Мятежники почувствовали замешательство и начали свистеть, кричать, смеяться и показывать оскорбительные жесты.
– Держим щиты, четыре шага вперёд, затем отступаем, – тихо сказал командир и тут же рявкнул: – Вперёд!
Снова посыпался град булыжников. Атокатеки отошли назад, а некоторые из бунтарей вырвались из строя, чтобы швырнул ещё камень. Тлакауэпантли метнул дротик, тот пронзил плечо одного из смельчаков. Богохульник завопил, его товарищи попытались оттащить беднягу, но тоже попали под обстрел. В результате трое пало замертво. Больше никто не смеялся, смутьяны затихли и только мерили взглядами жителей затопленного леса.
– Вперёд! – прозвучал новый приказ.
На сей раз Куиллокуэтлачтли отошёл в задний ряд и смог пустить копьё. Есть! Толстяк с одутловатым, как у ламантина, лицом, повалился наземь. Но обломок статуи ударился о мостовую менее чем в шаге от избранника Венеры.
– Теперь бежим! – негромко проговорил предводитель и крикнул: – В бой!
Тощий Волк выставил вперёд тепостопилли, яростно стиснул зубы и ринулся на врагов. Оглушительный треск. Наконечник проломил чималли противника и застрял в нём. Парень повернул и затем выпустил древко, а мятежник отбросил щит. Юноша выхватил макуауитль и замахнулся. Мимо – изменник увернулся и тут же пустил в ход дубину. Воин пригнулся и рубанул по ногам. Предатель заорал, как подстреленный пекари, и упал навзничь. Кто-то выскочил с каменным топором, но тут же свалился с дротиком в боку. Рядом поверг какого-то верзилу доблестный Тлакауэпантли. Коаиуичль схватился с коренастым недомерком. Член ордена Владыки Зари уже наметил новую цель – здоровяка в стёганом доспехе, как вдруг лезвие скользнуло по ичкауипилли. Хвала Тескатлипоке, оно вспороло лишь ткань. Куиллокуэтлачтли повернулся: двое сумели незаметно зайти сзади. Ах, как не хватает силы детей Дарителя Жизни. А богохульники, один с топором, другой с ножом на длинной палке, уже ухмыляются. Не тут-то было. Избранник Венеры сделал ложный выпад в сторону – враги кинулись туда, а он тут же наскочил на первого и двинул щитом, и в тот же миг мощным ударом выбил оружие у второго.
Северяне теснили сторонников Илькауалока, но те неохотно сдавали позиции. Кажется, один из подданных Чикуатемока остался лежать на мостовой. Хоть бы не погиб. Однако нечестивцы нападали со вех сторон. Некогда было даже посмотреть, что с ним. Из-за угла вылетел совсем мальчишка, худосочный, в одной набедренной повязке. Но лицо исказилось жуткой злобой. Ребёнок с неистовым рёвом выставил вперёд заострённую палку и яростно побежал. Тощий Волк легко увернулся. Гадёныш хлопнулся на живот. Воин не хотел его губить – совсем маленький, но всё же припечатал пяткой по рёбрам, чтоб не встал. Ну, где же остальные?
И тут слева послышался боевой клич. На площадь прибыл второй отряд. Наконец-то! В свете факелов виднелся кецальпамитль Уэмескитля и штандарт Чикуатемока. Атокатеки напали на бунтовщиков с фланга. Те растерялись и дрогнули, а затем побежали. Куиллокуэтлачтли пустился в погоню. Бывшие участники осады неслись, как стадо диких свиней. Они запинались, сбивали друг друга с ног, бросали оружие. Сначала изменники мчались вдоль дворца сиуакоатля, а затем пытались спрятаться в разграбленных поместьях аристократов. Их никто не собирался убивать. Но следовало полностью рассеять противника и не дать вновь собраться. Парень зашёл уже далеко в глубь улиц и остался один. «Пора назад», – сказал он себе, развернулся и пошёл обратно. Кругом темно, лишь вдалеке мерцают отблески пламени. Юноша расслабился и опустил щит. Внезапно бабочка на груди вновь запылала. Тощий Волк метнулся к стене. Вовремя! Из проулка между домами выскочил мужчина с копьём. Предательский удар в спину не удался, и богохульник заскрежетал зубами от досады. Молодой воин рубанул макуаутилем и выбил древко из рук противника.
– Ну что? Хочешь умереть? – крикнул избранник Венеры и решительно шагнул вперёд.
Подлец завизжал от ужаса, как обезьяна, и бросился наутёк. Куиллокуэтлачтли побрёл обратно к атокатекам. На душе было гадко, перед глазами стояло лицо мальчика, полное слепой ярости, как можно внушить ребёнку столько злобы? А этот последний? Настоящий боец не выжидает, чтобы напасть из-за угла. Благородный муж сражается лицом к лицу. Сколько всё-таки отвратительного может быть в людях. На какую низость толкают их ложь и пустые обещания!
Пространство перед дворцом заполняли обломки палаток, костровища, черепки битой посуды и объедки. В лужах крови стонали раненые, кое-где лежали и мёртвые тела. Посреди площади стоял Чикуатемок. Вождь был мрачен, он тяжело дышал и угрюмо оглядывал поле боя. В мерцании факелов его облик казался особенно грозным. Подошёл Уэмескитль.
– Сколько? – сурово спросил текутли.
– Наших шестеро раненых. Один тяжело, но может ещё выжить.
– Ясно, – процедил Нисходящая Сипуха сквозь зубы и отвернулся.
И тут из ворот дворца вышел Истаккальцин в роскошном плаще из перьев и короне шиууицолли. За ним слуга нёс личный штандарт сиуакоатля, а сзади следовали четверо жрецов. Замыкал шествие Несауальтеколотль. Он тоже переоделся в парадное облачение. На лице Голодной Совы застыли смущение и печаль.
