– При чем здесь летчик? – не понял Вольф.
– Неужели вы всерьез решили, что Калинский будет трястись в вонючем вагоне, пить пустой кипяток и ждать на полустанках? Вы заблуждаетесь, дорогой. Калинский полетит на самолете и не на какой-то задрипанной этажерке, а на солидной машине, которая возит серьезных людей, например, фельдъегерей правительственной связи, обкомовских работников, высших военных чинов. Это вам не пассажиры занюханного «пятьсот десятого», который, того и гляди, свалится с железнодорожной насыпи.
– Но как же вас пускают в самолет?
– Так я же вам говорю – летит, например, первый секретарь ихнего ЦК, товарищ Юсупов[74], до Москвы. Я ему звякну – Усман Юсупович, захватите до столицы одного серьезного пассажира, у него есть дело до товарища Жемчужиной. Юсупову только стоит услышать это имя, как он не поленится «паккард» за мной прислать. В самолете мы все, что требуется республике по части товаров народного назначения, обговорим. А вы говорите, пускают…
Он глянул поверх головы Мессинга и, обиженный, сложил руки на груди.
Вольф не удержался от вопроса:
– Когда вы летите?
– Вот это не в моей компетенции. Что могу, то могу, а это не могу. Только, думается, на этой неделе, в самом конце, первый обязательно отправится в столицу. Давно не летал. Пора доложить сами знаете кому, о состоянии дел в республике. Так что, если надумаете, сообщите. Это будет роскошный полет.
Это было очень заманчивое предложение: самолет – это вам не поезд, где Мессинга придушат в купе и глазом не моргнут. Или, что еще хуже, подсунут каких-нибудь контриков. Потом не отмоешься. Тем не менее он проявил осторожность и до вечера носил эту тайну с собой. Сначала доковылял до конторы, поинтересовался у Исламова, не раздумал ли его комсомольский друг насчет выступления перед активом Дома правительства? Тот руками замахал – конечно, нет, дорогой! Вас там ждут! Мессинг предупредил, что к выступлению будет готов не ранее субботы.
Исламов пообещал:
– Сейчас устроим.
Он позвонил, о чем-то коротко поговорил по-узбекски, затем положил трубку и с огорченным видом сообщил:
– В субботу никак не получится, – затем понизил голос до шепота. – В субботу Юсупов отправляется в Москву. Понадобятся справки-шмавки, то, се. В ЦК все на ушах стоят. Только вы никому… – предупредил он Вольфа.
Все сходилось.
Чем черт не шутит? Почему бы не рискнуть и одним махом не избавиться от Гнилощукина, Ермакова, Айвазяна, а то и от самого Гобулова? Главное выбраться за пределы республики. Вернется в Новосибирск. Там они его не достанут. Если эти следопыты начнут строить козни, попросит Трущева связать его с Лаврентием Павловичем. Пусть оградит его от этой своры.
В тот же вечер в ресторане Мессинг попросил Калинского, если он не против, взять его с собой в Москву.
Всю неделю до самой субботы Вольф ждал подвоха – того и гляди, набегут энкаведешники, схватят, швырнут в эмку. Однако все складывалось на редкость удачно. Больная нога не позволяла Мессингу выкладываться в полную меру, поэтому выступал он редко и только в тех случаях, когда за ним присылали автомобиль. Его успех рос день ото дня. В среду Исламов сообщил, что пришли заявки из других городов республики. Надо уважить, попросил он. На вопрос медиума, как можно добраться до этих городов, например, до Бухары, он ответил – по-разному. До Бухары или Самарканда на поезде, до районных центров на машине. За ним на станцию пришлют машину.
– Как долго ехать?
Исламов пожал плечами.
– Трудно сказать.
– Час, два, больше?
– По-разному. Полдня, день.
Вот так новость!
Полдня Вольфа никак не устраивало. Мессинга не проведешь. Легче легкого разделаться со знаменитым экстрасенсом в пути, потом свалить все на восставших декхан. Энкаведешники шлепнут с десяток бунтовщиков – и концы в воду. Кому в центральном аппарате придет в голову докапываться до истины! Если Сталин вспомнит о медиуме, ему сообщат: не повезло ясновидящему. Не сумел угадать, что ждет его в поездке. Сталин, конечно, разгневается, начнет топать ногами – что за безобразие! Куда смотрели!.. Почему без охраны!.. На этом все и кончится.
В пятницу, собравшись с духом, Мессинг при встрече спросил у веселого Калинского:
– Как дела?
– Все в порядке. Только надо будет… – он потер палец о палец.
– Сколько?
Он назвал сумму. Это было что-то неслыханное. Вольф сказал, что у него столько нет. Шахматная дуэль с Айвазяном обошлась ему в копеечку.
– А сколько есть?
Мессинг признался.
– Давайте, сколько есть. Только без обмана. О времени сообщу дополнительно, – и умчался.
