать которой настоятельно не рекомендуется. После невозмутимо расстегнул и спустил пояс штанов пониже пупка, почти полностью обнажив крепкий живот, похожий по очертаниям на каменную кладку. На коже красовались несколько уже побелевших шрамов.
Невидимый наблюдатель приготовил двойную дозу кипятка и со злорадным смехом облил меня им с головы до ног.
Чувствуя себя пылающей лучиной, спустилась рукой и на живот. Теплая кожа дрогнула под пальцами, мышцы напряглись. Я поняла, что не знаю, куда смотреть. На живот не могла, взгляд упорно сползал, хоть Таор и придерживал пояс штанов, рукой прикрывая смущающий обзор. Мысли стекли вниз, в голове зашумело, срочно захотелось пить. Тараща глаза, я молча начала соображать, как бы подумать о чем-нибудь непривлекательном и серьезном.
«Болезнь... Страдание... Корень... Нет, никаких корней! Болезнь... Недуг... Язвы... Строн... Палочка... Тьфу...»
На ум ничего не шло. Любые мысли скатывались по направлению ниже пояса, причем вперед и как-то вверх. Вцепившись в миску мертвой хваткой, я нервно ускорилась, зачерпывая и втирая чистотел в особенно энергичном темпе.
«Почему у него так много торса? Мой бы кончился давно... А это естественная выпуклость или уже больше чем естественная?»
— Раз мужчин нет, как справляешься? Как с охотой? — я с трудом осознала, что именно спросил Таор и расширила глаза, не ожидав настолько бесстыжего вопроса.