Авраамий Лопухин сначала служил стольником при дворе царицы Натальи Кирилловны (1676–1686). В 1689 г., когда его сестра была объявлена царской невестой, Лопухина отправили посланником в Стамбул. С 1692 г. Лопухин вновь при дворе – стольником Петра I. А через пять лет царь посылает родственника за границу учиться корабельному делу. По возвращении царь определил Лопухина на придворную службу.
Лопухины возвысились после женитьбы Петра I на Евдокии. Отец Евдокии и Авраамия – Илларион Лопухин – был переименован царем в Феодора, назначен ближним боярином. Но не прошло и года, как государь охладел к молодой жене. Он стал часто отлучаться в Немецкую слободу, где сблизился с любовницей своего швейцарского друга Ф. Лефорта Анной Монс. Евдокия Лопухина тяжело переживала измену мужа, не скрывая это от придворных. Родственники жены не могли остаться безучастными к жалобам царицы. Авраамий Лопухин со своей стороны пытался активно воздействовать на царя, вернуть его к законной жене.
М. Знаменский, дом 3
Отношения накалялись. Четко определилась партия консерваторов‑«ревнителей старины», к которым принадлежали Лопухины, и группа западников, которым в конечном итоге удалось переманить Петра I на свою сторону. Столкновения принимали порою открытый характер. По рассказам шведского посланника Кохена, однажды, когда государь обедал у Лефорта, Лопухин стал оскорблять иностранца самыми последними словами. Дело дошло до драки. Петр I вступился за Лефорта и надавал Лопухину тумаков.
В 1698 г. Петр I сослал царицу в суздальский Покровский монастырь. От двора были удалены и родные Евдокии, ее отца сослали в Тотьму. Авраамия Лопухина Петр не стал трогать, за что впоследствии жестоко поплатился. Лопухин постепенно приобрел сильное влияние на сына царя – Алексея, подталкивал царевича к организации заговора против отца и его реформ. Даже когда в 1708 г. на Авраамия Лопухина поступил донос, Петр не дал ему хода.
В 1716 г. царевич Алексей бежал за границу с ведома Лопухина, который, зная о его новом местопребывании, ни словом не обмолвился об этом. Когда наконец раскрылся заговор царевича Алексея против отца, то Лопухина арестовали. Случилось это в 1718 г. Допрашивали его с пристрастием, а затем приговорили к четвертованию. А вскоре двор Лопухина конфисковали и по велению Петра I после Полтавской битвы передали под жилье пленных шведских генералов и офицеров.
Примерно в это же время нашлось место в усадьбе и для полотняной фабрики Ивана Тамеса. Камер‑юнкер Берхгольц из свиты голштинского герцога, побывавший в Москве в 1720‑х гг., пишет в своем дневнике, что «никак не ожидал, чтобы хозяин фабрики мог устроить здесь такое заведение и привести его в столь цветущее состояние. Оно имеет 150 ткацких станков, за которыми работают почти исключительно одни русские, и производит все, чего только можно требовать от полотняной фабрики».
Вновь наследники Лопухина появились здесь в 1728 г., когда император Петр II издал указ, по которому все конфискованные владения возвращались сыну Авраамия Лопухина – Федору. Усадьба принадлежала Лопухиным до 1760‑х гг. Затем владелицей имения стала Е. Потемкина, мать фаворита императрицы Екатерины II Григория Потемкина.
Красное крыльцо
В середине XIX в. одно из зданий усадьбы принадлежало чиновнику Московской дворцовой конторы А.Н. Бахметеву, которого навещал здесь Н.В. Гоголь.
С 1990‑х гг. в усадьбе находится Музей Н.К. Рериха. Проводится восстановление усадьбы, отреставрировано и так называемое Красное крыльцо.
Малый Знаменский переулок, дом 5. Вяземский, Дмитриев‑Мамонов, Серов и Рейснер
Усадьба первой половины XVIII в. принадлежала князьям Голицыным. В 1790 г. ее приобрел князь А.И. Вяземский. Здесь в 1792 г. родился русский поэт и государственный деятель Петр Андреевич Вяземский (1792–1878).
М. Знаменский, дом 5
И каких только кровей не намешано в старинном княжеском роду Вяземских. Началось все с того, что прадед поэта, стольник Андрей Федорович еще при Петре Великом взял в жены пленную шведку. А его отец, купивший эту усадьбу, А.И. Вяземский, генерал‑поручик, нижегородский наместник, сенатор при императоре Павле I, из своей поездки в Западную Европу в 1786 г. привез себе жену, урожденную ирландку О’Рейли и у них родился сын, маленький Петя.
Петр Вяземский в пятнадцать лет остался без родителей, отец его умер в 1807 г., а мать еще раньше, в 1802 г. Когда отца не стало, опекуном молодого князя стал историк Н.М. Карамзин. Он был к тому времени женат на сестре Вяземского. Карамзин жил в этом доме с 1804 г. Он заменил Вяземскому родного отца и до своей смерти опекал и помогал ему. В 1807 г. по настоянию Карамзина Вяземский был зачислен юнкером в Московскую межевую канцелярию, то есть фактически поступил на государственную службу.
