Стоило взять вино, однако в прошлый раз, когда я так поступила, кто-то проболтался, и тогда встревоженный Рорн решил подняться в мою мастерскую. Я не нуждалась в его беспокойстве. Было уже слишком поздно выказывать мне какое-либо внимание. Более того, я вообще не желала его видеть.
Но избегание было тщетным. Игрой, которую можно вести лишь до поры до времени.
Едва я добралась до лестницы, как кровь застыла у меня в жилах. Из коридора наверху донесся его голос, приглушенный и злой.
Я тут же шмыгнула обратно в кухни, припала к каменной стене и прижала графин к груди, словно бы он мог защитить меня от услышанного.
– Ты сделал это со мной и думаешь, что теперь можешь просто бросить здесь, с глаз долой, словно я сама все это натворила? – прошипел женский голос на грани шепота. – Как будто бы я сама просила о подобном?
И Рорн ответил с поразительным ехидством:
– Говоришь так, будто тебе в этом вопросе не давалось права голоса, Карельда.
Карельда.
Имя отдалось во мне звоном, будто военный колокол, разрушая то, что осталось от моего сердца.
– В вопросе? – Карельда чуть не рассмеялась. – Так вот что для тебя значит наш ребенок? Что для тебя значу я? Мы не проблема, от которой можно просто спрятаться, Рорн. Это ужасно жестоко, а я не припомню, чтобы ложилась в постель с жестоким мужчиной.
– Я – твой король, и тебе не мешало бы обращаться ко мне подобающим образом.
Тишина сковала льдом затхлый воздух. Я перестала дышать, боясь, что судорожные попытки меня выдадут.
– И я никогда не говорил, что ты – проблема, – снова заговорил Рорн, уже мягче. – Но я дал тебе больше, чем ты имела, больше, чем считаю справедливым, ведь я – женатый мужчина. О чем ты, кажется, стала забывать.
– О, теперь-то ты вспомнил? А в те три ночи ты воистину впечатляюще забывался, мой король. – И женщина перебила Рорна, когда тот попытался ответить: – Королева хотя бы знает?
Я сползла по стене. Камень порвал ночную рубашку, оцарапал кожу.
Три ночи.
Карельда.
Ледяные ответы Рорна теперь казались исполненными тепла.
– Мои отношения с Астер тебя не касаются, – прорычал он с тихой злобой. – И, надеюсь, тебе хватит ума больше никогда о ней не заговаривать.
Его отрывистые шаги двинулись прочь по коридору.
Три ночи.
– Я этого не хочу! – проронила ему вслед Карельда.
Ее слова настолько сочились душевной болью и отчаянием, что мое сердце сжалось еще сильней.
Шаги Рорна запнулись.
– Всего ты хочешь. Ты сама так сказала.
– Но я не думала, что это будет значить… – Женщина помолчала и тихо закончила: – Я вообще не думала.
Рорн не ответил, затем вновь зазвучали его удаляющиеся шаги. Несколько мгновений спустя раздались еще одни, более тихие, а после послышался звук закрывающейся двери.
Я бросилась к раковине. Горло сжалось спазмом, но то немногое, что я съела, не хлынуло наружу, я лишь сухо давилась приступом тошноты. В голове крутилась лишь одна мысль.
Кто он такой?
Я больше не знала. Рорн был совсем не таким, каким я его помнила.
Тот мужчина, что находился рядом со мной последние месяцы, был не кем иным, как лживым, безжалостным подлецом.
Если Рорн намеревался отнять ребенка у этой Карельды и оставить все как есть, то ей он, ясное дело, об этом не сообщил. И теперь, после того как я увидела, во что он превратился, меня терзало гнетущее ощущение, что Рорн вовсе не собирался ей ничего рассказывать.
Он понятия не имел, что делать как с ней, так и со мной.
11Астер
– Никто ее не видел, а те, кто якобы видел, говорят, что она похожа на призрак, – заявила Рина за дверью, ведущей на террасу. – Мечется и прячется, прежде чем кто-нибудь успевает ее разглядеть как следует или заговорить.
– Ты же знаешь, ее отец тоже был странным, – произнес Фрегсон, совершенно не заботясь о громкости своего голоса. – Вечно такой спокойный и несгибаемый.
Рина фыркнула.
– Да никакой он был не странный, но что-то необычное в нем и правда присутствовало. В любом случае, то, что он постоянно бросал нашу королеву на произвол судьбы в тех лесах, плохо на нее повлияло. – Рина недовольно цыкнула. – Она была совсем юной. А теперь посмотри, что с ней делается.
– Думаешь, она теряет рассудок?
Плеснула вода. Раздался звон.
Затем Рина тихо произнесла:
– Многие об этом и шепчутся, пусть по большей части в шутку. Но я все-таки боюсь, что они могут оказаться правы.
Голоса удалились, слуги перешли к уборке в другом месте.
Я осталась там же, где и была, на траве между прудом и клумбой роз, сразу за террасой. Луна светила ярко, но еще не стала полной, потому никто из проходивших мимо меня не замечал.
Лишь некоторые часовые останавливались, один даже спросил, не нужно ли мне чего-нибудь, но во всех остальных случаях они просто продолжали обходить земли вокруг башен и холмистые склоны.
А я-то думала, что посидеть снаружи при свете луны – более здоровое решение.
