– Просто уйди, пожалуйста.
– Нет, пока не узнаю, что мне сделать, чтобы тебе наконец стало лучше…
– Ничего! – рявкнула я и отвернулась к мольберту, который приготовила с утра. – Ничего ты не сделаешь, так что, будь добр, уходи со своим притворным беспокойством и надоедливыми страданиями в другое место.
– Астрантия, что мне делать? Скажи, – произнес Рорн на удивление хрипло. – Если ты хочешь, чтобы Карельда убралась, одно твое слово – и я немедленно распоряжусь.
Я обернулась.
– Что тебе делать?
Он хмуро кивнул.
Я схватила чашку и запустила ею через всю мастерскую.
Рорн увернулся. Фарфор и чай брызнули на камень. Рорн потрясенно уставился на меня широко распахнутыми глазами.
– Что тебе делать? – Я рассмеялась и двинулась на него, рыча. – А мне что делать?! Скажи мне, Рорн. Скажи мне, как я, звезды тебя дери, должна жить дальше, ибо я не шучу.
Я вцепилась в его тунику так, что затрещали изумрудные швы.
– Совсем не шучу, когда говорю, что не знаю, что мне делать.
– Цветик, – прохрипел Рорн, и его глаза влажно заблестели.
Я встряхнула его – но он даже не шелохнулся.
– Потому что у меня больше ничего нет. Я превратилась в ничто. – Шмыгнув носом, я прошептала: – Ты все отнял, все, чем я была, до последней сраной капли, и знаешь, что самое худшее?
Он проследил взглядом, как по моей щеке скатилась слеза.
– Я просто тебе это позволила. Просто… – Отрезвляющий факт меня опустошил, и пальцы разжались сами собой. – Я верила, что все предначертано звездами, и позволила всему этому случиться.
Рорн поймал меня за запястье, но я вырвалась и побежала вниз по лестнице.
– Цветик! – взревел он и бросился следом за мной так быстро, что я точно не сумела бы убежать.
Поэтому я пустила в ход единственную оставшуюся у меня силу. И переместилась.
В доках Могильника не было ни души.
На ленивых волнах покачивалась одинокая лодка, привязанная к причалу.
Вся эта часть острова пустовала, город и гавань по-прежнему лежали в руинах. Берег и несколько выходящих на него переулков так и оставались усеяны обломками дерева, камней и разномастным хламом, который никто не унес.
В Могильнике царили просоленный морской ветер и зловещее молчание. Город окутывала тишина, но в ней не было ни капли покоя. Под каждой рассыпающейся лавкой и перевернутой повозкой лежали кости и души убитых здесь созданий.
Я гадала, не оказались ли они тоже запертыми в ловушке. Быть может, они обретут некое подобие покоя, когда город однажды отстроят заново.
Или они предпочли бы оставить все как есть.
Шагая дальше по некогда главной улице, я старалась не смотреть под ноги. В прошлый раз вид игрушек и портретов так глубоко запал мне в душу, что я запомнила каждый из них навсегда.
Они хотели, чтоб мы помнили, говорил Рорн. Хотели, чтобы мы не допускали впредь подобных трагедий.
И мы это делали, но едва справлялись. Осада города и близлежащих деревень оказалась тем, к чему никто не был готов.
Единственная причина, почему люди, которых мы когда-то считали друзьями, не натворили еще большего зла, – то, что им не хватало способностей и мощи, дарованных нашему виду. А еще следовало поблагодарить тех, кого я сейчас слышала в лесах и вдоль побережья. Отряды волков, патрулирующие наши земли.
Вдалеке поднимался слабый дым от костра. Я направилась в его сторону. Не для того, чтобы повидать воинов, а просто чтобы чем-то себя занять.
Под босыми ногами хрустели песок, стекло и камни. Я совсем их не чувствовала, хотя и надеялась на обратное. Я дошла до конца улицы и двинулась вдоль побережья. Развалины торговых лавок вскоре сменились заброшенными руинами домов.
Уставившись на северо-восток, на море, я вдруг ощутила пробирающую до костей дрожь. Песнь души в шепоте ветра над водой. Искушение вернуться. Мучительное желание оказаться там, откуда я сбежала, и больше никогда не оглядываться на эту жизнь.
Чтобы выкинуть это желание из головы, я перенеслась в горную местность у башен.
Прошли месяцы. Возвращаться в чужой край ради мужчины, который скорее всего уже забыл меня, не было смысла. Как и предаваться грезам и воспоминаниям о том, чего я не могла получить.
Ведь для монаршей особы единственный путь уйти от обязанностей – это смерть.
Я оказалась посреди леса, и листва все еще кружилась вокруг моих ног, когда я услышала их.
Крики.
Прижавшись спиной к дереву, я подождала, пока вереница воинов проедет мимо. Некоторые из них были ранены, и в воздухе пахло кровью.
Все приплывающие корабли причаливали к гавани Могильника, но в мертвом городе уже давно ничего не происходило. Человеческие охотники, как правило, проникали в глубь Изумрудного острова. Выжившие в предыдущих стычках старались собрать как можно больше своих жестоких товарищей и нападали вновь. Численный перевес помогал им с большей вероятностью благополучно вернуться в свое королевство, Пелворн.
