Это было чувство самосохранения.
Поэтому я рисовала волчий облик Тесака, но не ожидала, что с каждым мазком, с каждой проступающей чертой кровь под кожей будет закипать все сильнее. Когда я почти закончила работу, руки, как всегда, задрожали. Но на этот раз я удержалась от того, чтобы сдернуть с мольберта пергамент и разорвать его в клочья.
Проголодалась, дикий цветочек?
Дыша через нос, я опустила кисть в горшочек с мутной водой и подошла к окну, полюбоваться, как танцуют за рекой лунный свет и тени деревьев.
В башнях царила тишина, и потому с лестницы можно было услышать негромкий храп Рорна этажом ниже.
Он растянулся на кушетке в гостиной, на столе рядом лежали карты, стояли пустые бокалы из-под вина. Глядя, как он мирно спит, на упавшие на лицо пряди темных волос, на мерно вздымающуюся грудь, я с легкостью предалась воспоминаниям.
О том, что ответственность за королевство и обязанность его защищать взвалили на плечи этому молодому королю еще до того, как он понял, чего может из-за этого лишиться.
Его отец тоже надел корону молодым. Ему едва стукнуло сто пятьдесят, когда он попытался положить конец непредвиденному кровопролитию между людьми и фейри. Поскольку он стремился к миру – чтобы людские правители прекратили всякое насилие, прекратили возлагать на фейри вину за чуму, что обрушилась на их народ, – он взял с собой лишь свою охрану.
Его пригласили войти в крепость предыдущего людского короля – и убили.
Его портрет висел на стене над камином, рядом с портретом его первенца, Гельвекта. Их одинаковые взгляды взирали на меня сверху. Обоих правителей тронул свет звезд – у каждого из них один глаз был темно-синим, а другой изумрудно-зеленым. Редкий признак короля-альфы.
Златовласый Гельвект выглядел точно так же, как в нашу последнюю встречу, когда он прошел мимо меня по этой самой лестнице – в одном глазу читалась тяжелая печать долга, а в другом озорной блеск.
Гельвект так и не женился. Не нашел свою половинку, не произвел потомства.
Рорн обычно говорил, что все дело в склонности брата постоянно менять тех, кто греет ему постель. Но однажды я подслушала, как Гельвект признался Тинону, что никогда не подвергнет возможную жену или отпрыска тому проклятию, которое он и его отец невольно навлекли на свою семью и весь Изумрудный остров.
Когда-то я считала старшего брата Рорна эгоистом. Пусть я никогда на это не намекала, но его образ жизни заставлял меня мысленно называть его совершенно отвратительным и невыносимым. Но теперь я начинала понимать, что, возможно, это мы были эгоистами.
Те, кто желал большего любой ценой.
Много лет назад Рорн взошел на престол. Но глядя на него, неспособного найти выход из ситуации, в которой мы оказались, я думала, что он не был готов править тогда и, быть может, не готов даже сейчас.
Рорн нуждался в наследнике. Мы все нуждались в преемнике. Если с нами что-то случится, если башни и королевство попадут не в те руки…
Нас осталось слишком мало, чтобы отвоевать их обратно.
Слишком многие погибли или бежали целыми семьями в более безопасные земли. На острове, некогда населенном тысячами фейри, теперь оставались лишь сотни.
Одно разбитое сердце – ничто по сравнению с потерей всего.
Как бы то ни было, стоило мне лишь взглянуть на мужа, и мою грудь будто пронзило когтями. Отвращение и что-то тошнотворное, смесь гнева и обиды, вышибли из легких весь воздух. Я оттолкнулась от каменного дверного косяка и поплелась обратно наверх, к своим краскам. Не рисовать, но спать.
С тех пор как я вернулась домой, я не ложилась в нашу постель. А Рорн меня туда не гнал, поскольку и сам, видимо, всеми силами избегал встречи.
Дом.
Его уют перестал казаться утешением. Никаких больше лживых мимолетных обещаний, что все каким-то образом наладится. Время доказало, что это невозможно. Больше не было надежды, за которую можно ухватиться. Мы рассыпались на слишком много осколков, и нас не починить.
И, в конце концов, это все не имело никакого значения. Я по-прежнему была женой. Что более важно, я по-прежнему была королевой.
И я все еще оставалась загнанной в тупик.
– Знаешь, я даже не до конца тебе поверил. – В голосе Рорна звучало раздражение, свидетельствующее о том, что он какое-то время незаметно за мной наблюдал, прежде чем заговорить. – Не поверил, что ты вообще способна так со мной поступить, не говоря уже о том, чтобы сделать подобное из чистой злобы.
Я не вздрогнула, но опустила кисть в горшочек с водой и посмотрела в ледяные глаза мужа.
– Что ж, теперь веришь.
– Ты предала меня просто из чистой злобы, – повторил Рорн, и его лицо исказила гримаса. – Но я предал тебя ради тебя самой.
Медленно моргнув, я едва не рассмеялась. Едва удержалась от вопроса, всегда ли он, муж мой, пребывал в плену столь высокомерных иллюзий или же это я была слишком влюблена, чтобы замечать подобное.
Вместо этого я вытерла руки об юбку, перепачканную краской, и произнесла:
– Ты же прекрасно понимаешь, что я никогда бы не согласилась на…
Я едва могла произнести эти слова даже мысленно, не ухнув с головой в разверзшуюся во мне бездну гнева. Сдавшись, я частично выплеснула его наружу.
