«Что, собственно, и нужно было сделать», – подумала Майя, а вслух сказала:
– Не обольщайтесь. Я далеко не такая добрая и пушистая, как вам кажется. Просто я испугалась, когда услышала этот телефонный звонок. Думала, что-то случилось с мамой. У меня от сердца отлегло, когда я поняла, что моя мама здесь ни при чем… Я обрадовалась… Поэтому и не успела разозлиться.
Они вошли в лифт, и Арсений нажал кнопку нужного этажа, на этот раз не ошибившись. Лифт послушно пополз вверх.
– Температура высокая? – поинтересовалась она врачебным тоном уже на пороге.
– Тридцать восемь и две. Но это было полчаса назад. Я дал ему аспирин, и сейчас она, кажется, немного упала. Только живот болит по-прежнему…
– А вот аспирин вы дали ему напрасно. Лучше бы дали парацетамол. Или свечи жаропонижающие. Аспирин раздражающе действует на слизистую оболочку желудка.
– Я… не знал, – ответил он таким тоном, что его стало жалко.
– Да не переживайте так. В любом случае одна таблетка аспирина – это не смертельно… Ну, где наш больной?
Федька лежал на кровати лицом вниз, перевернувшись на живот. Влажные волосы торчали на голове слипшимися вихрами, тонкая и белая, абсолютно несчастная рука свисала вниз до самого пола. И эту тонкую, белую и беспомощную руку было жалко до слез.
«Если бы это был мой ребенок, я бы умерла от жалости», – подумала Майя, остро ощутив это чувство всепоглощающей тревоги, которое витало в комнате вместе с запахом лекарств.
Арсений потоптался некоторое время возле кровати, по всей видимости, не решаясь разбудить заснувшего Федьку.
– Да не будите вы его, – шепотом сказала Майя. – Не надо. Просто переверните на спину, я посмотрю живот… Я осторожно посмотрю, он даже и не проснется… Ну-ка отойдите… Я сама…
Арсений Волк с некоторым недоверием взглянул на Майю и все-таки отошел от кровати на шаг. Но продолжал стоять рядом, внимательно контролируя процесс.
Федор был весь влажный и ужасно горячий. Руки не успели еще отогреться от ночной весенней прохлады – они будто попали в раскаленную печку, когда Майя к нему прикоснулась. Он тут же приоткрыл глаза, сощурившись от яркого света.
– Спи-спи, – взволнованно прошептал над ухом Арсений.
– Привет, – сказала Майя и улыбнулась.
– Привет, – ответил Федор и улыбнулся тоже, только улыбка у него получилась вымученной и совсем не веселой.
Живот, как она и предполагала, был совсем мягкий. Никаких уплотнений, свидетельствующих о наличии серьезных внутренних воспалений или повреждений, не было.
– Болит, – простонал Федор.
Арсений с тревогой во взгляде наблюдал за каждым ее движением.
– Это как же ты умудрился, приятель, проглотить такое количество ваты, что у тебя даже заболел живот?
– Не знаю, – слабым голосом ответил Федор и безнадежно поинтересовался: – Вы меня теперь в больницу отвезете, да?
– Не отвезем, не бойся. Мы тебя здесь, дома, будем мучить.
– Она шутит, Федь, – снова где-то рядом прохрипел взволнованный папаша.
Майя подняла глаза.
– И ничего я не шучу. Помолчите, пожалуйста, папочка, когда с ребенком врач разговаривает.
– Она шутит, пап, – раздался слабенький голос Федора.
Майя нахмурилась:
– Вы что это, сговорились, да? Сговорились? Сказала, буду мучить, значит, буду, и точка. А не желаете – значит, ищите себе другого врача.
– А как вы будете меня мучить? – бесстрашно поинтересовался Федор.
– Всячески! – все так же грозно ответила Майя. – Для начала отведу тебя в ванную… И заставлю выпить два литра воды.
– Два литра?
– Нет, три литра!
– Три литра?!
– Нет, четыре! Поднимайся!
– Я его отнесу, – тут же снова образовался на горизонте Арсений. – Только четыре литра – это слишком много… Он же… лопнет!
– А вы отойдите, – усмехнулась Майя, вспомнив известную фразу из рекламного ролика. – И намешайте нам, пожалуйста, слабого раствора марганцовки… Литра два для начала… Есть у вас марганцовка?
– Марганцовка есть! – обрадовался Арсений. – Есть точно, я в аптечке видел!
– Вот и намешайте. Да побыстрее! И смотрите, чтоб кристаллов нерастворенных не осталось. И чтоб светлого цвета раствор был, ненасыщенный…
– Ненасыщенный, – повторил по дороге Арсений. – Да, конечно, я знаю… Я делал уже однажды такой раствор… Только тогда…
На этот раз промывание желудка прошло гораздо быстрее и успешнее – злополучные ватные тампоны извлекли, и Федька, весь красный, с опухшими глазами и носом, был транспортирован обратно в кровать. Прежде чем Арсений его уложил, Майя заставила сменить постельное белье на сухое.
– Вот так вот, – удовлетворенно сказала Майя, наблюдая за тем, как Арсений снова укутывает сына одеялом. – И перестаньте вы его в одеяло заворачивать! Он и так весь горит, зачем вы ему этот горячий вакуум создаете?
– Так ведь нужно же потеплее… – растерянно пробормотал Арсений и уставился на нее с недоверием.
