Жить бы и радоваться, строить коммунизм, однако на фоне удивительных успехов, сопутствовавших выступлениям, Вольфа ни на минуту не оставляла мысль, что их разговор с Иосифом далек от завершения. К нему надо быть готовым, и Мессинг готовился к нему. Смущало разве что нелепое, сбивающее с толку будущее, которое он отчетливо зрил, погружаясь в сулонг. Ожидаемое представляло его постаревшим, но неизменно живым и даже упитанным. Это была хорошая новость, если не считать сломанной ноги и одиночества, в которое чем дальше, тем глубже он погружался.
Казалось бы, о чем беспокоиться, будущее само успешно решит этот кроссворд. Спи спокойно, дорогой товарищ, время работает на тебя.
Как бы не так!
Это есть глубочайшее заблуждение. Опыт общения с запредельным подсказывал: стоит только сложить руки, и ты даже не успеешь заметить, как будущее исподволь сменит маску и обернется другой реальностью – той, которую предвещали Мессингу оскаленная морда и чудовищные клыки.
Эту истину полезно усвоить всякому, кто пытается заглянуть в будущее.
Вольф ночами простаивал у окна, дотошно исследовал раскинувшийся под ногами лабиринт. Струйки дыма не досаждали ему, по-видимому, его индуктор окончательно переселился на дачу – в городе стояла несусветная жара – так что никакие посторонние мысли не мешали ему сосредоточиться на самом главном. Как отбиться от бдительного, страдающего болезненной подозрительностью Минотавра?
Мессинг разглядывал стены Кремля, считал зубцы на стенах и помимо воли искал путеводную нить, с помощью которой можно было бы выбраться из такого замечательного архитектурно-исторического логова.
Между тем дар, врученный Вольфу небом, неожиданно занялся самым бесполезным и легкомысленным делом на свете. Его прозрения, помимо воли, решили позабавляться с ним, своим прародителем! Это в тот час, когда были недопустимы не то, чтобы шутки, даже улыбки. Воображение, как котенок, резвилось безостановочно, прозревало неуместно и непонятно зачем одаривало Мессинга вполне безосновательной надеждой на лучшее. Его донимали самые глупые вопросы на свете, например, что у нашего мудрого учителя и любимого вождя человеческое – голова или тело? Если тело – ему несдобровать. Если голова – можно попытаться.
Так пытайся!
Однако вместе попыток отыскать выход из лабиринта, Мессинга занимали самые несуразные глупости. Он, например, мечтал отправиться в Астрахань и познакомиться с рыбаком Иваном Туриным, поймавшим в низовьях Волге белугу весом в 541 килограмм. Из нее «добыли», как писала газета, 75 килограммов икры. Ему хотелось в деталях разобраться, как советские люди собираются развивать коневодство. Он мало что знал о коневодстве, а это, оказывается, такая захватывающая штука. Неожиданно он воспылал неугасимым интересом к Александру Васильевичу Суворову, статья о котором была помещена в «Известиях».
Кто бы мог подумать, что еще двести лет назад в России жил и трудился такой «пламенный патриот своей родины и вождь вооруженных масс», как Суворов. Он ухитрялся «сочетать в себе железную волю, неудержимую энергию и способность к глубокому творческому мышлению».
«Сложен и тернист был путь Суворова к вершине полководческой славы».
«В эту войну[61] он не занимал руководящих постов, но в нем очень скоро пробудился новатор».
Вольф упивался чистейшим русским языком, каким была написана статья. После знакомства с биографией великого полководца ему тоже захотелось стать новатором. Это в то время, когда его уже поставили на самый край мелкой, наполнившейся гнилой водой ямы. Мессинг понять не мог, отчего ему было так весело. Он неожиданно и просто уверился, что шкура его в его руках, и никакие провидческие способности, страсть к гипнозу или умение пользоваться сулонгом не в состоянии помочь, если он не помирится (лучше, подружится) с кремлевским Минотавром, который, в общем-то, и зверем представлялся только по его, Мессинга, недомыслию. Жертва всегда страдает однобокостью суждений. Значит, не надо ощущать себя жертвой!
В чем Вольф был убежден наверняка, это в том, что никакому Минотавру не так-то просто уничтожить дистанцию между собой и Мессингом, если сам Мессинг этого не захочет. Пусть он попробует поймать его, тщедушного и испуганного. Если это редко удавалось Гершке Босому, почему кремлевский затворник будет удачливее?
Его тайна заключалась в том, что наш мудрый вождь, учитель дорогой, лишь на время становился Минотавром, и, с точки зрения Вольфа, знание этого секрета было важным преимуществом.
Как им воспользоваться?
Вторая встреча оказалась куда более продолжительной. Войдя в столовую, Мессинг сразу бросился в атаку. Он атаковал с позиций будущего. Конечно, он крепко и очень крепко подумал прежде, чем выразить свое возмущение главному балабосу страны, но от этого его негодование не стало менее искренним.
– Как мне стало известно, – с обидой пожаловался Мессинг, – недавно арестовали несчастного кассира, с которым я сыграл злую шутку. Старик ни в чем не виноват. Вину за этот инцидент я полностью принимаю на себя.
