– Называй, как хочешь. Так что же, у тебя привычка такая, перемещаться, куда заблагорассудится? – спросил он. – Или это случилось впервые?
Что-то мне подсказывало, что Тесак уже знал: это далеко не первый раз, когда я взяла и исчезла.
– Иногда мне просто… – Я постучала ногтем по стеклу. – Нужно посетить другое место.
– Устроить передышку, – произнес волк и открыл глаз. – На другом континенте. Как?
Чтобы переместиться, нужно хорошо представлять себе место, куда стремишься попасть. Невозможно безопасно оказаться там, где никогда не бывал.
– На самом деле я мало куда путешествовала, но много читаю. Если в книге нет картинок, я умею рисовать. Обычно подробных изображений достаточно.
– Какая хитрая уловка, не говоря уже о том, что опасная. – При этом Тесак по-волчьи ухмылялся и был явно заинтригован. Затем ухмылка померкла, и он нахмурил брови. – Что заставляет тебя желать раствориться в воздухе, дикий цветочек?
Не зная, что сказать, но желая дать ему хоть какой-то ответ, я призналась:
– Выживание.
Взгляд волка потемнел, и я улыбнулась, прежде чем он успел выплеснуть беспокойство и ярость, исходящие от него горячими волнами.
– Ничего такого.
Тесак подождал, пока я подберу нужные слова.
– Когда я чувствую, что больше так не могу, смена обстановки может помочь.
Волк долго молчал.
– Резонно.
То, как он произнес это слово, мягко и согласно, заставило меня задуматься, не стоит ли за всеми ужасными вещами, которые он творит во имя своего короля, нечто большее, чем просто верность.
– Иди сюда, – повторил Тесак.
Я спрятала ухмылку за глотком вина.
– Но я наслаждаюсь видом.
Несмотря на мой игривый тон, волк отозвался совершенно серьезно:
– Зачем смотреть, если можно трогать?
Я фыркнула, слегка закашлявшись.
– А еще я наслаждаюсь вином.
Зеленый глаз волка ярко вспыхнул при свечах, и у меня по коже пробежали мурашки.
– Хорошо смотришься в тунике. – Его взгляд лениво скользнул по моему телу, задержался на голых ногах. – Особенно в моей.
Я решила не проверять, не обнажил ли слишком широкий ворот мою грудь. Если это и случилось, мне было наплевать.
В купальне стало жарче, каждый следующий вдох обжигал все сильнее. Тесак провел рукой по лицу, запустил пальцы в темные волосы. Густые пряди, зачесанные назад, открывали взгляду каждую его грозную черту. Капли воды стекали по лбу, по скулам, будто бы высеченным из камня, замирали на приоткрытых губах.
Я не осмеливалась задумываться о том, почему с каждым долгим взглядом на волка моя грудь вздымалась все тяжелее и тяжелее. Он уже брал меня, и слишком много раз. И все же, когда Тесак смотрел вот так, меня захлестывало предвкушение, такое же пьянящее, как и в самый первый раз. Оно угрожало одновременно сжечь меня и утопить.
– Я… – Я сглотнула и отвернулась. – Пожалуй, допью вино.
Плеск воды. Плавное движение у меня за спиной. И внезапно мне в шею впились зубы.
– Не так быстро.
Я взвизгнула, наполовину оказавшись под водой. Тесак забрался обратно в ванну и утащил меня с собой. Я сползла по его груди.
– Звезды милостивые, ты с ума сошел?!
– Видимо, – пророкотал он, прижав меня еще сильней.
– Я не шучу. – Уловив, что волк имеет в виду, я откинулась назад. Ткань туники набрала воды и потяжелела. – Держу пари, ты никогда не был с кем-то так долго.
Тесак молча окинул взглядом мою грудь и пальцы, которые я обмакнула в остатки вина, и я почувствовала себя очень глупо.
Я вынула пальцы из бокала и повела ими по бицепсу волка, по впадинкам и выпуклостям, запоминая ощущение его гладкой кожи.
Я бесцельно продолжала набирать и размазывать вино по всему его телу, везде, где не мешала вода. Темные волоски на его груди щекотали подушечки моих пальцев, медленный ритмичный стук его сердца успокаивал мои смятенные мысли.
Голос Тесака стал хриплым.
– Не оценила вино?
– Оценила так яро, что хочу соединить его с чем-нибудь еще, что я тоже успела оценить. – Взмахнув ресницами, я тихо добавила: – И довольно высоко.
Его улыбка ослепляла и обрекала на гибель.
Я заставила себя отвести взгляд, хотя прикасаться к волку было столь же опасно. Несмотря на голод, который не желал покидать нас ни на мгновение, Тесак спокойно наблюдал, как я рисую по его коже ледяным ванильным вином. Он оставался совершенно неподвижным и с каждым мгновением как будто бы расслаблялся все сильнее.
Мне это нравилось – существовать без постоянной болтовни о планах, заботах, заверениях.
Я безуспешно пыталась вспомнить, когда в последний раз чувствовала себя так беззаботно. Мне было трудно понять, как такое вообще возможно: мы с этим воином-волком всего лишь дышали одним воздухом, но с каждым мгновением желание во мне разгоралось все сильней. При этом он был всем тем, что я не имела права оставить в своей жизни.
Он был одновременно и утешением и воплощением хаоса. Угрозой всему, чем я себя считала.
