В 1948 г. Корней Чуковский назвал Зильберштейна гениальным человеком: «Видел сегодня Илью Зильберштейна. Героическая, сумасшедшая воля. Он показал мне 1‑й том своего двухтомного сборника «Репин». Изумительно отпечатанный, и какая у Зильберштейна пытливость, какая любовь к своей теме. Это будет огромным событием – эти две книги о Репине. Какой материал для будущего биографа Репина».
Зильберштейн признавался: «Многие из отысканных мною произведений изобразительного искусства легли в основу моих научных исследований. Так, одна из счастливейших находок – созданные декабристом Н.А. Бестужевым в Читинском остроге и Петровской тюрьме 76 акварельных портретов его соузников и их жен – подтолкнула меня на подготовку книги «Художник‑декабрист Николай Бестужев».
За этими лаконичными строчками скрывались двадцать лет поиска исчезнувшей еще в XIX в. акварельной галереи портретов декабристов, интенсивной работы в архивах, перелопачивание книжных груд, мемуарных свидетельств, множество встреч и бесед со знатоками старины и родственниками причастных к этому детективному сюжету людей, пока наконец в Кунцеве под Москвой в январе 1945 г. (еще шла война!) Зильберштейн не заполучил в свои руки вожделенный трофей – ничем не примечательную папку, которую ему вручил некто, пожелавший остаться неизвестным.
Из‑под пера Зильберштейна вышли и такие книги, как «Александр Бенуа размышляет…», «Константин Коровин вспоминает…», «Валентин Серов в воспоминаниях…», «Сергей Дягилев и русское искусство», «Парижские находки. Эпоха Пушкина», вобравшая в себя рассказы о сенсационных находках Зильберштейна в результате трех поездок во Францию в 1966, 1976 и 1978 гг.
Кстати, о парижских находках: Илья Самойлович каждый раз почти без копейки денег отправлялся в Париж и привозил оттуда тысячи единиц хранения русских реликвий, которые отдавали ему зараженные его энтузиазмом и влюбленностью в русскую культуру представители эмиграции. Привозил их Зильберштейн не для себя, а для государства. Эти ценности оказывались в результате в Центральном государственном архиве литературы и искусства (ныне РГАЛИ), во Всесоюзном музее А.С. Пушкина, в Государственной библиотеке имени В.И. Ленина.
Сюда же надо добавить и тома «Литературного наследства», обогащенные, как и фонды многих музеев, библиотек и архивохранилищ, найденными им рукописями, документами и произведениями искусства. Именно благодаря Зильберштейну – инициатору беспрецедентного издания «Литературное наследство» – созданы к нашим дням сто томов этой серии, составляющих гордость российской филологической науки и литературоведения.
Барон Э.А. Фальц‑Фейн рассказывал, как И.С. Зильберштейн с опозданием на день из‑за бюрократических проволочек в Москве приехал в Монако на аукцион, где продавалась библиотека С.П. Дягилева, принадлежавшая Сержу Лифарю, и в каком он был отчаянии, что упустил необходимые, отсутствующие в советских собраниях книги, и как был искренне счастлив, когда Фальц‑Фейн, купивший эти тома, подарил их ему для России.
Последней поездкой Ильи Самойловича за рубеж была поездка к Сержу Лифарю в Швейцарию по поводу писем А.С. Пушкина к жене, которые были в результате приобретены для нашей страны.
Илья Самойлович писал: «Ни один истинный коллекционер не может быть безразличен к дальнейшей судьбе своего собрания. Между тем подавляющая часть личных коллекций, к тому же нередко первоклассных, существовавших в наше время как в Москве и Ленинграде, так и за рубежом, подверглись или весьма часто подвергаются бездушному и жестокому распылению, так как эти коллекции почти неизменно, за редчайшим исключением, превращались для родственников лишь в ценность материальную. Если коллекция (я, конечно, имею в виду не только собирание картин и рисунков) стала значительной и представляет интерес художественный, неизбежно одно решение: эта коллекция должна быть сохранена как единое целое. И для этого наилучшим вариантом будет создание Музея личных коллекций, куда войдет множество различного рода собраний».
Двенадцать лет показывал свои экспозиции в этом доме Музей личных коллекций, пока в 2006 г. его экспонаты не переехали в новую галерею на Волхонке, 10, о которой мы уже рассказывали.
В том же 2006 г. в гостеприимных стенах дома 14 по Волхонке открыл свои двери уже второй по счету музей.
Теперь здесь Галерея искусства стран Европы и Америки XIX–XX вв.
В новый музей переехали 450 полотен импрессионистов и постимпрессионистов. Постоянные посетители Пушкинского музея знают, что эти картины занимали раньше всего пять залов на втором этаже главного здания. Теперь же коллекция современной живописи развернута в двадцати шести залах новой галереи.
Мы уже писали, что после расформирования Музея нового западного искусства по личному приказу Сталина часть коллекции была передана в Эрмитаж. Сегодня московские музейщики надеются на возвращение этой части в Москву для воссоздания единства знаменитого собрания.
