нию русского культурного доминирования на территории со смешанным населением, но Казань попросту была очень важным городом, перевалочным пунктом на торговом пути с запада на восток и воротами на Урал и в Сибирь. В 1839/40 учебном году в университет поступило 250 студентов, и он быстро стал культурным центром всего Поволжья. Университет стимулировал учреждение литературных обществ и книжных магазинов, а с 1812 года при его поддержке давались публичные лекции по истории, науке и технологии (в период с 1858 по 1861 год было дано 440 публичных лекций)[573]. Студентов брали из других поволжских губерний, с Урала, из Сибири. В университете с 1829 года преподавали арабский язык, а с 1833-го – монгольский; издавали книги на арабском и татарском. Он стал настоящим связующим звеном между востоком и западом.
Образовательные и культурные учреждения открывались и в других поволжских городах. В 1786 году Екатерина II учредила систему национальных школ в Российской империи, включавшую «старшую школу» из четырех классов в каждом губернском городе и «младшие школы» из двух классов во всех уездных. Теоретически российские национальные школы были в то время самыми передовыми: они были созданы по лучшим образцам Австрийской империи. Там учили не только закону Божьему, чтению, письму и арифметике, но и географии, истории, естественным наукам и иностранным языкам. В 1792 году такие школы были организованы в Твери, Ярославле, Костроме, Нижнем Новгороде, Казани, Саратове и Симбирске, а младшие школы – в большинстве районов. К этому времени в Твери, Ярославле, Казани и Саратове было уже по сотне учеников, а в менее развитом Симбирске – 65[574]. Более медленно шло развитие в Самаре: в конце XVIII века сообщалось, «что в Самаре и дома нет для училища, да и учеников состоит там только четырнадцать человек»[575]. К середине века, однако, в городе уже была гимназия с 53 учениками, а к 1875 году число учащихся возросло до 424 (в том числе 166 детей дворян и офицеров, 154 – купцов и ремесленников, 54 – духовного происхождения, 50 – крестьян и «остальных»). Число учащихся в начальных школах Саратова увеличилось с 634 в 1865 году до более чем 3000 в 1881 году и наконец до более чем 6000 в 1905[576]. Образование в Саратове, как и в некоторых сибирских городах, очень выиграло благодаря ссыльным. Например, знаменитый историк Николай Иванович Костомаров был сослан в Саратов в 1859 году и преподавал там в гимназии[577]. В гимназии работал и Николай Чернышевский – сын священника, родившийся в Саратове в 1828 году, получивший образование в местной семинарии и преподававший литературу. Впоследствии он переехал в Санкт-Петербург и вдохновил революционеров, опубликовав роман «Что делать?» (1862).
Следует отметить, что Екатерина II и Александр I вовсе не были склонны к насильственной русификации. Более того, Екатерина прямо указывала, что в национальных школах следует преподавать языки и пограничных народов, в том числе татарский, монгольский и китайский. Казанский университет был открыт, по крайней мере теоретически, для всех национальностей. За первые сто лет университет окончило 63 татарских студента[578]. В автобиографической повести Сергей Аксаков, вспоминая об учебе в казанской гимназии в начале XIX века, писал, что русскую литературу и математику ему преподавал Николай Ибрагимов, чья фамилия, по его предположению, была татарской или башкирской. Только впоследствии язык и национальность превратились в чувствительную проблему, связанную с идентичностью и лояльностью престолу.
В XIX веке в крупных городах, таких как Ярославль, Нижний Новгород и Казань, издавались газеты, литературные и краеведческие журналы. К концу столетия уровень грамотности в городах вроде Казани превышал 50 процентов, хотя в городах поменьше этот показатель составлял, например, 34 процента, как в Чистополе[579]. Клубы для дворян и купцов, а также организации по интересам (литературные и географические общества) были открыты для всех национальностей (например, в Саратове литературное общество было учреждено в конце XIX века и просуществовало до 1918 года; в 1885 году в городе открылся музей имени писателя и радикального политического деятеля Александра Радищева). Во второй половине XIX века татары и русские основывали филантропические организации, хотя они действовали отдельно друг от друга, часто друг друга дополняя. Состоятельные купцы делали существенные индивидуальные пожертвования. В Астрахани семья Тетюшиновых, владевшая верфями, на которых строились военные корабли, участвовала в традиционных «пожертвованиях на Пасху в пользу бедных». Григорий Тетюшинов с 1858 по 1862 год ежегодно жертвовал определенные суммы городской библиотеке[580].