– На колени! – скомандовал владыка Атокатлана и сам почтительно поклонился.
– Можете вставать, – властно произнёс сановник. – Я смотрю, вы действовали вопреки приказу тлатоани, – продолжил он. – Конечно же, неповиновение – это измена, – Господин Белого Чертога многозначительно обвёл взглядом площадь. – Однако не могу не признать. Вы сражались в интересах державы, во имя сохранения власти законного правителя. А потому я считаю, что вы заслуживаете снисхождения. В любом случае вашу судьбу будет решать тлатоани Уэмацин. Но я, в свою очередь, постараюсь умерить его гнев и сделать так, чтобы приговор не был суров. Сейчас же воины должны остаться здесь на площади и охранять дворец. Покажите раненых моим жрецам. Они проведут обряды исцеления. А вы, почтенные Чикуатемоцин и Уэмескицин, пожалуйста, идите за мной и наслаждайтесь гостеприимством тлатоани.
Не дожидаясь никого, Истаккальцин развернулся и направился обратно к воротам. Нисходящая Сипуха молча пошёл за ним. Голодная Сова подошёл к другу, взял его за руку и чуть слышно произнёс:
– Мне очень жаль. Прости.
Молодой вождь сжал его кисть и ответил:
– Ты не виноват. Я понимаю.
Глава 24. В перьях и золоте
Несауальтеколотль так и не смог заснуть. Тревога одолевала его и медленно грызла сердце, словно бобёр, подтачивающий ствол дерева. Весь замысел от начала до конца придумал исключительно Истаккальцин. Почему же тогда он, Голодная Сова, чувствовал ответственность за дела другого человека, будто бы за свои собственные?
Вчера жрец Венеры хотел объясниться с Чикуатемоком, но сиуакоатль не пустил его к другу и приказал оставаться у себя, пока не позовут. Утром служанка принесла завтрак и чашку какауатля. Но глава культа Тлауискальпантекутли даже не притронулся к еде. Возжигателю копала казалось, что стоит только положить кусочек в рот, как содержимое желудка выплеснется наружу. В томительном ожидании служитель Владыки Зари мерил шагами комнату. Подспудно он понимал: Уэмацин должен простить Нисходящую Сипуху, ведь тлатоани не глуп и понимает, в чём дело. Кроме того, лучшего союзника на севере он не сможет отыскать. Но природная мнительность не давала покоя. Вдруг у правителя случится приступ ярости, померкнет рассудок, а если он намеревается присвоить земли Атокатлана и раздать их аристократам? Те давно сетуют на недостаток угодий. Они вполне могут надавить, выступить сообща и даже организовать новый бунт уже внутри дворца. «Вот тогда предстоит решать, – подумал Несауальтеколотль. – Я не могу предать смерти единственного товарища. И пусть мой тоналли слаб, я смогу освободить его из тюрьмы. А дальше возьму жену, детей, и вместе мы убежим хоть на край света». Воображение разыгралось, и священник не заметил, как на пороге появился слуга.
– Тлатоани зовёт вас к себе прямо сейчас, – сказал он.
Голодная Сова вздрогнул от неожиданности. «Сейчас решится всё», – сказал он себе, глубоко вдохнул и двинулся вслед за посыльным. Переодеваться не нужно. Он так ничего и не снял со вчерашней ночи. Нервы напряглись до предела. Душевные силы на исходе. А от того всё начинало раздражать, начиная с собственной одежды. На сандалиях шнурок справа был затянут слишком сильно, а слева – чересчур слабо. Большой узел плаща неприятно хлопал по плечу с каждым шагом. Драгоценные перья кецаля качались и мельтешили перед глазами. Жадеитовое ожерелье сделалось тяжёлым и оттягивало шею. Бубенчики на лодыжках громко надоедливо звенели. Подвески ушных вставок били по щекам. Казалось, стоить только тронуть, и глава культа Венеры забьётся в истерике. Однако, если он хочет отстоять жизнь друга перед тлатоани, нужно сделать сердце твёрдым и сильным.
Вот и тронный зал. Несауальтеколотль разулся и подошёл к дверному проёму. Он чуть задержался, глубоко вдохнул, выдохнул и решительно отдёрнул цветную занавеску. Уэмацин восседал на троне в короне шиууицолли. Правитель завернулся в плащ цвета блистательного покрова котинги. Подле него сидели на циновках Истаккальцин и тлакочкалькатль Косицтекатль. Больше никого – добрый знак. Можно говорить откровенно и не бояться вступить в спор с другими членами совета.
Голодная Сова встал на колени и произнёс:
– Приношу поклон вашим лицам, вашим сердцам, – от переживаний голос стал каким-то другим, глухим и пустым. Но хотя бы не дрожит.
– Встань! – велели с высокого престола. – Ты уже знаешь, что произошло сегодня ночью. И сделал это Чикуатемоцин. Он напал на моих подданных вопреки моему приказу. Из нас ты знаешь его лучше всех. Поэтому я желаю услышать твоё мнение о том, какие чувства и соображения могли побудить владыку Атокатлана сделать это. Я уже допросил текутли Чикуатемоцина, и специально пригласил тебя после этого, чтобы его речь не повлияла на твоё суждение.
– Достославный великий тлатоани Уэмацин, доблестный орёл, сверкающий, словно жадеит и перья кецаля. Силою ягуара обращаюсь к вашему лицу и сердцу. По вашему повелению я лично обучал Чикуатемоцина, прививал ему ценности и устои Тламанакальпана. Могу поклясться, он оказался лучшим среди моих учеников. По возвращении домой он, ещё