Вольф чуть не испортил все дело, поддакнув маршалу в том смысле, что в случае огласки придавить его как муху не составит труда ни первому, ни второму вождю. От сарказма удержался, ума хватило – за сарказм назначалась немедленная смерть.
Выразился следующим образом:
– Я готов послужить вашей чести. Но как же я исполню это деликатное поручение, если меня арестуют на границе?
Маршал, вздыбив брови, поинтересовался:
– А что, есть грешки, Мессинг?
Вольф неохотно кивнул.
– Наверное, по женской части? – лукаво подмигнул начальник государства, и в этот момент Мессинг догадался.
Пан Юзеф знал о нем все, и этот глумливо-неуместный вопрос являлся всего лишь соблюдением правил игры, в которой ему, гадкому еврею из Гуры Кальварии, предлагали сыграть роль козла отпущения.
Ради возрождения Польши!
Разве могла такая дьявольская хитрость обойтись без Вилли Вайскруфта?..
Маршал успокоил:
– Вся мощь Польского государства защитит вас во вражеском стане, пан Мессинг. У вас будут надежные гарантии. Так что отправляйтесь на гастроли, пан Мессинг, и до видзення.
Глава II
Но сначала, господа, история банкира Денадье, случившаяся с Мессингом в Париже, где он никогда не бывал, как, впрочем, и в Индии, где, судя по его воспоминаниям, индуктором Вольфу служил сам Махатма Ганди, с которым он никогда не встречался. Такой великий гражданин и редчайшей доброты человек, каким был Ганди, отметил незаурядный дар, каким наградила Мессинга мать-природа.
Итак, Париж, двадцать седьмой год, жизнь на полную катушку. До финансового обвала двадцать девятого года еще несколько месяцев. Время коротких юбок, чарльстона, Коко Шанель – о знаменитая Коко, с которой Мессинг тоже никогда не встречался. Ему посчастливилось целовать ей руки. Первые песенки Азнавура и Мориса Шевалье, с которыми он впервые познакомился в Москве, в разгар оттепели. Невольно вспоминается кабачок, в котором Вольф никогда не бывал. Там можно было послушать Эдит Пиаф.
Или Миррей Матье?
Точно сказать сложно, но веселились на все сто…
Дело было нашумевшее.
Банкир Денадье был очень богатый и невыносимо скупой человек. Уже в достаточно преклонном возрасте после смерти жены он женился вторично на совсем молоденькой женщине. Была у Денадье дочь, с которой отец скандалил всякий раз, когда ему приходилось оплачивать ее счета. По парижским понятиям настолько мизерные, что и говорить не о чем, а папаша в крик: «Ты меня разоришь!» Обыкновенная история, как раз для телесериала. Кстати, Мессинг любил телесериалы – создатели этих шедевров чем-то напоминали Вилли Вайскруфта. Столо им вцепиться в какую-нибудь бредовую идею – например, в сверхмогущество, каким обладал Мессинг, – не отцепятся.
Что касается Денадье, жизнь стареющего воротилы приятной не назовешь. С семейными ссорами еще можно было бы смириться, если бы в них не начала вмешиваться потустороння сила.
Прислуга на вилле была приходящей, на ночь никто из чужих в доме не оставался, а между тем в комнате Денадье начали твориться довольно-таки странные вещи. Началось с того, что однажды вечером Денадье вдруг обнаружил, что портрет его первой жены качнулся сначала в одну, потом в другую сторону. В разговоре с Мессингом банкир признался: «я вытаращил глаза!» По словам Денадье, покойная женушка завертела головой, затем схватилась руками за края рамы и попыталась соскочить с полотна. Но это ей никак не удавалось, тогда она принялась раскачивать картину!
Денадье был суеверный человек, поэтому он не только вытаращил глаза, но и спрятался за креслом. Там просидел с полчаса, потом начал звать на помощь, ибо не смог разогнуть спину. На его крики прибежали вернувшиеся к этому времени из театра жена и дочь…
С тех пор портрет начал вести себя просто неприлично. Прежняя женушка взяла в привычку подмигивать супругу, а то и колотить в стену. Денадье утверждал, что по характеру звуков можно сказать, что они рождаются внутри стены. Мессинг не стал разубеждать его, тем более что в рассказе старика проскользнула интересная деталь: вся эта чертовщина происходила именно тогда, когда ни жены, ни дочери не было дома. В их присутствии портрет вел себя вполне пристойно.
Денадье обратился в полицию. Ночью тайно от всех у него в комнате спрятался детектив. В урочное время портрет начал качаться и раздался стук, который никак не мог смутить опытного сыщика. Он двинулся к портрету, но в самый неподходящий момент обо что-то споткнулся, упал и вывихнул себе ногу. Убежденность, что в этом деле замешана нечистая сила, стала всеобщей. Полиция отступила. Денадье был предоставлен своей судьбе.
Тогда-то несчастный банкир обратился к Вольфу Мессингу. Префект парижской полиции, который никогда не слыхал о нем, порекомендовал месье банкиру Вольфа Мессинга.
Надо ли повторять, что с детских лет Вольф не верил ни в какие сверхъестественные силы? Тайно ото всех он остался в его комнате и в первый же вечер обнаружил разгадку.