– И ничего такого ему сейчас не нужно. Просто накройте его одеялом, и все. Иначе он у нас так никогда не остынет…
Арсений почему-то замер после этих слов.
Отпустил одеяло, выпрямился и уставился на Майю такими глазами, как будто она только что, вот прямо сейчас, спрыгнула с Луны и приземлилась прямо у него в квартире.
«Странный», – в который раз за время недолгого знакомства подумала она.
– Вы чего это… на меня так смотрите?
– Я… – пробормотал он растерянно. – Я просто… Вы просто…
– …он просто, они просто! – перебила Майя. – Наречия, к вашему сведению, в русском языке не спрягаются!
– Откуда вы знаете? – спросил он серьезно. – Вы ведь в медицинском учились, кажется, а не…
– Пап, она шутит, – вставил Федор. Взгляд у него немного повеселел.
– Вот ребенок даже догадался, – усмехнулась Майя. – Я у вас спросила, почему вы на меня уставились. А вы вместо ответа начали спрягать наречия. Их, кстати, в школе проходят. В четвертом классе, а не в институте.
– А что такое наречия? – снова раздался тихий голос «пациента».
– У тебя живот прошел? Не болит уже? – поинтересовалась она, махнув рукой на бестолкового папашу, у которого, кажется, вследствие повышенного беспокойства безвозвратно разгладилась большая часть мозговых извилин.
– Все равно болит. Но уже не так сильно.
– Понятно. Тебе в школе таблетки давали какие-нибудь?
– Давали, – немного подумав, вспомнил Федор. – Только я не знаю какие.
– Понятно. А желудочный сок давали?
– Как это?
– Значит, не давали. И напрасно. При стоматите секреция желудочного сока сильно понижена. У тебя, Федор, элементарное раздражение слизистой оболочки желудка. От съеденной таблетки и ваты, намазанной антибактериальной мазью.
– Это опасно? – снова встревожился за спиной Арсений.
– Это не опасно, – успокоила Майя. – Но боли все же лучше снять. Ему сейчас нужно заснуть и выспаться как следует. А с больным животом он не заснет. Какое-нибудь болеутоляющее в ампулах есть у вас? Баралгин, к примеру?
– Кажется, был в аптечке, – неуверенно ответил Арсений.
– И еще какая-нибудь смекта или альмагель… Что-нибудь обволакивающее для желудка есть?
– Есть, это точно есть, сам видел только что…
Арсений умчался куда-то в далекие дали своей невероятных размеров квартиры, а Майя присела на краешке кровати в ожидании.
– А вы мне не сказали… Что такое наречия? – снова поинтересовался Федор, внимательно разглядывая ее снизу.
Майя улыбнулась. Забавный все-таки он был, этот мальчишка, и глаза у него удивительно живые. Хорошо, что ничего серьезного с ним не случилось…
– Наречие – это такая часть речи. Проще говоря, это такое слово, которое отвечает на вопрос «как?». Вот, например, слово «хорошо» – на какой вопрос отвечает?
– На вопрос «как», – немного подумав, радостно сообщил Федька.
– Молодец, – похвалила Майя. – Значит, слово «хорошо» – это наречие!
– Точно, – улыбнулся Федор. – А еще бывают наречия?
– Бывают, конечно. Их целая куча, они везде. Вот, например, в нашей комнате… Лампа на потолке светит… как?
– Ярко! Еще одно наречие!
– Правильно! А ты вот одеялом укрылся, и тебе под одеялом… как?
– Тепло! Жарко! Ой, я целых два наречия сразу придумал!
– Молодец, – снова похвалила Майя. – Видишь, какой ты умный ребенок, программу четвертого класса в семь лет осваиваешь запросто…
Федька сиял от гордости. Майя с трудом сдерживала улыбку: ситуация требовала от нее сохранять серьезный вид. Будь он сейчас здоровее, наверняка забавлялся бы игрой в наречия до самого утра, пока не наскучит.
Когда в комнату прибежал радостный отец, Федор уже лежал с абсолютно безучастным видом и тоскливо смотрел в потолок.
– Вот. – Арсений выложил на прикроватную тумбочку целый ворох лекарств. – Все есть, то, что вы просили, Майя! И даже одноразовые шприцы! Целых семь штук!
– Больше одного вряд ли понадобится. – Она мигом остудила его пыл и принялась внимательно изучать упаковки с лекарствами.
Баралгин в ампулах был давно просроченный. И порошок смекты был тоже просроченный. Больше года назад.
– Вы это откуда, из бабушкиного сундука принесли? – полюбопытствовала она. – Дату изготовления на упаковке видели?
– Черт! – выругался Арсений и поскреб пятерней затылок.
– И нечего здесь ругаться. Лучше подумайте, где у вас поблизости аптека круглосуточная?
– Так сейчас ведь, кажется, почти все аптеки круглосуточные…
– Почти все, – согласилась Майя. – Но не все.
– Здесь недалеко есть одна, я точно знаю. Два квартала всего… Точно, есть круглосуточная аптека! Мне пойти туда, купить лекарства, да? Баралгин и… эту, как там ее, смекту, да?
– Какой сообразительный у тебя папа, – усмехнулась Майя, отводя взгляд и обращаясь к Федору. Она с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться: вид у взрослого мужика Арсения Волка был абсолютно детский, а его исполнительность подкупала до слез. – И шприц одноразовый не забудьте. Эти, из бабушкиного сундука, судя по всему, использовать рискованно…