– Йоуальшочитль, – строго сказал Чикаутемок. – Я недавно дарил тебе кечкемитль. Иди и надень немедленно. Тебе нельзя показываться в таком виде перед господином из Тламанакальпана.
Дочь вождя одарила юного воина недобрым взглядом, но встала и ушла. Через некоторое время она вернулась в новенькой, наверняка надевавшейся всего пару раз накидке. Очаровательные губки сложились в ироничную улыбку. Ещё раз продемонстрировав неудовольствие брату, Ночной Цветок перевела взор на Несауальтеколотля и начала с любопытством рассматривать жителя далёкого города, словно диковинное животное в царском зверинце. Нисходящая Сипуха представил их друг другу. Столичный посланник произнёс приветствие, подобающее случаю. А юная особа не нашла ничего лучше, как заявить: «У тебя красивые перья», чем вызвала взрыв хохота у всех за столом.
Парень почувствовал внимание сестры друга. Возжигателю копала стало крайне неудобно. Всем духовным лицам Ойаменауака и Тламанакальпана, кроме верховных жрецов, запрещалось иметь какие-либо связи с женщинами. Дома Голодная Сова всегда мог подавить любые проявления страсти, исполняя обязанности по службе и общаясь с богами. Коме того, девушки обычно сами не подходили к жертвователям, кроме служительниц культа, но те знали, как себя вести. Здесь же всё оказалось не так, как в столице. Другие люди, иное поведение, непохожий стиль жизни. Какая пропасть между сдержанными и чопорными, гордящимися каменным сердцем и внешней непроницаемостью сородичами и не скрывающими чувств и интересов тоуэйо! Молодой священник чувствовал себя так, будто оторвался от корней. Никто, кроме него самого, теперь не мог сдержать запретные желания, некому ни остеречь, ни одёрнуть его. А сам посланник тлатоани оказался не в состоянии контролировать собственные действия без постоянного давления извне. Как велик соблазн дать волю чувствам, когда никто точно не узнает и не сможет наказать. Дыхание участилось, сердце забилось быстрее. Пот выступил на лбу не столько от жара горячего мяса, сколько от стыда и смущения. Смотрел ли Несауальтеколотль на Йоуальшочитль? Да. Правда, не так прямо, как та, но украдкой. Юноша ловил каждую возможность, когда можно было ненароком скользнуть взглядом по густым чёрным волосам, игривому лицу, проступавшему под кечкемитлем силуэту груди, которую ещё недавно он видел безо всякой накидки. Как же хочется коснуться пальцами бархатистой кожи, провести ладонью по изящному изгибу талии и бёдер, охватить, стиснуть… Нет, прочь дурные желания! Так дальше продолжаться не может. Нужно собраться, взять себя в руки. Голодная Сова опустил глаза в тарелку. Парень весь ушёл в тревожные мысли и не слышал разговора за столом. Если бы его сейчас спросили о чём-то, он, к своему стыду, не понял бы и не смог ответить. Интересно, заметила ли Ночной Цветок стеснение дорогого гостя? Наверное, нет, мало ли как ведут себя за едой там, в далёком городе.
Тем временем добрая Тоналлашочиатль умилялась скромностью и немногословностью жреца. Показывая пальцем на священника, женщина рассказывала мужу о том, какой он тощий, как и Чикуатемок, и как надо хорошо их кормить, а то вконец исхудают. Куаутлапочин согласно кивал жене и не пытался возражать, а та подкладывала мужчинам всё новые и новые куски тушёного мяса, а также свежеприготовленные тортильи. Сын вождя попытался урезонить мать. Но та отмахнулась и сказала: «Там у них в городе пусть ведут себя как хотят, а здесь у собственного очага я – хозяйка. Здесь моё место. Я уже старая женщина, в Тламанакальпан не поеду, а тут меня всё равно уже бесполезно чему-то учить», – и рассмеялась.
После ужина молодой воин проводил гостя до его хижины. Ночью улицы обезлюдели, дневная суета сменилась абсолютным покоем и безмолвием. Ни одного огонька не видать. У самой двери дома, помня о неловком положении приятеля за едой, Несауальтеколотль сказал: «Знаешь, а твоя мама просто чудесная. Передай ей ещё раз большое спасибо». Друзья попрощались и договорились встретиться завтра утром на строительстве пирамиды.
Глава 6. Недобрый взгляд
Голодная Сова буквально валился с ног. Столько событий за один день: схватка с крокодилом, прибытие в деревню тоуэйо, встреча с товарищем, знакомство с вождём, его доброй, вечно смеющейся женой и красавицей-дочерью, да и о местной кухне забывать не стоит. Собак ели и на родине, но местные травы и плоды молодой мужчина ещё никогда не пробовал. Обессиленный, но довольный, жрец сел на циновку в углу, сбросил сандалии, разделся и удобно свернулся калачиком под собственным плащом. Засыпая, парень думал о матери, она осталась далеко в Ойаменауаке. Гордая и властная женщина, потомственная аристократка, такая холодная не только к окружающим, но и к собственному сыну, не могла позволить себе даже улыбки на лице. Несауальтеколотль, кажется, ни разу на слышал её смеха. Вместо ласки и сочувствия – строгость и наказания. И ходила она всегда в чисто белых юбке и уипилли, считая цветные наряды вульгарными и подобающими низменному люду. Никаких вестей от семьи не приходило, ведь Тламанакальпан, понятное дело, не поддерживал отношений с Ойменауаком. Юный жертвователь искренне надеялся, что Кецалькойотль ничего не сделает с его родными. Они ведь даже и не знали о решении сына отправиться вместе с изгнанниками. А мама Чикуатемока совсем-совсем другая. Наверное, от такой уходить было бы труднее. Вскоре мысли стали всё более тягучими и неясными. Сон овладевал разумом, поток сознания иссяк.