И вовремя!
Несчастный банкир был близок к сумасшествию, при этом он никак не соглашался снять злополучный портрет. Денадье свято хранил память о своей первой жене, несмотря на то, что мог лишиться рассудка или умереть со страху.
В таких условиях Мессинг вступил в борьбу с потусторонними силами, как скоро выяснилось, вполне буржуазного толка. Правда, от этого они не стали более покладистыми и соблюдающими приличия.
В доме было пусто. Денадье сообщил, что жена и дочь уехали в театр. Все способствовало тому, чтобы жуткая тайна воочию проявила себя. Так и случилось – в полночь портрет начал раскачиваться, из-за стены донеслись нелепые стуки.
Они включили свет. Мессингу не надо было тыкать ментальных взором туда-сюда, чтобы догадаться – вилла отнюдь не была пустой. Он спросил, что за стеной. Ответ едва услышал, банкир был на последнем издыхании. Вольф никак не мог допустить, чтобы достойный человек отдал Богу душу, не расплатившись с ним.
Между тем портрет продолжал раскачиваться. Честно сказать, даже при электрическом свете это было довольно зловещее зрелище.
Затем раздался стук. Мессинг приблизился к стене и повторил порядок звуков.
Наступила невыносимая тишина.
Спустя некоторое время нечистая сила вновь взялась за старое. Портрет заходил ходуном, стуки сыпались беспрерывно. Обмякший Денадье, неспособный «пошевелить ни одним членом», бессильно лежал в кресле…
Осторожно, чтобы не оказаться в положении вывихнувшего ногу детектива, Мессинг на цыпочках пробрался к двери и вышел в коридор. Подошел к соседней двери и постучал в нее. Стук сразу прекратился. Это что-то да значило! Очень настойчиво он постучал снова и, сильно нажав плечом, открыл дверь. Сорванная задвижка, звякнув, упала на пол. В комнате на кровати лежала молодая женщина. Она делала вид, что только что проснулась.
– Вы же в театре, мадемуазель, – сказал Вольф. – Как вы очутились здесь?..
Мессинг следил за лихорадочной путаницей ее мыслей. Через несколько мгновений ему стал ясен весь тайный механизм преступления.
Дочь и мачеха, оказывается, давно уже нашли общий язык. Обеих не устраивал тот скромный образ жизни, который вел Денадье и который вынуждены были вести с ним и они обе. Молодые женщины мечтали овладеть миллионами банкира и избрали показавшийся им наиболее легким и безопасным способ: довести старого и больного человека до сумасшествия. Для этого был сконструирован тайный механизм, приводивший в движение висевший в комнате Денадье портрет. Мессинг испытал истинное наслаждение, когда префект в эту же ночь по его телефонному вызову прислал полицейских и обе преступницы были арестованы.
…Этот случай интересен тем, что попавший Мессингу в руки бульварный роман, в котором излагалась эта захватывающая история, закончился в тот самый момент, когда поезд, жалобно вскрикнув и выпустив пар, остановился у перрона Нордбанхофа. Беспокойство не покидало Вольфа – он вновь оказался на земле, приютившей его в трудную минуту и подарившей столько испытаний.
Вольф отложил книжку, вышел из вагона и, не в силах двинуться дальше, некоторое время привыкал к Берлину.
Ночь была на исходе. Шел мелкий дождик. Впереди отчетливо вырисовывался зев подземного перехода. Его никто не встречал, и предчувствие беды резануло с такой внезапной силой, что он едва удержался, чтобы не броситься в вагон. Пусть паровоз унесет его куда угодно – в тупик, в депо, в Париж, к Денадье, к черту на кулички, только подальше от дождя, мокрой платформы Северного вокзала, Фридрихштрассе, Унтер ден Линден, Моабита. Спасаясь от нахлынувшего, Вольф подбросил монету. Загадал: орел – спешит в кассу, берет билет и в компании с какой-нибудь пестрой книженцией, в которой излагается история, сходная с приключениями господина Денадье, отправляется в Варшаву. Решка – с головой ныряет в подземный переход, выныривает на Фридрихштрассе, берет такси и едет в гостиницу, где его поджидают господа Кобак и Вайскруфт, сумевший договориться с Кобаком насчет распределения доходов за выступления Мессинга.
Выпал орел, но Вольф шагнул по направлению к подземному переходу.
Се человек.
Смутное знание предостерегало Мессинга: стоит только спуститься под землю, и он вновь окажется в пространстве, где война перманента, где царствуют «измы», где на человека смотрят как на жирафа, годного для изготовления бифштексов.
Прошлое с такой силой вновь вцепится в него, что никто, даже такой вундерман, как Вольф Мессинг, не смог бы предсказать, чем окончится эта поездка. То ли дело история господина Денадье. Райским уголком показалась Вольфу безыскусная буржуазная правда. Как хорошо, когда много икры, шума, брызг шампанского, ананасов в шампанском – это, должно быть, необычайно вкусно!
На первой ступеньке Мессинг невольно замешкался – сердце дрогнуло. Навстречу ему из тускло освещенного перехода поднимался железнодорожник. Его черная форма настораживала, однако пути назад не было – прошлое одержало верх, и Вольф шагнул в будущее.