Тем, кого мне никогда не завоевать.
Он потребовал, чтобы я сдалась на его милость, – не имея ни малейшего представления, будет это хорошо или плохо.
Круговорот моих мыслей успокаивался с каждым его тихим вдохом, с каждым поцелуем, которыми я покрывала его кожу. Я смотрела на мурашки, что оставались после касаний моих нетерпеливых пальцев.
– Кто ранил твою душу, цветочек? – вышиб меня из неожиданного умиротворения хриплый вопрос, и ладони Тесака легли на мои бедра. – Назови имя, и я сотру его из самой истории.
Я улыбнулась, но не осмелилась встретиться с ним взглядом, размышляя, что же ответить.
– Наверное, мои собственные глупые ожидания.
Волк долго молчал. Он как будто почувствовал, что я не хочу об этом говорить и мягко сжал мои бедра.
– Я никогда ни в чем не причиню тебе вреда. – От этих слов, сказанных так неожиданно мягко, у меня защипало в глазах.
– Тесак, – я замерла, чувствуя одновременно и жар и холод.
Но он лишь отмахнулся и произнес:
– Ты художница.
– Забавно, – сухо парировала я.
Затем подняла взгляд и увидела, что на лице волка нет ни следа веселья. Он говорил искренне. Я прикусила губу и заставила себя сдержаться и не поерзать на выпуклости, упирающейся в мое естество.
– Чем же я себя выдала?
Тесак моргнул.
– Тем, как расслабились твои черты.
Волк не остановился на этом. Плеснула вода, он потянулся к моей ладони, которая утонула в его, огромной, и поднес мои пальцы к губам. Я невесомо обвела их мягкость.
– Тем, как движутся твои пальцы и запястье, – пробормотал Тесак. – Тем, как замедляется биение твоего сердца.
Упомянутые пальцы и сердце замерли.
– Откуда ты знаешь о таких тонкостях?
– От Марианы, – ответил волк, и это имя резануло мне слух. – Она любит рисовать.
Я вскинула бровь. В груди непрошеным гостем расцвела ревность. Однако прежде чем она успела растечься по венам, сковать все тело, Тесак ухмыльнулся.
– Она мне в некотором роде как мать, цветочек.
Обрадованная, я улыбнулась.
– Еще, – шепнула я, испуганная и отчаянно нуждающаяся в его прикосновениях.
Словно ощутив это, волк поцеловал кончик каждого пальца, затем вернул их к бокалу с вином.
– Мариана – мать Клыка, – пояснил Тесак, когда я продолжила украшать его кожу.
– Волка, который тем утром стучался в дверь?
Тесак утвердительно угукнул.
– Этот паразит мне как брат во всех смыслах слова. Мариана и ее муж, Берк, меня вырастили.
Он умолк. Наверное, размышлял, стоит ли продолжать. Я задумалась, почему он колеблется.
– Они взяли меня к себе, когда я был совсем маленьким.
Глядя на его отсутствующий глаз, я склонила голову набок и увидела, как волк сжал челюсти. Вряд ли он много кому рассказывал эту историю, особенно если она была связана со шрамами.
Его молчание ясно дало понять, что безусловно связана.
Схватив мои пальцы, Тесак снова поднес их к губам и потерся.
– Давай я отнесу тебя в постель и почитаю тебе.
Я улыбнулась, хотя его слова вызвали у меня некую печаль, и поставила вино на плитку рядом с ванной.
– Позже. Сперва… – Я высвободила пальцы и вздрогнула, когда волк мягко их прикусил. – Я должна тебя вымыть.
Я опустила голову к его торсу, принимаясь слизывать все вино до последней капли, и Тесак выругался.
Мой язык блуждал по восхитительным изгибам его груди. Когда я дошла до живота, дыхание волка превратилось в рокот, пробирающий до самого естества. Прежде чем я успела обхватить пальцами член, Тесак снова выругался и приказал:
– Подними руки.
Неохотно выпрямившись, я подчинилась.
Он стянул с меня мокрую тунику, и она шлепнулась на пол. За те несколько секунд, что разделили два обжигающих выдоха, волк прикусил губу и скользнул взглядом единственного глаза по моей груди.
Когда широкая ладонь поднялась к ней с бедра, я не шелохнулась. Мозолистый палец щекотал, поглаживал едва ощутимо, отчего соски тут же встали, алчущие его внимания.
– Не знаю, за что меня благословили таким счастьем, – пробормотал Тесак и провел пальцем от груди к подбородку.
Я подняла взгляд. Волк смотрел на меня.
– Но я определенно не собираюсь показывать им, что они облажались.
Мне так хотелось улыбнуться, но когда он коснулся моей щеки, я поняла, что не могу. Его пальцы невесомо прошлись по изгибу скулы, и мои веки, затрепетав, сомкнулись. А когда я открыла глаза, волк нахмурил брови.
– Прекрасная, – прохрипел он.
Я думала, что знала, каково это, когда тебя обожают. Даже больше: я знала, каково это, когда тебя осыпают громкими словами, и не подозревала, что значение имеет вовсе не их велеречивость.
До этого самого момента.
До момента, пока Тесак не прижал меня к себе так, словно ему нужно было не только утолить плотский голод, но и рассказать мне обо всем, что он чувствует, без слов.
Будто бы слов недостаточно, чтобы это описать.