– Скажи, если будет чересчур.
– Уже чересчур, – брякнула я, не задумываясь, а затем быстро добавила: – Но не смей выставлять меня вон.
Кажется, волк понял, что я имела в виду, и замер. Его вторая рука скользнула по моей груди к подбородку, заставила меня повернуть голову. Я уставилась на губы волка, желая, чтобы они поскорее прижались к моим.
– Покажи мне эти серые глаза.
Я приподнялась, а затем вновь насадилась на его член, вскидывая ресницы.
Ладонь волка двинулась вниз, мимо моей, по-прежнему сжимающей его предплечье, и он дотронулся до меня там. Прикосновение было таким нежным и точным, что мой судорожный вздох, сорвавшись, разбился о его губы. Волк пристально прищурился и хрипло спросил:
– Откуда, во имя звезд, ты такая взялась?
Я лишь улыбнулась, обхватила ладонью его покрытую щетиной щеку, а затем заткнула его любопытство поцелуем.
2Астер
Гнев куда сильнее вины.
И все же последняя не отпускала. Вонзалась мне под кожу, как тупое лезвие, не способное пробить преграду.
Поэтому я цеплялась за гнев. Я позволила ему смешаться с пьянящим трепетом, который вырвался из моей груди и стал сеять хаос во всем теле, когда я отвернулась от окна рядом с кроватью и прижалась к держащему меня в объятиях воину.
Его рука сжалась крепче, и я приготовилась. Пусть мне еще не доводилось оказываться в подобных ситуациях, я слышала, что утро после ночи с незнакомцем зачастую бывает неловким.
Однако волк ничуть не напрягся. Даже не застыл, вспоминая, кого обнимает и чем мы тут занимались.
Мой нос впечатался ему в грудь, одна его рука схватила меня за задницу, другая запуталась в волосах. Я замерла, а волк пробормотал:
– Три, два, один…
Тогда-то я и услышала грохочущие шаги на лестнице.
– Тесак, ты сдурел?! – В дверь еще и забарабанили. – Серрин снова приседает Дейду на уши из-за твоего поведения. Вставай, чтоб тебя, и марш в казарму!..
После внезапной паузы раздался лающий смешок.
– Кто это у тебя там? Крайне лакомый, небось, кусочек, если ты до сих пор не выставил вон.
Я попыталась отстраниться от гладкой кожи, волоски на его груди защекотали мне нос, но волк прижал меня обратно.
– Твой легион тебя ждет, – прошептала я, касаясь губами крепких мышц.
– Поздно метаться, – пророкотал волк. – И не то чтобы мне не было плевать.
И действительно, несмотря на задернутые шторы, в комнату просачивалось достаточно света, а значит, время близилось к полудню.
Раздался еще один глухой удар.
– Пошел ты, недоносок! – Теперь топот удалялся вниз по лестнице. – На этот раз я не буду разгребать твой срач.
– Тесак, – произнесла я ему в грудь, не задавая вопроса, но пробуя слово на вкус. – Вряд ли тебе дали это имя при рождении.
– Нет, – ответил волк достаточно резко, чтобы я поняла, что не стоит расспрашивать дальше.
Меня это вполне устраивало. Пусть хранит свою тайну, ведь я тоже была вынуждена хранить свои.
Он сжал мою задницу. Я хихикнула, затем скользнула ладонью по его широкой спине.
Волк почти замурлыкал, ероша мне дыханием волосы на макушке, и прижал к себе еще сильней.
– Мне очень нравится тебя обнимать.
Такие простые слова. Слишком простые, чтобы оправдать безудержный пожар, который они вызвали в моем сердце. Бурный поток, что устремился по венам, когда волк пробормотал:
– И как ты ко мне прижимаешься.
Я закрыла глаза, желая просочиться ему под кожу и начать все заново. Другая жизнь. Другой мужчина. Другие воспоминания.
Другое, полное открытых дорог будущее.
Не в силах ответить, я водила пальцами по спине волка: по изгибам мышц, по ложбинке позвоночника, по широкому рубцу.
Я сдвинула бедро, позволяя ему почуять то, чего я желала – в чем нуждалась.
То, что он, сам того не подозревая, столь умело мне дарил. Возможность забыться.
Я почувствовала щекой, как его сердце забилось быстрее. Волк приподнял мою ногу еще, чтобы дотянуться рукой. Прикоснуться. Ощутить, до чего он меня доводит.
– Чтоб тебя, Астер. – Тесак лениво провел по мне пальцем. – Не натерло еще?
Я вздрогнула от того, как сонно и оттого низко звучал его голос. От того, как одно слово хрипло перетекало в другое.
– Недостаточно.
Раздалось грудное рычание. Палец погрузился в мое лоно.
– Мокрая. Я заставил тебя желать?
Двигаясь медленно, безумно медленно, он поглаживал меня с дразнящей точностью, выскальзывал и возвращался вновь.
– Ждать, – выдавила я, судорожно глотая воздух.
Тесак растянул губы в улыбке.
– Приношу самые искренние извинения.
– Держу пари, ты никогда ни за что не извиняешься, волк.
Он хохотнул, низко и сыто.
– И ты не ошиблась. Перевернись.
Но мне так нравилось крепко прижиматься к нему, погружаться в темноту, тепло, сладость, безопасность. В иллюзию. В завесу, которая прятала меня от того, что ждало снаружи.
