— Единственная ты у травницы дочь?
— Да.
— Значит понравилась ты моему Тиромчику...
— Он так говорит... — уклончиво согласилась. Нетерпеливо дергая под столом ногой, в меру своих способностей прилежно поддерживала вежливую утешительную беседу.
Она закрыла лицо ладонями и несколько раз содрогнулась. Я поняла, что Волчица плачет.
— Вы не переживайте так... Волки сильные, не люди же. Все с ним будет хорошо. Вот вчера при мне портниха в обморок упала, но в себя пришла быстро, даже жара не было. Будет сын ваш отвар пить, ему легче будет. Да? — я говорила, но она продолжила тихо рыдать. Не зная, что еще сказать, я похлопала рыдающую мать по шершавой руке. Волчица же со всхлипом развернулась и обеими руками крепко обняла меня, уронив голову на плечо.
«Ну, приехали».
Какая эмоциональная семья... Растерянно похлопала его мать по спине, с опаской коснулась русых волос. Кинув взгляд вниз, углядела на полу начиненные неприятной начинкой вчерашние пирожки.
«К Таору надо, а то он чего похуже начнет метать...»
Глядя на пирожки, я начала гладить женщину быстрее.
— Не плачьте, не плачьте вы. Все будет хорошо... Поправится он, обязательно. Молодой же Волк, конечно, скоро встанет. Я пойду, ладно?
— Сердишься на нас, обижаешься? — не отвечая на вопрос, сдавленно спросила Волчица, продолжая обнимать меня обеими руками.
Поняла, что мать беспокоится насчет жалобы в управу. Я бы тоже волновалась на ее месте.
— Нет, не сержусь. Он же заболел... Да и не сделал ничего. В болезни всякое вытворяют, голова-то кипит, не так работает... Жаловаться не буду. И Волку, с которым сейчас живу, постараюсь объяснить... — тут я душой скривила, потому что как остановить Таора, пока не представляла. — Не плачьте только. Вас как зовут?
— Вирана... Спасибо, спасибо! — Волчица продолжала рыдать. — Прости его, прости... Не ведал он... Не ведал!
— Да понимаю я... Вирана, вода закипела.
Через несколько минут объятия расстроенной Волчицы удалось расцепить, я поспешно попрощалась и выскользнула за дверь и уже там выдохнула.
«Свободна».
Все-таки вчерашняя прогулка вышла плодотворной. К дому Таора я вернулась без приключений, даже не заплутав. Прохожих встречала. Сторонясь их, нервничала, ускоряла шаг, одновременно умудряясь вежливо кивать издалека. Больше всего я боялась, что мне встретится какой-нибудь очередной неуравновешенный Волк с отбитым носом. Но обошлось. Странно, но прохожие и сами отшатывались от меня как от прокаженной. Гадая, что происходит, я почти дошла до дома, когда на очередном повороте на меня налетел и подхватил злой Волк.
Глава 22. Мужская правда, женская правда
Объяснения Таору не требовались, он ни о чем и не спрашивал: быстро провел носом по моей шее, груди и поставил на ноги. Разъяренное лицо не смягчилось. Человеческого в Таоре сейчас было так мало, что я бы сказала, что передо мной был не Таор, а только Волк. Зрачок сжат в крохотную точку, сощуренные глаза горели яркими огоньками, верхняя губа подрагивала в оскале. Кажется, единственное, почему он в ту же секунду не помчался дальше к Тирому — смесь нежелания тащить меня туда и сомнение, что я одна спокойно дойду до дома. Пользуясь секундами колебаний взбешенного мужчины, я цепко повисла на каменной шее и начала активно умолять.
Вопрос, как его встретить, решился сам собой.
— Таор, Таор, не надо к нему! — скороговоркой заговорила я, на цыпочках дотягиваясь до подбородка. — Тиром заболел, болен. Болен, понимаешь? Синие ногти, как у портнихи. Даже не чуял запаха. Не чуял тебя, говорил, что не чует! А потом в обморок упал, как портниха, помнишь? Она же бредила, юбку мне резала и Тиром тоже такой же! Он не в себе, у него синяя хворь, жар, бред.
Янтарный взгляд, который сейчас по остроте жжения напоминал вкручивающуюся в кожу раскаленную кочергу, угрожающе оглядел дорогу, а затем замер на моем лице, задержавшись на пострадавшем лбу. Та часть меня, которая ещё не перепугалась, восхитилась разящей от великородного подавляющей силой. Ноги начали слабеть и подкашиваться, но язык, к счастью, не отнялся.
— На лоб не смотри, я ушиблась, когда он в обморок падал. Тиром меня не трогал! У него тебе нечего делать, даже бить некого. Он уже лежит, уже упал. Все. Бессознательное тело. С ним его мать, она ему отвар пырея делает. Ты же не будешь бить больного или его мать? Со мной все в порядке. Пойдем домой? Пойдем!
Я надеялась, что Таор меня слышит, а может даже думает над словами. На случай если не слышит, не думает, а просто смотрит, схватилась за него покрепче, теснее прижимаясь к твердому напряженному телу.
— Мне он ничего не сделал, совсем. Даже не коснулся, — я не стала уточнять про моменты, когда меня увозили и тащили. — Ни поцелуя. Он бредит, правда. Тирому надо лечиться, давай оставим его в покое и...
— Защищаешь его? — прорычал злой Волк.
«Нет, не слушает...»
Осеклась, даже не ожидав подобного вопроса.