Сталин, ждавший у стола, пожал плечами.
– Не спешите, Мессинг. Объясните толком, о каком старике идет речь и чью вину вы готовы взять на себя?
Вольф опешил:
– Разве вам не доложили?
– Что?
– Кассир, у которого я по липовой бумажке получил сто тысяч, арестован.
– Ах, вот вы о чем! – Сталин покачал головой. – Да, у наших головотяпов совсем отсутствует чувство юмора. А как у вас с юмором, Мессинг?
– Пока не жаловался…
– Верится с трудом.
Он взял со стола несколько отпечатанных на машинке листов.
– Вот, например, запись в вашем отчете: «Гитлер утверждал, что будущая война по своей природе является «оккультной», то есть «борьба будет вестись в таком пространстве, где первична тайна и вторичен расчет». Так?
– Так.
– Читаем далее: «Только воля к “тайне” обладает высшей силой воздействия на человека. Надо только знать соответствующие тексты, ключ к которым хранится в утраченных знаниях древних арийцев». Неужели руководитель германского государства именно так и выражался?..
– Да, Иосиф Виссарионович, но…
Сталин перебил его:
– Вот еще: «Будущая война – это война нервов, это война духа, война в потустороннем измерении». Что это, провокация?.. Или: «Тот, кто считает национал-социализм чисто политическим движением, не понимает в нем ничего. Национал-социализм – это больше, чем религия». Что же такое национал-социализм, как не самый реакционный отряд мировой буржуазии? В чем дело, Мессинг? Что за ерунду вы мне подсовываете?!
Во время этой длинной, рассерженной тирады Вольф неустанно молил небо, чтобы Сталин наконец раскурил трубку. К сожалению, наш балабос то ли успел досыта накуриться перед встречей, то ли вообще решил покончить с табакокурением, объявив его буржуазным пережитком, но он так и не прикоснулся к лежавшей на столе трубке. Теперь тончайший, смешанный с гарью аромат всего лишь уныло подтверждал былое, в котором преобладали жуткие мысли о вынесенном Мессингу приговоре, и прятал настоящее. Несмотря на отсутствие надежной поддержки, он решил стоять до конца:
– Товарищ Сталин, как же быть с кассиром?
Сталин возмутился:
– Что за проблему вы нашли, Мессинг?! – Он цепко глянул в сторону медиума и уже спокойней добавил: – Впрочем…
Вождь стоя снял телефонную трубку. Через паузу спросил:
– Лаврентий? Тут у меня товарищ Мессинг. Он жалуется, что твои люди не понимают шуток. Каких шуток? С кассиром, который выдал нашему провидцу сто тысяч рублей. Да, на мелкие расходы.
Пауза.
– Да, это была шутка. Ты шуток не понимаешь?
Вновь пауза. У Сталина начало портиться настроение. Неожиданно он усмехнулся в усы и, повернувшись к Вольфу, сказал:
– Хорошо. Приезжай, – и положил трубку.
Затем Сталин обратился к нему:
– Вот видите, Мессинг. Каждый может совершить ошибку. Кто из нас безгрешен? Для того мы, большевики, и создавали партию, чтобы помочь каждому честному человеку исправлять ошибки. Но вернемся к нашим баранам, то есть к нацистам. Что вы можете сказать по существу?
Мессинг растерялся.
Сталин терпеливо ждал.
Чем Вольф мог порадовать его? Что он должен сказать «по существу»? «Пусть только сунутся, мы дадим им по зубам»?
Спасибо за совет. Глупость – одна из самых неприметных «стей», какие только валяются на дороге. Их порой просто не замечаешь, а когда вляпаешься, бывает поздно. Измазаться глупостью – значит совершить роковую ошибку. Еще вопрос, захочет ли партия помочь отмыться от нее? Груз «ответственности» был невыносим, но жить-то хотелось. Мессинг был просто вынужден придерживаться намеченной линии.
– Я не понимаю, что вы хотите услышать от меня?
Сталин взглянул на медиума исподлобья – так Минотавр обычно посматривал на очередную жертву. Он невольно отвел глаза.
Неожиданно взгляд вождя смягчился. Он усмехнулся чему-то своему. Нехорошо усмехнулся.
– Действительно, – согласился он, – что я хочу услышать от Мессинга? Кем бы вы ни были, Мессинг, толку от вас мало. Надеюсь, вы знакомились с идейной программой этого героя? Она называется «Майн кампф».
Вольф отрицательно покачал головой.
– А я познакомился, – продолжил Сталин. – Мы тут издали эту мазню[62]. В «Майн кампф» много чего написано, больше бестолкового, но есть и толковое, но нет ни единого слова о некоей «территории тайны», о каких-то «голосах зовущих». Одним словом, обо всей этой реакционной оккультной ерунде, которой вы пичкаете нас.
Он сделал паузу, взял курительную трубку, принялся вытряхивать оттуда пепел в пепельницу.
– Впрочем, пока не подъехал Лаврентий, объясните, как вы это делаете? Только не пытайтесь вводить в заблуждение.
– Что я делаю?
– Эти штучки-дрючки с угадыванием мысли.