Любил князь поиграть в карты, правда, зачастую проигрывал. И довольно скоро таким образом «прокипятил» (это его выражение) все свое немалое состояние. Благо, что в 1811 г. он выгодно женился на богатейшей невесте и красавице‑княжне Вере Федоровне Гагариной. У них родилось восемь детей, но какой‑то злой рок всю жизнь преследовал их семью: Вяземский и Гагарина пережили почти всех своих детей. Четверо сыновей умерли в младенческом возрасте. Старшая дочь Мария умерла в 36 лет, средняя Прасковья – в 18, младшая Надежда – в 16. И только один сын Павел дожил до преклонного возраста. Он‑то и удостоился известного стихотворного посвящения Пушкина (друга семьи Вяземских), в котором поэт прямо к нему обращается: «Друг мой Павел».
В 1812 г. Вяземский вступил в ополчение и отправился на войну с Наполеоном. Участник Бородинской битвы, с войны он вернулся кавалером ордена Святого Станислава четвертой степени.
После войны Вяземский не сразу устроился на госслужбу, ведь жизнь он вел светскую, расходов не считал и даже в карты опять умудрился проиграть полмиллиона рублей. В 1817 г. при помощи друзей ему был присвоен чин коллежского асессора. В армии это соответствовало полковнику. Служил Вяземский в Варшаве. Но недолго. В 1821 г., попав в опалу, что было естественно для тогдашних сторонников конституционного устройства России, к которым можно причислить и Вяземского, он возвращается в Москву. Над ним учреждается тайный полицейский надзор.
Советские литературоведы, в свою очередь, уже гораздо позднее критиковали этот период жизни Вяземского за то, что он «не встал на путь прямой борьбы с проклятым царизмом», назвав Вяземского «декабристом без декабря». Имелось, наверное, в виду его неучастие и самоотстранение от восстания декабристов 1825 г.
Покритиковав власть, Петр Андреевич тем не менее вынужден был вновь попроситься на службу. Причиной тому стали очередные финансовые затруднения. В 1830 г. он был назначен чиновником особых поручений при министре финансов. И как ни противна была эта должность Вяземскому (а он обращался с просьбой перевести его в Министерство народного просвещения или юстиции, на что получил отказ Николая I, который, видимо, таким образом отомстил князю за вольнодумство), прослужил он почти шестнадцать лет.
В 1831 г. Вяземский получил звание камергера, на что его друг Пушкин немедля откликнулся стихотворением. В нем упоминаются дядя Пушкина, В.Л. Пушкин, и Вера – жена Вяземского:
Любезный Вяземский, поэт и камергер…
(Василья Львовича узнал ли ты манер?
Так некогда письмо он начал к камергеру,
Украшенну ключом за верность и за веру.)
Так солнце и на нас взглянуло из‑за туч!
На заднице твоей сияет тот же ключ.
Ура! Хвала и честь поэту‑камергеру.
Пожалуй, от меня поздравь княгиню Веру.
Что же до ключа – почетного знака, вручавшегося любому камергеру, то он действительно носился ниже пояса, у заднего кармана.
В 1838 г. Вяземский в очередной раз отправился за границу. Плыл он на пароходе. На этом же корабле оказался и Иван Сергеевич Тургенев. Писатели познакомились. А через тридцать лет вышли воспоминания В.П. Долгорукова, в которых было предано гласности поведение Тургенева во время пожара на том самом пароходе. В этих мемуарах Тургеневу приписывалась фраза: «Спасите меня! Я единственный сын у матери!» В ответ на это Тургенев опубликовал открытое письмо, из которого следовало, что «автором» этой оскорбительной для Ивана Сергеевича фразы явился не кто иной, как Вяземский. Началось открытое противостояние между литераторами. Оно, правда, не перешло в кулачные бои, а ограничилось лишь страницами газет и журналов. Поскольку Тургенев был мастером в основном устных экспромтов, а записывал лишь прозу, эпиграммами Вяземского он не удостоил. Зато критически отозвался о нем в «Вешних водах», после прочтения которых у Петра Андреевича произошел просто взрыв поэтического вдохновения и он разразился настолько откровенными рифмами, что они долго еще ходили в списках и передавались из рук в руки:
Талант он свой зарыл в «Дворянское гнездо»,
С тех пор бездарности на нем оттенок жалкий,
И падший сей талант томится приживалкой
У спадшей с голоса певицы Виардо.
Мало того, что Вяземский не пощадил Тургенева, он прошелся и по его музе, Полине Виардо, в парижском доме которой Иван Сергеевич жил долгое время.
Следующий залп Вяземский выпустил по роману Тургенева «Дым»:
И дым отечества нам сладок и приятен! –
Нам век минувший говорит.
Век нынешний и в солнце ищет пятен,
И смрадным «Дымом» он отечество коптит.
Иван Сергеевич не остался в долгу и враждебно отозвался о противнике в романе «Новь». Но Вяземский не успел парировать удар, скончавшись в 1878 г., тогда Тургенев поставил последнюю жирную точку, посмертно пригвоздив литературного дуэлянта к позорному столбу. Он просто отрицательно отозвался на смерть Петра Андреевича в письме к одному из своих адресатов.
Тем не менее литературные способности Вяземского были признаны официально