Посреди ночи служитель внезапно проснулся от ужасной боли. Будто кто-то невероятно сильный сдавливал затылок, стараясь расколоть череп. Парень инстинктивно сел на циновке и схватился за голову. В ответ на движение в темя словно вогнали кинжал – лицо скривилось и зубы сжались от невыносимой муки. «Неужели всему виной пища варваров? Быть может, меня отравили?» – даже мысли усиливали страдание. Душно, как же душно в проклятой хижине! Голодная Сова попытался встать, но ноги подломились, и молодой мужчина едва успел вытянуть руки и не удариться лицом об пол. Ползти. Медленно переставляя локти и колени, возжигатель копала начал движение вперёд. Один-два, один-два, так, ещё и ещё. Каждый раз новая волна накатывалась на темя и заставляла кровь пульсировать в висках. Молиться? Да, когда такое, даже мысли нужно экономить, не говоря уже о словах. Один-два, один-два, уже лучше. Перевести дух. И снова колено-локоть, колено-локоть, нога-рука. Выход близко – вон как дует из-под занавески. Путь, который любой мог бы преодолеть за пару шагов, показался вечностью. Любое мало-мальское шевеление сопровождалось настоящим мучением. Пот капал со лба, впитывался в волосы, стекал по носу и разъедал глаза. Наконец-то. Несауальтеколотль сел и из последних сил отдёрнул занавеску. Полегчало. Нет, не сразу, но стало лучше. Как заворожённый, юноша глядел в ночное небо, юбку богини Ситлальиникуэ. Вон там, семь ярких звёзд – наш владыка Тескатлипока, а та белая полоса, тянущаяся поперёк до самой линии горизонта – облачный змей Мишкоатль. А вот и Сенцонуицнауа[71] – злобные дети, замышлявшие убить собственную мать. Свежий ночной ветер ударил в лицо священнику. «Спасибо тебе, Йоуалли Ээкатль», – прошептал жертвователь и из уголка глаза по щеке покатилась одна-единственная слезинка.
Боль отступила. Теперь служитель смог встать и ходить. «Нужно перетащить циновку поближе к выходу и полностью открыть дверной проём», – решил парень. Сказано – сделано. Голодная Сова снова опустился на подстилку, укрылся плащом, боязливо закрыл глаза и вскоре уснул. Более его сон не прерывался до самого утра.
Луч солнца попал прямо в глаз и разбудил столичного посланника. Значит, уже день, и жрец опоздал на стройку. Чикуатемок! Он, наверное, давно ждёт. Как же так? Мужчина вскочил и увидел на полу около себя тарелку вчерашних тортилий, миску бобов и кувшин воды. Значит, кто-то уже приходил сюда. Ну почему же не разбудили? В Тламанакальпане не потерпели бы опозданий ни от раба, ни от аристократа. Его тут же бы растолкали и хорошенько отчитали за праздность и несобранность. Неужели тоуэйо так ценят сон? Давясь едой, Несауальтеколотль буквально покидал в себя весь завтрак, наспех оделся, почистил зубы и наконец-то вышел на улицу.
Работа давно кипела. Люди с корзинами, полными тяжёлых булыжников, приходили с гор и сваливали груз в общую кучу. Другие сортировали камни и укладывали их непосредственно на пирамиду. Женщины замешивали раствор. Сын вождя стоял в самом центре шумного действа и отчитывал кого-то из носильщиков. Как только показался возжигатель копала, всё внимание переключилось на него. Кое-кто даже прекратил работу. Снова улыбки, любопытные взгляды и указующие пальцы – житель столицы уже начал привыкать к повадкам варваров из затопленного леса.
– Проснулся наконец, – с улыбкой приветствовал друга Чикуатемок.
– Да, извини, – виновато ответил Голодная Сова, – почему меня никто не разбудил? – Юноша решил сбросить часть вины.
– Вчера у тебя был тяжёлый день, брат, думаю, хороший сон должен пойти тебе на пользу, – отвечал воин.
– Ясно. – Служитель культа сжал губы и опустил глаза.
– Послушай, ничего не случилось. Расслабься уже. Ты не у себя в городе, – решил ободрить товарища наследник текутли. – Лучше покажи нашим ребятам, как ставить плиты облицовки да заполнять промежутки между блоками.
Результаты осмотра здания оказались неутешительными. Традиционную схему профиля пирамиды в виде сменяющих друг друга наклонных и вертикальных поверхностей воспроизвести не удастся. Для этого потребовалось бы разобрать всю конструкцию. Придётся остановиться на самых простых скошенных ступенях, и то положение требовало срочного вмешательства ради спасения замысла. Несауальтеколотль собрал всех каменщиков и попытался объяснить, что от них требуется. Атокатеки хлопали глазами и чесали затылки. И дело не только в языке. Жрец воспринимал наречие тоуэйо, как некую исковерканную версию своего собственного, и потому объяснялся неплохо. Просто никто из варваров никогда ничего не строил из камня. Нетерпеливый сын вождя начал кричать и жестикулировать, пытаясь втолковать соплеменникам идею. Голодная Сова замолчал и передал другу полномочия главного зодчего. Так или иначе толпа разошлась, и люди вновь облепили будущую храмовую платформу. Поначалу ничего не клеилось, но по ходу укладки булыжников процесс наладился. В суматохе дня избранник богов на время забыл о странном ночном приступе боли.