Волхонка. Знаменка. Ленивка. Прогулки по Чертолью — страница 18 из 60

По отбытии наказания в июле 1839 г. Трубецкому велено было поселиться в селе Оёк Иркутской губернии, жене с детьми разрешили жить в Иркутске, куда Трубецкой имел право иногда приезжать.

Новый манифест в августе 1856 г. объявил амнистию Трубецкому и восстановил его в дворянских правах, но без княжеского титула. Он получил относительную свободу, благодаря которой приехал в Москву 29 января 1857 г. Постоянно жить в столицах Трубецкому не разрешалось, так он и странствовал, выезжая то в Киев, то в Петербург, то в Варшаву, то в Одессу, уведомляя при этом полицию. Как вспоминали современники, в Москве Трубецкой не выказывал желания заводить новые знакомства, предпочитая встречаться лишь с приятелями своей юности. Он не хотел «быть предметом чьего бы то ни было любопытства», но был «добродушен и кроток, молчалив и глубоко смиренен». В Москве же Трубецкой и скончался.

Здесь проходило детство выдающегося русского химика Владимира Федоровича Лугинина (1834–1911). Его называли ученым от Бога. Родился Лугинин в семье потомственного тульского дворянина, а воспитателем его был будущий профессор геологии Трауштольц. Он, видно, и приобщил своего воспитанника к естественным наукам.

Научная карьера Лугинина сложилась не сразу. В 1853 г. он оканчивает Михайловское артиллерийское училище в Петербурге, после чего отправляется на Крымскую войну. Там он участвует в обороне Севастополя и знакомится с Львом Толстым, который жил с ним в одной офицерской палатке.

После окончания артиллерийской академии Лугинин еще два года служит в армии, но затем выбирает другую стезю. В 1860 г. он поступает слушателем в Гейдельбергский университет, затем практикуется в Париже в одной лаборатории вместе с композитором Александром Бородиным, который, как мы знаем, был еще и химиком.

Из‑за границы Лугинин на свои средства привозит новейшее оборудование для проведения научных экспериментов в области физической химии. Он создает первую в России термохимическую лабораторию. С 1889 г. ученый работает в Московском университете, почетным профессором которого был избран в 1899 г.

В 1920‑х гг. в одной из квартир жил театральный художник В.Ф. Рындин. Вадим Федорович Рындин (1902–1974) приехал в столицу из Воронежа в 1922 г. и стал учиться во ВХУТЕМАСе (Высшие художественно‑технические мастерские – новое учебное заведение советской власти). Окончив ВХУТЕМАС через два года, с 1925 г. он стал работать в Камерном театре у Таирова, главным художником которого он стал в 1931 г. В 1935 г. Рындин перешел в Театр имени Е. Вахтангова. Вершиной его художественного творчества стал Большой театр, где с 1953 по 1970 г. Рындин был главным художником и оформил оперы «Свадьба Фигаро», «Война и мир», «Фауст», «Фальстаф», «Дон Карлос», «Сказание о граде Китеже» и другие.

Академик Рындин в своем творчестве «сочетал условные конструкции с живописными декорациями, часто использовал как основу оформления спектакля единую сценическую установку. В целом творчеству Рындина присущи романтический пафос, эмоциональная насыщенность и лаконизм образов, тяготение к героико‑эпическим решениям и емким метафорам».

Но что бы ни писали о Рындине искусствоведы, для многих в истории он останется как пятый и последний муж великой балерины Галины Улановой. В конце 1950‑х гг. он ушел ради нее из семьи. Сама Галина Сергеевна говорила о необычности их союза. Строгая, даже замкнутая Уланова и компанейский, обаятельный Вадим Федорович. Как‑то Уланова призналась: «Вадим Федорович был ревнивым. Иногда это приводило ко всяким неприятностям. Но что лукавить?! В глубине души я думала: вот тебе уже за сорок, а тебя еще ревнуют…»

Что только не говорили о причинах их разрыва, якобы Рындин любил водку больше, чем Уланову. Но в их расставании балерина винила себя: «Наверное, я – просто по характеру не домашний человек, вот и семьи не получилось. Но все мои мужья были люди творческие, талантливые, очень интересные. Они многое мне дали, многому научили. Я всех с признательностью вспоминаю».

Ныне в Мемориальной квартире Галины Улановой в высотке на Котельнической набережной висит чудная акварель. В изящной вазе – букет полевых цветов: ромашек, васильков, которые так любила Галина Сергеевна. В нижнем правом углу дарственная надпись: «Милой моей жене Галочке Улановой с большой нежностью. Вадим Рындин. 1966».

В 1920–1930‑х гг. в квартире 46 жила семья Яковлевых: Екатерина Алексеевна и Иван Яковлевич. И.Я. Яковлев (1848–1930) – чувашский просветитель, педагог, переводчик и фольклорист. Он и автор нового чувашского алфавита, состоящего поначалу из 47 букв (даже больше, чем в русском!). В 1873 г. Яковлев сжалился над чувашским народом, сократив алфавит до 25 букв.

Он перевел на чувашский язык Евангелие и Библию, а еще «Полтаву» Пушкина, «Песню про купца Калашникова» Лермонтова, рассказы Л. Толстого. Всего Яковлев издал более ста книг и брошюр на чувашском языке.

