ется, на самом деле они более открытые, прямодушные и менее стеснённые в чувствах, чем мы, но почему-то на уроках всё по-другому.
– Надо же, – усмехнулся Истаккальцин. – Вот видишь, не всё так плохо. Знаешь, Несауальтеколотль, ты слишком ответственный, боишься больше, чем следует. Подожди. Всё будет как надо. Время на твоей стороне. Боги покровительствуют нашим начинаниям. А тебе стоит научиться понимать, чувствовать варваров, предугадывать их мысли. Познакомься с кем-нибудь из учеников поближе, можешь поговорить один на один. Помни, никаких телесных наказаний без особой нужды. Они же всё-таки наследники текутли. – Хозяин Белого Чертога покачал головой и взглянул в глаза юному жрецу. – Я понимаю, проблемы есть, но мы их предвидели. И у тебя впереди ещё много-много дней. Думаю, ты их решишь постепенно. Да, и последнее, сделай время занятий не таким большим, как сейчас. И ты, и парни сильно устают. Дай ребятам больше времен на отдых, оттого успехов будет только больше. Всё, можешь идти, Голодная Сова. Да поможет тебе великий Тескатлипока.
Неожиданная поддержка от первосвященника придала наставнику варваров уверенности. Однако непривычная работа всё же очень выматывала возжигателя копала. Постоянное общение с таким большим числом людей буквально опустошало жреца к концу дня. Тело становилось слабым, руки безвольно повисали, ноги уже не шли, а едва волочились по мостовой. Делать ничего не хотелось. Глаза закрывались сами собой и слезились при попытках разжать смыкающиеся веки. Свет вызывал неприятную резь и назойливое жжение. Будто ученики вытягивали из жертвователя всю энергию без остатка. Несмотря на усталость, сон долго не шёл, а если и удавалось заснуть, то неглубоко и ненадолго.
Каждый вечер незадолго до сумерек Несауальтеколотль отправлялся к пирамиде. К тому времени строительные работы обычно завершались. Он ставил перед собой жаровню с тлеющими угольями, садился к краю ступени и подолгу смотрел на затопленный лес через тонкие струйки дыма. Мысли уносились далеко-далеко, звуки города растворялись в воздухе и не беспокоили вымотанного за день человека. Сгорбившись и уронив голову на грудь, он уходил весь в себя. Священник совершенно не замечал, что за ним наблюдают.
После уроков сыновья касиков не знали, чем заняться. Ученики или праздно слонялись по городу, или бездельничали в своих комнатах. Один из них по имени Чикуатемок как-то увидел учителя, грустно глядящего в закатное небо. С тех пор Нисходящая Сипуха (так переводилось его имя) стал каждый день приходить к храму и всякий раз заставал служителя на одном и том же месте, подавленного и совершенно безрадостного. Молодой воин воспитывался в большой крепкой семье вождя, в которой все члены неизменно поддерживали друг друга. Когда много людей живут в доме, где всего одна комната, совершенно невозможно понять всех прелестей уединения. Юноше и в голову не приходило, что можно стремиться к одиночеству, такое поведение показалось простодушному лесному жителю проявлением некой ужасной скорби. Не привыкший оставлять соплеменников в беде, он счёл своим долгом вмешаться.
И вот парень забрался на строящуюся платформу, подошёл сзади к жрецу и окликнул его. Священник вздрогнул от неожиданности и повернулся. Увидев одного из своих воспитанников, возжигатель копала не на шутку испугался. Неужели его застали врасплох? Но варвар не нападал. Жертвователь пристально посмотрел на юношу: прогнать ли его или попытаться понять, в чём дело. Чикуатемок был хорошо сложен и выглядел крупнее Несауальтеколотля. Тоуэйо носил лишь один кожаный набедренник – производство ткани в городе так и не наладили. Красавцем назвать его было нельзя. Однако правильное мужественное лицо выглядело приятным, хоть грубые черты и напоминали отрезанные заступом земляные пласты. Несмотря на угрожающий вид, тёмные глаза казались добрыми, оружия в руках не видно. Служитель понял, что опасности ожидать не стоит.
– Чего тебе? – бросил он, демонстрируя неудовольствие.
– С вами всё хорошо, учитель? – участливо спросил наследник касика, тщательно выговаривая слова, и подошёл ближе.
Пока Несауальтеколотль соображал, как лучше ответить, тоуэйо опустился рядом с ним и сел, скрестив ноги. Такой наглости жрец потерпеть не мог, но ведь дикарь есть дикарь. По крайней мере, собеседник настроен вполне миролюбиво, и совершенно несправедливо будет его выгнать – может и обидеться. В то время как обезоруженный прямотой подопечного наставник пытался сообразить план действий, ученик успел задать ещё несколько вопросов. Возжигателю копала ничего не оставалось, кроме как ответить. Вот так, слово за слово, завязался разговор. Жертвователь уже мысленно распрощался с вечерним отдыхом и оправдывал собственную слабость тем, что сейчас он выполняет распоряжение мудрого Истаккальцина.