Вольф не успел расспросить его, что и как…
В ночь с пятницы на субботу он никак не мог заснуть. Только забудется – начинали донимать кошмары. Прошлое путалось с будущим, в этой сумятице он никак не мог уловить, что ждет его в ближайшие часы. Пытаясь избавиться от дурных предчувствий, он обратился к заглянувшему к нему утром Лазарю Семеновичу с пустяковой просьбой. Объяснил: может случиться, что и на будущей неделе он не сможет выступить в Доме правительства. Пусть Лазарь Семенович не побрезгует и на той неделе звякнет от Исламова, предупредит, что Вольфа Мессинга нет в городе. В должниках он ходить не любит, поэтому, как только вернется, сразу выступит перед ними. А если не вернется, пусть тоже звякнет…
– Собираетесь нас покинуть? – спросил Кац.
– Что вы, Лазарь Семенович, – начал отнекиваться Мессинг.
Тот понимающе кивнул, затем обратился к Вольфу с неожиданным вопросом:
– Вольф Григорьевич, а мне никакого письма не будет?
Мессинг не сразу догадался, что он имеет в виду. Когда же в голове прояснилось, медиуму стало не по себе. Что он мог сказать Кацу, ведь еще при их первой встрече, когда они отправились подписывать дурацкую афишу, ему в какой-то момент пригрезилось…
Вольф дал слово, что ни за что не выскажет вслух, что ему пригрезилось. Отговорится незнанием. Он взглянул на Лазаря Семеновича. У него был такой вид, будто он того и гляди затянет кадиш[75]: «Йисгадал вейискадаш шмей раб…». Что было делать со старым одиноким евреем? И со здоровьем у него не все ладно. Правда может добить его. Вольф не осмелился покривить душой, сказал просто:
– Крепитесь, Лазарь Семенович. Вам не надо ждать писем.
Он не удивился, спросил мудро:
– Что, уже?
Мессинг кивнул. На этом бы и остановиться, но он добавил – за что пор проклинал себя! – ненужные слова:
– В каком-то Майданеке. Что за место такое, не знаю.
Он кивнул.
– Я позвоню, Вольф Григорьевич. Обязательно позвоню. Отчего не выручить доброго человека. Мне теперь только и остается, что звонить.
Дальнейшее прозвучит как анекдот, но этот анекдот стоил Мессингу много нервов. Не надо относиться к нему как старому дуралею. Всяко бывает на свете, и, если вам выпал счастливый билет и вы защитили кандидатскую диссертацию, это не значит, что вас всегда и во всем ждет удача.
Калинский лично доставил Мессинга на аэродром. Легковушка действительно оказалась «паккардом». Если бы это была «эмка», Вольф, не раздумывая, дал бы деру, но это был «паккард».
Был поздний вечер, неистребимая городская пыль укладывалась на ночлег, и остывающее небо потихоньку приобретало свой естественный лазурный цвет. После «паккарда» самолет, к которому привел Мессинга Абраша, показался ему каким-то ободранным и невзрачным, но теперь перед вылетом мнение медиума никого не интересовало. Калинский подтолкнул старого дуралея к металлической лестнице, помог вскарабкаться в ребристый салон.
Дождавшись, пока Абраша влезет следом, Мессинг решился поделиться с ним своими сомнениями, но тот не без легкой досады укрепил дух Вольфа:
– Это самый надежный самолет в мире! Еще ни разу не подводил. Первый только на нем и летает.
Они устроились на откидных сиденьях. Тут же, чихнув, загрохотали моторы, и машина, тяжело переваливаясь на неровностях, куда-то поехала.
– Сейчас взлетим, – повысив голос, предупредил Абраша.
– А где же сам? – не выдержал Мессинг.
– Сегодня он не может.
– А фельдъегерь? – не унимался он.
– Да сиди ты спокойно! – зло оборвал земляк, и Мессинг обо всем догадался.
Ему даже стало немного весело – опять влип! Будущее, хранившееся в каждой жилочке его бренного тела, затаилось от страха, а ужас, до того прятавшийся в сердце, вырвался на волю и завизжал: ты лишился разума?! Кому ты поверил?! Абраше Калинскому? Когда самолет наберет высоту, они с летчиком выбросят тебя из самолета, а денежки поделят.
Словно подслушав мысли Мессинга, Абраша поднялся и направился в кабину.
Как оказалось, для пережевывания страха и ожидания безвременной и страшной кончины Вольфу отвели несколько часов. Затем самолет резко клюнул носом, через несколько мгновений сильно ударился о землю и, ликуя взревевшим мотором, резво побежал по земле. Когда машина остановилась и рев моторов стих до легкого воркования, летчик вышел из кабины и жестом подозвал медиума:
– Деньги?
Вольф протянул ему газетный сверток.
– Здесь все? – спросил он.
Мессинг кивнул. Говорить не мог – голос отказал.
Летчик направился к входному люку, откинул его и жестом подозвал экстрасенса.
Он подхватил свой чемоданчик и приблизился.
Летчик подхватил Мессинга под мышки и спустил на землю.
– Теперь иди.
– Куда? – удивился тот.
– Куда хочешь.
Летчик захохотал, перебивая шум рыкающего мотора.
Его поддержал высунувшийся в проем Абраша Калинский. Они смеялись долго, показывали на Мессинга пальцами, шлепали друг друга по плечам. Вольф уныло ждал, когда они перестанут хохотать. В руках у него был маленький чемоданчик с запасом белья и бритвенными принадлежностями. Что еще? Мыло, полотенце, домашние шлепанцы. К шлепанцам как-то ловко подклеилось – дураков, оказывается, не только калечат, но и бросают в пустыне.