В 1907 г. произошло восстание крестьян села Чемеево и деревень Ядринского уезда Казанской губернии, вошедшее в историю как Чемеевское восстание. Непосредственным поводом к смуте явилось прибытие в Чемеево волостного старшины и полиции для насильственного взыскания податей. Яковлев пытался утихомирить крестьян, но безуспешно. Восстание было жестоко подавлено.

И вот через три десятка лет в 1937 г. коллектив чувашских советских поэтов и писателей гуртом сочиняет «Письмо чувашского народа Великому Сталину». И в нем совсем не лестно упоминается видный просветитель, названный нехорошим чувашским словом йанрал:


Министр‑вешатель Столыпин

Подписал указ проворно:

«Привести народ чувашский

Срочно в полную покорность».

Яковлев, йанрал чувашский,

Разъезжал на тройке барской,

Как Столыпина посланник,

Манифест читая царский.

Но его мы отвергали…

Тут взбесилась волчья свора.

По селеньям расставляли

Чёрные столбы позора.


Такая трактовка деятельности Яковлева вполне отвечала печальным реалиям. В том самом 1937 г. просветителей многих малых народов (калмыков, чувашей, мордвы) уже ставили к стенке. Но сам Яковлев не успел ознакомиться с письмом чувашского народа, скончавшись в 1930 г. Да и Ленина уже не было в живых, заступиться было некому.

Тут надо отметить, что после 1917 г. чувашский самородок был в большом почете, поскольку в свое время знался с отцом Ленина – Ильей Ульяновым, служившим инспектором народных училищ в Симбирской губернии в ту пору, когда там занимался просветительством Яковлев. Именно Ильич помог Яковлеву и его жене получить пенсию в 1920 г., когда видного просветителя выгнали из им же основанной в 1868 г. первой чувашской школы в Симбирске. В том же году, будучи невостребованными теми самыми людьми, которые благодаря им научились писать и читать, Яковлевы переехали в Москву на Волхонку, где в то время жил их сын профессор Московского университета, ученик Ключевского Алексей Яковлев (1878–1951).

В 1928 г. в Москве торжественно был отмечен восьмидесятилетний юбилей чувашского просветителя. А в августе 1930 г. его сын Алексей (к тому времени член‑корреспондент Академии наук) был арестован по «делу академиков». Главная роль в этом деле отводилась академикам С.Ф. Платонову и Е.В. Тарле, которые якобы плели заговор против советской власти. После суда Алексея Яковлева отправили в ссылку в Минусинск, где ему нашли подходящую работу – помощником библиотекаря местного музея.

В октябре 1930 г. чувашский просветитель Иван Яковлевич Яковлев скончался, не пережив ареста сына. Алексей Яковлев смог вернуться в Москву лишь в 1933 г. В 1943 г. ему присудили Сталинскую премию второй степени за книгу «Холопство и холопы в Московском государстве в XVII веке» (актуальная и по сей день тема!). Всю премию (100 тыс. руб.) он отдал на учреждение в Чувашии и Мордовии детских домов для детей, осиротевших после гибели родителей в Великой Отечественной войне.

В настоящее время в здании размещается галерея художника Ильи Глазунова. Новая усадьба реконструирована в 2008 г. в так называемом стиле ампир пушкинской эпохи. В качестве компенсации за понесенные бюджетом города Москвы немалые затраты художник пожертвовал городу свое собрание живописи, икон, лубков, книг, мебели, бронзовых часов и предметов быта. 

Улица Волхонка, дом 14. Здесь жили Пастернаки. Дело Зильберштейна

В основе нынешнего дома – левый флигель усадьбы Голицыных XVIII в.

По проекту архитектора В.П. Загорского в 1890–1892 гг. здание было полностью перестроено под меблированные комнаты и называлось Княжий двор. Основной четырехэтажный фасад здания, сохранивший свой первоначальный вид, архитектор обратил в Малый Знаменский переулок, а двухэтажный корпус (снесенный в 1960 г.) расположил фасадом вдоль Волхонки. Общий архитектурный облик сооружения оказался достаточно прозаичным – став доходным домом, оно утратило конструктивную и стилистическую связь с основным комплексом усадьбы. Дом на протяжении XX в. неоднократно перестраивался, так сказать «реконструировался». Так что от голицынского флигеля мало что осталось к сегодняшнему времени.

В гостинице «Княжий двор» жили И.Е. Репин, И.А. Бунин, А.М. Горький, И.Г. Эренбург, В.И. Суриков.

В августе 1911 г. казенную квартиру в этом доме получил преподаватель Московского училища живописи, ваяния и зодчества Леонид Осипович Пастернак (1862–1945). Квартира 9 семьи Пастернак располагалась на втором этаже здания. Вместе с Леонидом Осиповичем в доме жили его жена, две дочери и два сына, один из которых впоследствии стал известным поэтом.


Волхонка, дом 14


Член многочисленной семьи Пастернак, внук художника Леонида Пастернака и сын Бориса Пастернака Евгений Пастернак вспоминает:

«К началу сентября Пастернаки поселились в квартире № 9, во втором этаже не существующего теперь двухэтажного дома, ограничивавшего с улицы старинную городскую усадьбу князей Голицыных, именовавшуюся в целом – Волхонка, дом 14, или Княжий двор. В том же здании, за углом в Малый Знаменский переулок, была мастерская Василия Сурикова и нечто вроде гостиницы или меблированных комнат.