Однако руководство Эрмитажа с такой необходимостью возвращения в ГМИИ части коллекции Щукина и Морозова, ныне находящейся в Санкт‑Петербурге, категорически не согласно. Директор Эрмитажа М.Б. Пиотровский в дни открытия нового музея, во‑первых, поздравил работников Пушкинского с появлением новой экспозиционной площадки, а во‑вторых, заявил, что о восстановлении московской коллекции не может быть и речи: «…то, что на сегодняшний день находится в музеях, не может быть перекроено. У нас сложившаяся музейная история – такая, какая есть». По мнению Пиотровского, «не менее значительными явлениями в истории русского искусства стали уже разъединенные коллекции: «третий этаж Эрмитажа» и «Пикассо в Музее Пушкина» – это уже самостоятельные культурные явления, имеющие чрезвычайное значение для нескольких поколений наших соотечественников».
Но и без картин Эрмитажа посетителям нового музея есть что посмотреть: в отдельных залах радуют глаз Моне, Сезанн, Гоген, Матисс. Отдельный зал у Пабло Пикассо. Свой зал у живописного символизма: картины Одилона Редона, Арнольда Беклина, Мориса Дени. Есть залы у фовистов и группы «Наби». В круг европейских художников вполне органично вписались русские художники‑эмигранты, высочайше оцененные на Западе: Василий Кандинский, Марк Шагал, Осип Цадкин, Александр Архипенко и другие.
Улица Волхонка, дом 15. Многострадальный Храм Христа Спасителя и Дворец Советов
Издавна в Москве память о великих победах русского оружия сохранялась путем возведения соответствующих размеров храмов. Один из самых известных – храм Василия Блаженного на Красной площади, что был поставлен в честь победы под Казанью еще Иваном Грозным, одним из ярких представителей династии Рюриковичей. Династии Романовых также выпала честь выстроить свой храм, огромный по масштабу и значению, содержащий в себе глубочайший смысл сохранения памяти и поминовения погибших. Это храм Христа Спасителя.
Кому, как не Александру I суждено было возродить, наконец, древнюю русскую традицию возведения храмов по случаю военных побед именно в Москве. Сама великая победа над французами в Отечественной войне 1812 г. вернула этот обычай. Каждый из самодержцев, начиная с Александра I и заканчивая Александром III, принимал личное и деятельное участие в деле сооружения храма.
ВЫСОЧАЙШИЙ МАНИФЕСТ О ПОСТРОЕНИИ В МОСКВЕ ЦЕРКВИ ВО ИМЯ СПАСИТЕЛЯ ХРИСТА
Спасение России от врагов, столь же многочисленных силами, сколь злых и свирепых намерениями и делами, совершенное в шесть месяцев всех их истребление, так что при самом стремительном бегстве едва самомалейшая токмо часть оных могла уйти за пределы Наши, есть явно излиянная на Россию благость Божия, есть поистине достопамятное происшествие, которое не изгладят веки из бытописаний. В сохранение вечной памяти того беспримерного усердия, верности и любви к Вере и к Отечеству, какими в сии трудные времена превознес себя народ Российский, и в ознаменование благодарности Нашей к Промыслу Божию, спасшему Россию от грозившей ей гибели, вознамерились Мы в Первопрестольном граде Нашем Москве создать церковь во имя Спасителя Христа, подробное о чем постановление возвещено будет в свое время. Да благословит Всевышний начинание Наше! Да совершится оно! Да простоит сей Храм многие веки, и да курится в нем пред святым Престолом Божиим кадило благодарности позднейших родов, вместе с любовию и подражанием к делам их предков.
Александр
Вильно. 25 декабря 1812 года
Волхонка, дом 15. Храм Христа Спасителя
В 1813 г. был объявлен официальный конкурс на проект храма. Среди архитекторов, принявших в нем участие, были русские и иностранные зодчие: А.Н. Воронихин, В.П. Стасов, А.Л. Витберг, А.Д. Захаров, А.И. Мельников, О.И. Бове, Д.И. Жилярди, Д. Кваренги.
Проект Д. Кваренги
Проект А. Воронихина
Проект А. Мельникова
Проект А. Витберга
К декабрю 1815 г. на конкурс поступило около двадцати предложений.
Среди различных проектов, представленных на усмотрение государя в процессе международного соревнования, внимание Александра I привлекла работа молодого художника Александра Лаврентьевича Витберга (1787–1855). Проект Витберга, прежде мало знакомого с архитектурой, поразил царя своей грандиозностью. Император сказал ему: «Я чрезвычайно доволен вашим проектом. Вы отгадали мое желание, удовлетворили моей мысли об этом храме. Я желал, чтобы он был не одной кучей камней, как обыкновенное здание, но был одушевлен какой‑либо религиозной идеею; но я никак не ожидал получить какое‑либо удовлетворение, не ждал, чтобы кто‑либо был одушевлен ею, и потому скрывал свое желание. И вот я рассматривал до двадцати проектов, в числе которых есть весьма хорошие, но все вещи самые обыкновенные. Вы же заставили говорить камни».
Откуда же взялся молодой конкурсант Витберг, оставивший далеко позади своих именитых архитекторов‑конкурентов?
Александр Лаврентьевич Витберг (до принятия православия – Карл Магнус) родился 15 января 1787 г. в Петербурге в семье «лакировальщика швецкой нации». Его отец приехал в Россию в 1773 г. и обосновался в Северной столице после недолгого пребывания в Ревеле (Таллине).