– Я бы никогда не смирилась с тем, что способно сломить меня даже сильнее, чем моя неспособность подарить тебе наследника.
У Рорна дернулись желваки. Он провел языком по зубам, не размыкая губ. Окинул взглядом мою грязную юбку, за чистотой которой я обычно тщательно следила.
– Кто он? – наконец спросил Рорн со спокойствием, в которое я ни на секунду не поверила.
– Ты его не знаешь.
– Астрантия.
То, как Рорн процедил мое имя сквозь сжатые зубы, заставило меня резко выдохнуть и развернуться на табурете, чтобы оказаться к нему лицом к лицу.
Он стоял, прислонившись к дверному косяку, волосы и туника – влажные от дождя, глаза, не мигая, прожигают меня взглядом.
– Спрашиваю тебя в последний раз.
Я должна была встревожиться, даже испугаться. Но не ощутила ничего, кроме болезненного укола в груди.
– Зачем?
– Зачем? – переспросил Рорн с резким смешком. – Ты прекрасно знаешь, что подписала ему смертный приговор в тот момент, когда позволила к себе прикоснуться.
Я кивнула, слегка улыбаясь. Рорн, безусловно, был жестоким воином, однако, в отличие от многих членов его семьи, не обладал даром обращения, потому я сомневалась в его шансах на успех. А еще мне не нравилась мысль, что кто-то из них двоих может пострадать в бою.
– Значит, ты все еще там.
– Там? – так же раздраженно переспросил Рорн. – Где?
– В плену гнева. – Я повернулась обратно к мольберту. Бросила взгляд мимо него на эркер, плавно повела головой, разминая шею. – Он скоро пройдет.
Я почти услышала, как Рорн скрежетнул зубами.
– Ты действительно веришь, что настанет день, когда мое желание узнать, кто он такой, иссякнет? Тогда ты, верно, лжешь, что была с ним, либо забыла, кто я, звезды раздери, такой.
– Не забыла, – произнесла я мягко, но твердо. – Просто не припомню, чтобы соглашалась выйти за мужчину, который с такой легкостью пренебрег моим сердцем ради своего члена и гордости.
Повисла тишина, пронзительная, удушающая.
– Назови его сраное имя, Астрантия, – приказал Рорн, чеканя каждое слово с редкой, бьющей по нервам резкостью. – Сейчас же.
– Я не знаю его имени, – полуправда спокойно слетела с моих губ. – А даже если бы и знала, это неважно. Это ничего не изменит.
Глядя на перепачканные краской пальцы, я рассмеялась. Звук вышел сдавленным.
– Ты никогда его не найдешь, Рорн.
Изумрудный король ощерился и в мгновение ока преодолел расстояние между нами.
Он схватил меня за шею, и в моем горле застрял ошеломленный вздох. Глаза Рорна побелели от ярости, она читалась в каждой черточке его лица, исходила от него волнами.
– Я его найду, и тогда…
Едва я подумала, что Рорн вот-вот даст волю гневу и крепче сожмет мою шею, как вдруг вместо этого он меня поцеловал.
Беспощадные руки подняли меня с табурета и усадили на подоконник. Дернули юбку вверх, слишком быстрым, слишком знакомым движением, чтобы оставался хотя бы малейший шанс, что он остановится.
– И тогда, – продолжил Рорн, – помяни мое слово, жена, он истечет кровью, глядя, как я тебя возьму.
– Рорн.
Меня охватил ужас, вышибая из легких весь воздух.
– Рорн, нам нельзя, – прохрипела я, когда он уперся коленом в подоконник и притянул меня ближе, прижал к себе.
– Можно, потому что ты – моя.
Он закинул мою ногу себе на талию, впиваясь в мои губы. Его энергия сгустилась, столкнувшись с моей. Наше желание и жажда взять, стереть, разрушить, заставляли нас задыхаться и кусаться.
Его член терся об меня через штаны, давил, создавая искры, которые затем разлетались в разные стороны. Мой рот наполнился кровью, кислым привкусом неправильности со сладчайшими нотками совершенства.
Я начала терять рассудок. Безжалостные губы заглушали все мои звуки, все мои вздохи. Наконец яростный рокот из груди Рорна сменился стоном, и все внутри меня сжалось.
Но за мгновение до того, как волна наслаждения достигла пика, Рорн отстранился, чтобы высвободиться из штанов.
Дыши, дикий цветочек.
Меня с головы до ног окатило холодом. Я прорвалась сквозь пелену непрошеного удовольствия и зарычала, отталкивая Рорна, прежде чем он успел войти в мое тело.
Но он не ушел.
Он уставился на меня с такой жестокостью, которой я еще никогда не видела даже мельком.
А затем вновь завладел моим ртом и сжал член в кулаке, двигая им, пока я пыталась не потеряться в бесконечном крахе.
– Зачем ты себе отказываешь? – прошептал Рорн, скользнув губами по моей щеке ниже, к шее. – Тебе нужно кончить, цветик. Я чую твой запах. Чую трепет.
Туман полностью рассеялся, и на этот раз я не оттолкнула Рорна, не воспротивилась. А просто встала с подоконника, резко и безразлично.