Воины – волки – часто находили незваных гостей раньше, чем у тех появлялась такая возможность. Но это не означало, что наши защитники выходили из схватки невредимыми.
Я тихонько подобралась поближе к дороге.
Два, может, три фейри поднимались вверх по склону верхом на лошадях.
– Дуй вперед, Малекс! – крикнул один. – Предупреди, что мы на подходе, пусть будут готовы!
Затем он понизил голос. Заворковал нечто вроде:
– Держись, Ви, ты меня слышишь? Потерпи чуть-чуть.
Лишь немногие изумрудные волки умели перемещаться, и этот дар передавался по наследству.
Отец понятия не имел, кто из наших предков так нас осчастливил, но всегда говорил, что те, кого благословили звезды, должны помогать тем, кому не досталось подобных даров.
В последнее время я из рук вон плохо с этим справлялась – с тем, чтобы жить так, как он меня учил.
Представив, что бы отец сказал, если бы увидел меня сейчас, как наяву увидев его суровое выражение лица…
Я вышла из укрытия. Воины с руганью остановили лошадей, когда я вдруг появилась перед ними на дороге.
– Ваше величество?! Что вы здесь…
– Отдайте ее мне.
Их шок сменился облегчением, когда они осознали, что я собираюсь делать.
Мужчина, вероятно, ее половинка, судя по тому, как сильно от него пахло страхом, осторожно передал мне раненую женщину. Из-за того, что я столько месяцев провела, ничем не занимаясь, мне не хватило сил сдвинуть ее с места. Вместо этого я крепко прижала ее к себе. И кивнула воинам, когда вокруг начала разверзаться пустота.
– Езжайте.
Ее сердце едва билось. Коса и доспехи были перепачканы кровью. Мне казалось, что большая часть уже высохла, но когда я появилась посреди лазарета и изумленные целители, тут же подскочив, перенесли раненую на ближайшую койку, я опустила взгляд и обнаружила, что все мое платье залито алым.
Сглотнув, я провела руками по корсажу и последовала за целителями.
– Прибудут еще двое, но Ви самая тяжелая.
Несалла, старший целитель, преградил мне путь, когда я подошла к одной из двадцати коек, стоящих вдоль стены. Половина была занята.
– Моя королева, я вам благодарен, но вы желаете чего-то еще?
– Я желаю помочь.
– Ох.
Другой целитель принялся снимать с пугающе неподвижной женщины доспехи. Несалла удивленно заморгал и помедлил, распутывая бинты.
– Мы вполне справляемся, ваше величество. Спасибо.
– Я знаю, что справляетесь. – Я поймала руку Несаллы и сжала. – Но вы позволите мне вам помочь.
Пронзительный взгляд старшего целителя впился в меня, изучая, затем потеплел. Спустя мгновение Несалла повернул мою ладонь, вложил в нее баночку мази и сжал мои пальцы в ответ.
– Хорошо, моя королева.
Не стану скрывать, в целительстве я мало что смыслила, но шустро двигалась и стремилась быть полезной всеми возможными способами. Даже если приходилось мыть судна и отстирывать гной и кровь с постельного белья и бинтов. Поручения, даже самые обыденные, какими они становились, когда лазарет был не слишком переполнен, помогали мне не лишиться рассудка.
Я прекрасно понимала, что не могу и дальше искать места, где можно спрятаться, и дела, которые позволяли ощутить, что в жизни есть хоть какой-то смысл. Но я не знала, чем мне еще заняться, и есть ли вообще в этом мире хоть что-то, созданное для меня.
Рорн оставил попытки увести меня прочь от целителей и их удивительных снадобий и микстур. Это превратилось в игру – считать дни между его визитами, которые случались все реже и реже. Иногда я могла не видеть его целую неделю. А иногда просто натыкалась на него взглядом. Рорн молча за мной наблюдал, а после уходил.
А потом наконец свершилось.
Тинон привел в лазарет Карельду. Она плакала и хваталась за живот.
– Он на подходе, – объявил управляющий.
Он.
Я понятия не имела, откуда она знала, кто родится. Может, материнское чутье. Напоминание о том, чего я, скорее всего, никогда не познаю, запоздало заставило меня выйти вон.
Час тянулся за часом, и с наступлением вечера из лазарета донеслись крики, которые, держу пари, были слышны на многие мили.
Я сидела на ступенях нашей башни и ждала. В зеленом витраже позади меня отражались загорающиеся звезды и восходящая луна.
Там на меня и наткнулся Рорн, усталый и помятый, с бокалом вина в руке. Муж уставился на открытую дверь моей мастерской, затем склонил голову набок.
– Почему ты здесь сидишь?
– Сама не пойму. – Я хмуро проследила за тем, как он отпил из бокала. – Почему ты не с Карельдой?
Рорн бросил на меня взгляд, полный укоризны и замешательства.
– Мое место не рядом с ней.
При всем желании я бы не сумела отреагировать вежливо, впрочем, такого желания у меня и не возникло.
– Это твой сын.
Рорн не стал спорить. То есть он знал, что Карельда подарила ему сына.
– Я увижу его, когда они отдохнут.
Он прошел мимо меня и мастерской, затем поднялся выше, в наши покои.