Парнишка старался, напрягал память, ошибался, исправлял, импровизировал. Такое рвение не могло не нравиться преподавателю. Наконец-то неимоверные старания оказались вознаграждены. Избранник богов смог перевести тему с обсуждения его чувств на проблемы, волновавшие воспитанников. Оказалось, ребята восхищены увиденным в городе. Наследникам касиков нравится учиться, но они порой стесняются демонстрировать собственные знания и очень-очень боятся допустить оплошность. Уж лучше промолчать – так они считают. «Удивительно, – думал Несауальтеколотль, – сколько времени я провёл в попытках угадать, какие мысли посещают юных тоуэйо. А стоило только спросить их самих, как всё становится ясным, как день». Несмотря на усталость, жрец продолжал разговор, хоть диалог и начался против его воли. Теперь же служителю культа стало самому интересно узнать мнение Чикуатемока. Жертвователь изучал собеседника и старался собрать как можно больше сведений, которые могли бы помочь в дальнейших занятиях.
Проговорили до наступления темноты. Жаровня к тому времени погасла. Глаза предательски слипались. Странный осадок остался после общения с лесным жителем. С одной стороны, никакого отдыха не получилось, с другой, возжигатель копала выяснил много такого, о чём раньше даже и подумать не мог. Перевешивает ли одно другое? Возможно. Но всё же молодой варвар сильно утомил священника.
На следующий день всё повторилось. Видимо, воину из далёкой деревни понравилось общение. Будущий касик, казалось, не замечал того, что его присутствие наставнику в тягость. А Несауальтеколотль останавливался всякий раз, как внутреннее недовольство подсказывало прогнать незваного гостя. Подкупала открытость и непосредственность тоуэйо. Чикуатемок рассказывал о чём угодно, живо интересовался происходящим вокруг, выкладывал впечатления об увиденном за день. Парень искренне удивлялся и задавал вопросы, которых бы жители города, скорее всего, постеснялись. Он выжимал всё из своего знания языка, а когда не мог высказать мысль, то начинал отчаянно жестикулировать или описывать фигуры в воздухе. Жрец только улыбался и похохатывал в кулак. А подопечный спрашивал, отчего учитель смеётся. Оказалось, юноша прибыл из дальней деревни Атокатлана, находящейся более чем в дне пути от Тламанакальпана. Жило там около двухсот человек. Люди в основном мирные, но приходилось постоянно обороняться от враждебных соседей. Самому сыну вождя уже не раз приходилось сражаться. Он с гордостью показал шрамы на руке, ноге и груди. Но правление Уэмака приняли без сопротивления, будучи наслышанными о военных успехах тлатоани. Конечно, были и противники решения, но всё же большинство из совета племени высказалось за новый порядок. Так как присоединение прошло гладко, чиновники назначили весьма скромную дань. Зато теперь кругом воцарилось спокойствие. Окрестные селения тоже вошли в состав державы. С тех пор конфликтов не возникало.
Вечерние встречи теперь повторялись ежедневно. С каждым разом Чикуатемок становился всё менее скованным и более естественным. Молодой воин называл жертвователя другом, видимо, понимал, что их разделяет от силы два года, и считал общение на равных приемлемым. Возжигатель копала не возражал. Только в последнее время он смог признаться себе: разговоры с назойливым тоуэйо доставляют ему удовольствие. И когда новый товарищ задерживался, Несауальтеколотль начинал волноваться, высматривая высокого широкоплечего парня среди мельтешащих у основания пирамиды людей. Служитель часто задумывался о происходящем. С самого детства он рос нелюдимым, играм с мальчишками предпочитал уединение. Будущий священник часто прятался ото всех и даже сбегал из дома. В школе кальмекак с ним никто и не пытался связываться. Нелюдимый чудак не вызывал доверия. Лишь только особый дар разговоров с великими заставлял с ним считаться. За всю жизнь никто, кроме, пожалуй, родителей, не интересовался его делами, не стремился поделиться своими мыслями, не спрашивал ни о чём. Но теперь жрец понял, как же он нуждается в человеке, с которым можно вот так просто вести беседы.
Теперь они не просиживали все вечера на платформе. Приятели ходили по строящемуся городу и гуляли по окрестностям. Варвара особенно интересовали культовые практики. Одно упоминание возможности общения с богами, созерцания детей Дарителя Жизни повергало воспитанника в трепет. Он просил показать хоть одно заклинание, но Несауальтеколотль всё время отказывался, говоря, что, если применять силу великих без нужды, они обязательно лишат незадачливого колдуна сверхъестественных способностей. Тёмные искусства – драгоценный дар, и распоряжаться им нужно столь же экономно, как ювелир расходует золото и серебро. Недаром Тескатлипоку зовут Йоуалли Ээкатль и Тлоке Науаке[67] – он всегда рядом и видит каждый поступок.
Всё-таки однажды возжигатель копала решился показать ученику тайный ритуал. Смеркалось. Друзья, никому не сказав, отправились на одинокий остров, тот самый, где изгнанники приняли покровительство Таинственного Владыки. Страшное место. Казалось, голоса мёртвых разносятся в ночном ветре. А следы погребальных костров всё ещё виднелись среди травы. «Земля здесь пропитана кровью», – прошептал спутнику избранник богов. У корней уходящего в небо кипариса поставили фигурку Тлауискальпантекутли.