— Нет, нет! То есть немного «да», ты же сильнее, — поправилась, — ты его на клочки порвешь. От смерти, получается, защищаю. Но что будет с тобой если порвешь? Я за тебя боюсь! И... как бы защищая его, защищаю тебя, — вывела.
Таор недобро моргнул. Я чувствовала как вздымается под руками выпуклая грудь от клокочущей внутри нее ярости, и напевно продолжила уговоры, аккуратно подтягивая мужчину на разворот с дороги. По ощущениям это напоминало попытку развернуть дерево. Он никак не разворачивался.
— Ты же ходил, устал? Пойдем домой! Да? А я... А я... Таор, тебя же намазать надо чистотелом! Мы вчера вечером пропустили, это нехорошо, вредно для кожи. Обязательно надо, у тебя еще ведь чешется спина, грудь?
Осторожно погладила его через рубаху. Глаза оставались злыми, губы искривленными. А вот мужское плечо под рукой неопределенно, но обнадеживающе шевельнулось.
«О!»
— Значит зудит? — ещё раз робко вопросила. — Идем назад. Пошли? Чистотела соберем по пути... Вернёмся, я его разомну, ты разденешься, я нанесу...
Слово «разденешься» подействовало на Таора благотворно. На нем он позволил себя развернуть, продолжая сверлить меня взглядом и страшно молчать.
Обнадежившись, я повторила хорошее слово:
— Разденешься, я тебе чай сделаю и... А-а-а-а!
Железная рука подхватила меня под бедра, и вот я опять животом на мужском плече. Таор молча развернулся к дому.
Пытаясь удержаться в относительно горизонтальном положении, уперлась ему в спину.
— Я могу дойти сама... Ногами... — осторожно напомнила.
В ответ Таор что-то прорычал. Осознав, что мужчина пока не готов к диалогу, я притихла, качаясь на плече. Нес он меня без усилий, зачем нес — не знаю. Тайна загадочной мужской души оставалась нераскрытой. Может ему сейчас очень нужно кого-то нести? Я надеялась, что это добрый знак.
По дороге нас догнал Бояр, который молча побежал за хозяином, клацая когтями по дорожке, и расстроенно-виновато поглядывал на меня снизу желтыми волчьими глазами.
— Не огорчайся, — сказала я Бояру. — Я знаю, ты сделал все, чтобы защитить.
— Нет, — ответил мне вдруг Таор. На крыльце он поставил меня на ноги. — Не все.
— Я так не думаю... — растерянно сказала.
Он еще некоторое время хмуро смотрел на меня, а затем прихватил за пояс и одним махом вдвинул в себя, оттесняя в дом. Заставляя отступать, не отводил горящего взгляда, не позволял отстраниться. Несколько шагов назад и подо мной оказалась кровать. Навалившись сверху, Таор прихватил меня за запястья, завел их за голову и жестко, собственнически впился в губы. Мое маленькое «но», робко вырвавшееся изо рта, было вмиг сметено с пути, уничтожено и поверженно. Плененная подавляющей силой, я не сразу поняла, что происходит. Когда поняла, уже было поздно. Подергав руки, обнаружила, что Таор стянул мне запястья собственной рубахой, надежно привязав к изголовью лежанки.
— Зачем...? — еле выговорила, когда он отстранился.
— Отдохни. Я скоро, — единственное, что сказал.
Сверкнув янтарем глаз, злой Волк вышел, не оглядываясь. Сердце сжалось: остановить или вразумить его не получилось. Я слишком хорошо понимала, к кому и зачем он направился.
— Нет, Таор, нет! Не надо! Пожалуйста, вернись! Я же говорила, он болен! Таор!
***
Окна двухэтажного крепкого дома тихо задребезжали, предчувствуя беду. Через мгновение в одно из них влетел камень, вдребезги разбивая стекло. С тоскливым стоном осколки осыпались вниз.
— Тиром! — раздался под окнами злой рык. — Тиром!
Выпрыгнувший из-за угла бурый волк низко зарычал, пригибаясь к земле, но без команды наброситься на великородного не посмел.
— Тиром! — не обращая внимая на зверя, Таор подкинул на ладони второй камень.
Вместо сына наружу выскочила Вирана. Широко как птица, она замахала руками, накидываясь на гостя.
— Иди отсюда, иди! — женщина с силой толкнула Волка в грудь несколько раз, пытаясь прогнать со двора. — Не было ничего! Не было, говорю! Заболел он, не почуял, знаешь же!
Разговаривать с женщиной Таор был не настроен. Проникновенная беседа на тему «пойми и прости» — для тех, у кого нет ничего, кроме слов. А слова учат плохо и запоминаются гораздо хуже кулаков, любой нормальный мужик знает.
Но матери, защищающей сына, это не объяснить. Да оно и не нужно.
Даже не глядя на Волчицу, Таор одной рукой легко отодвинул ее и позвал еще раз:
— Тирр-р-ом!
Теперь зов увенчался успехом. В дверях показался всклокоченный Тиром. Достаточно было взгляда, слов не требовалось. Оскалившись, Волки сорвались с места, кинувшись друг на друга.
Они мгновенно сбили друг друга с ног. Тесный клубок из спутанных тел покатился вздымая комья земли и огрызки травы. Вирана завизжала. Схватка оказалась стремительной. Заломав Тирому обе руки назад уже через несколько секунд, Таор сидел сверху, придавив поверженного коленом к земле. Выгнувшись луком, Тиром взвыл от боли. Страшная улыбка черноволосого Волка свидетельствовала, что сейчас раздастся приятный ему звук: хруст рук, вывернутых из плечевых суставов.