Екатерина II сознательно стремилась задействовать провинциальную знать в управлении губерниями и в рамках этого процесса учредила в крупных городах «благородные собрания»[581]. Основной их целью был выбор представителей дворянства на административные и судебных должности в губерниях и определение того, кто из дворян имеет право голосовать и быть внесенными в дворянскую родословную книгу, но Екатерина, кроме того, хотела предоставить дворянам возможность встречаться и общаться не только в собственных домах и поместьях и в целом стимулировать развитие «губернской культуры» для дворян среднего достатка, не вхожих в самые блестящие дома Санкт-Петербурга и Москвы. Сначала обедневших дворян было трудно уговорить посещать собрание, да и найти достаточно кандидатов на то, чтобы занять выборные должности, во многих губерниях оказалось нелегко, особенно там, где знатных землевладельцев было мало, как в Астраханской губернии. За XIX век выбранные чиновники из собраний стали принимать более деятельное участие в местных делах[582]. В 1812 году благородные собрания по всей России принимали пожертвования в пользу российской армии. Самым важным социальным мероприятием на таких собраниях был бал, который проходил после выборов. На собраниях могли принимать и благотворительные пожертвования: в 1805 году Нижегородское собрание выдало ссуды на суммы от 400 до 5000 рублей обедневшим представителям дворянства[583]. Часто собрания не пользовались популярностью: в 1862 году в Тверской губернии только 15 % выборщиков приняли участие в выборах; в 1902 году в Саратовской губернии было 1275 помещиков, из которых голосовать могли 600, но озаботились осуществить свое право только 225 из них[584].
Во второй половине XIX века дворянство получило больше возможностей для общения и развлечений в крупных городах. Главный зал Казанского благородного собрания мог вместить 800 человек. Молодой Лев Толстой, будучи в 1840-е годы студентом в Казани, посещал концерты, балы и театральные представления; в особенности ему нравился актер Александр Мартынов, который выступал и в русских, и в зарубежных постановках. Но больше всего молодой Толстой любил вечера живых картин – актеров, представлявших разные сцены, – которые проходили в домах местной знати[585].
Первые провинциальные театры в России были крепостными театрами при усадьбах местных помещиков, но во второй половине XVIII века открылось несколько городских театров. В 1760 году Михаил Веревкин поставил в Казани «Школу мужей» и объявил: «Теперь Мольера знают и татары!»[586] К середине XIX века большие каменные театры открылись в Твери, Ярославле, Костроме, Нижнем Новгороде, Казани, Самаре и Саратове. Самарский городской театр существует до сих пор и очень хорош. Когда в 1850-е годы барон Гакстгаузен посетил Нижний Новгород, то заметил, что в театре играют крепостные[587], но в 1860–1870-е годы театр расцвел, поскольку смог привлечь широкую публику из числа купцов всех национальностей, приезжавших на расположенную рядом ярмарку. Турнерелли отмечал, что театр в Казани очень популярен, хотя и ругал актера, игравшего Гамлета(!), который, по его словам, «мог бы стать отличным призраком, но в роли сына призрака производил печальное впечатление»[588].
Сливки московского и петербургского общества скептически воспринимали идею того, что «провинциалы» смогут понять всю сложность театральных представлений. Судя по всему, саратовская публика, состоявшая в основном из купцов, заходилась смехом в трагические моменты пьесы; но журналист, сообщавший об этом, предполагал, что дело было не столько в необразованности аудитории, сколько в преувеличенной жестикуляции и плохой игре самих актеров[589]. Городская дума в 1870-е году выдавала на театр по 2500 рублей в год[590], доказывая тем самым, что городские элиты хорошо понимали его ценность. В приволжские города приезжали знаменитости: Ференц Лист играл не только в Москве и Петербурге, но и в городах Поволжья[591]. Кроме того, в этих городах были и собственные знаменитости, такие как Любовь Никулина – крепостная актриса и певица, быстро завоевавшая себе известность и выступавшая в «Грозе» Александра Островского[592]. Театральный директор Михаил Лентовский родился в 1843 году в Саратове и стал знаменитым актером, выступал на родине и в Казани, а затем переехал в Москву, где учредил театр в саду «Эрмитаж». Он организовал также драматический театр в Нижнем Новгороде и руководил официальными торжествами по случаю восшествия на престол Александра III в Москве