Палец выскользнул, и я распахнула глаза. Волк обхватил мое лицо, пропустил меж пальцев пряди волос и провел носом по щеке.
– Удобно тебе, цветочек?
Биение моего сердца сменили искры. Я оторвалась от волка ровно настолько, чтобы перекатиться на другой бок, чем вызывала еще один смешок. Мой взгляд устремился на потрепанное клетчатое кресло у окна, затем на книги, аккуратной стопкой сложенные на прикроватном столике. Мало что здесь рассказывало о характере владельца, но фрагментов было достаточно, чтобы мне захотелось сложить их воедино.
Пустые мысли, которых у меня даже не должно было возникнуть, улетучились, едва волк приподнял мою ногу и прижался грудью к моей спине.
– Ох, звезды, как же мне этого не хватало, – пророкотал Тесак у меня над плечом и вошел в мое тело, которое принимало его всю прошедшую ночь.
Замерев на томительное мгновение, он дал мне привыкнуть и заскользил загрубевшими пальцами по моей руке и вниз по ребрам.
– Прошло, наверное, всего-то часов пять.
– Пять часов – слишком долго. – Пальцы щекотно прошлись по животу к груди, сжали ее.
– Идеальный размер.
У меня была не слишком большая грудь, но мне нравилось считать этот размер изящной пригоршней. Что волк и подтвердил.
– Ложатся в ладони, как для них и созданы.
«Узы ничего не значат, когда ты создана для меня».
Воспоминание об одном из многих пылких заверений Рорна пронзило разум, сердце, саму душу с такой яростью, что я взвизгнула.
Волк внутри меня, к счастью, принял это за звук удовольствия и начал двигаться.
Теперь Тесак не торопился, искушая меня толкнуться ему навстречу – вжать его в постель, заставить отвлечь меня более основательно. И вновь он меня поразил, каким-то чудом поняв, что мне нужно, хотя и не знал обо мне почти ничего.
Его губы нежно обжигали мне плечо, бедра двигались с исступленной точностью.
Вскоре я тяжело задышала, все внутри горело и содрогалась, и я сорвалась в пучину удовольствия. Я вся растворилась в объятиях этого незнакомца, исполненная скорее не вины, а благодарности, причем большей, чем он мог бы себе представить.
Он удержал меня и кончил следом, и пока наши тела оставались единым целым, пока его рука блуждала по моим груди и животу, я быстро погрузилась в сон.
Когда я проснулась одна, завернутая в бело-серую простыню, сквозь щель в изодранных шторах сочился звездный свет.
Я перекатилась на спину, затем села, почувствовав, что я одна в комнате.
Рядом с кроватью, в которой меня оставили, обнаружился прямоугольный обеденный стол. Он напоминал верстак, потертый, с металлическими проржавевшими ножками. По краям стояли два красных деревянных стула, довольно обшарпанных. За арочным дверным проемом виднелась небольшая кухня. Пастельно-голубая и кремовая краска на шкафчиках тоже местами слезала пятнами. На столешнице была только плита и небольшая коллекция разномастных стеклянных баночек.
Я подползла к краю огромной кровати. Руки и ноги сразу же заныли.
Размяв их, я уставилась на смятые простыни, на несколько перьев, что выпали из подушек. Прикусила губу, вспомнив, как совсем недавно лежала на животе и впивалась в одну из них зубами, пока в меня безжалостно вбивались сзади.
Опытный и требовательный любовник, безусловно. Волк ясно дал это понять больше раз, чем я осмеливалась сосчитать. И все же в нем ощущалась некая нежность, неожиданная преданность, и при мысли, что он отдает всего себя кому-то еще, у меня сжималось сердце.
Я отругала себя и подняла с выцветшего алого ковра свое платье. Нужно было его зашить. А еще – помыться перед уходом, избавиться от запаха мужчины, чье имя так подходило пересекающему его глаз шраму.
Тесак.
Но мысль о возвращении домой после всего, что я натворила, и после всего, что натворил Рорн, отдавалась болью в груди. Яд медленно просачивался внутрь, заполняя так жестоко оставленную во мне пустоту.
Я встала, не желая ему поддаваться. Еще рано. Но от воспоминаний о том, от чего я бежала, обо всем, что должно было быть вечным, но разрушилось, у меня задрожали колени.
«Ты все испортил. Погубил меня. Погубил все».
«Ты смотришь на это слишком узко. Нет ничего непоправимого, цветик».
«Есть. Это наши отношения, Рорн, и тебе некого больше винить, кроме себя. Я больше не хочу быть вместе. Только не так».
Страх в его глазах сменился яростью.
«Думаешь все бросить? Бросить меня? – Рорн усмехнулся. – Мы оба знаем, что это невозможно. Я дам тебе столько времени, сколько нужно, но тебе точно так же никуда не деться от своих клятв, как и от меня».
Прежде чем я успела ужалить его по поводу нарушенных им обещаний, Рорн ушел.
Слова бесполезны, думала я, теряясь в воспоминаниях о том, как Рорн уходит от меня прочь. Словно бы он владел всем, кто я есть и что мне дозволено.
Ведь пусть я и сбежала, он был прав. Сколько бы я ни говорила, что мы больше не вместе и что я, пока остаюсь в своем уме, ни за что его не прощу, все это ровным счетом ничего не значило.