Я пробежала пальцами по стеблю ближайшей розы, и та дрогнула в ответ. Быть может, я и в самом деле сходила с ума, и это началось давным-давно. Какое облегчение, подумала я, наконец-то получить ответ – или даже противоядие – к тому, что происходит со мной.
Тишину прорезал вой.
Отзвуки переклички наших воинов, как правило, скребли меня изнутри, словно ножом. Напоминание об отце и о том мужчине, который никогда не был моим, но которого я все равно потеряла. Но теперь этот вой превратился в льющийся на ожог целебный бальзам, стоило мне позволить воспоминаниям о драгоценных днях в Вордане хлынуть на поверхность.
Я позволила им унести меня вдаль.
Это было опасно, ведь стоило мне потерять бдительность, как чувства быстро унесли бы меня в бездну – прямиком в уставленный книгами домик со смятой постелью, покосившимся обеденным столом и крошечной купальной комнатой. Я не могла допустить и мысли о том, чтобы поддаться этому искушению.
Передышка должна была оставаться лишь передышкой.
Поднявшись, я побрела мимо круглых клумб с белыми розами к центральной башне. Большинство ее обитателей в этот час уже спали, и я обнаружила, что прогулки на свежем воздухе перед сном идут мне на пользу.
В паре светильников у дверей трепетало пламя, остальной коридор утопал в тишине и тенях. Я прошла вперед, в более густую темноту, к башне короля. Нашей башне. Моему убежищу и сердечной боли.
Я завернула за угол, к лестнице, и застыла как вкопанная.
Там, в поношенной ночнушке, с волосами до плеч, блестящими в тусклом свете, стояла Карельда.
На меня уставились широко распахнутые ясные глаза медного цвета. Губы, тонкие, но идеально очерченные, приоткрылись. Красивые глаза Карельды, обрамленные густыми черными ресницами, наполнились слезами.
Против своей воли я ощутила, как с моими происходит то же самое. Взгляд упал ниже, и жжение слез стало нестерпимым.
Воровка прикрыла округлившийся живот рукой, словно желая его защитить. Мой мир пошатнулся еще сильней.
Кашлянув, я вскинула подбородок и заставила себя произнести:
– Здравствуй.
Карельда тихо выругалась, затем забормотала бесполезные извинения, приседая в реверансе.
Я улыбнулась. Мимолетно, ведь чужеродное действие причинило мне куда больше боли, чем я рассчитывала. Голос охрип, но слова, к счастью, прозвучали ровно и четко:
– Нам не нужно беспокоиться о формальностях.
Карельда слегка нахмурилась.
Я убрала за ухо прядь спутанных волос.
– Ты носишь…
Я не сумела договорить. Слова застряли в горле.
– Ваше величество, я… – начала Карельда.
Ее большие, как у олененка, глаза наполнились слезами.
– Не надо. Мы обе знаем, что ты не сожалеешь, да и не должна. – Я с трудом сглотнула. – Звезды послали тебе щедрый дар.
Затем я заставила себя улыбнуться, отчего по щеке Карельды скатилась слеза.
– Прошу меня простить… – И больше я не сказала ничего.
Даже если бы я искренне постаралась, то не сумела бы выдавить из себя ни слова. Поэтому я поспешила наверх.
На этот раз он не постучал.
Рорн вошел без промедления, но остановился посреди мастерской, увидев меня на кушетке.
Я не подняла взгляда. Я смотрела вниз, на остатки остывшего чая в чашке.
– Мой король.
– Звезды, цветик. Ты…
Он сглотнул.
– Выгляжу восхитительно, – сухо произнесла я и отхлебнула из чашки. – Не нужно лести.
Когда Рорн не ответил, я все же посмотрела на него и увидела, что он ухмыляется.
– Не делай так.
– Не делать как? – спросил он.
Я вздохнула.
– Тебе что-нибудь нужно?
– Да, – мгновенно отозвался Рорн. – Ты.
Я нахмурилась, отмечая тревогу в его глазах, в напряжении губ. А потом рассмеялась. Встала и обошла стол, уставленный обеденными тарелками и грудами увядших цветов и смятого пергамента. Мой холодный надтреснутый смех все лился и лился наружу.
– Нет, я тебе не нужна, и теперь это как никогда ясно.
– Понимаю, тебе сейчас невероятно трудно, но ты же знаешь, что это ничего не меняет.
– Это? – выплюнула я. И неожиданно для самой себя заорала: – Да эти двое меняют все!
Тяжело дыша, я пыталась успокоиться, а Рорн просто стоял и наблюдал, выискивая способ выбраться из-под обломков, в которые сам меня обратил.
– Абсолютно все, Рорн.
– Она родит ребенка, и тогда…
– Она?! – повторила я. – Она носит твоего драгоценного наследника. Она разрушила наш брак. Она изменила всю нашу жизнь.
Я шумно выдохнула.
– Называй ее сраное имя.
Рорн сузил глаза и процедил сквозь зубы:
– Карельда ничего не изменила. Она родит ребенка и покинет башни.
– Нет.
Рорн потрясенно заморгал. Чуть не рассмеялся.
– Нет?
– Я выразилась предельно ясно, мой король.
Он покачал головой.
– Боюсь, я тебя не понимаю.
Я смотрела на него, и мне становилось до боли очевидно, что он, возможно, никогда и не поймет.