Я закусила губу, чтобы не рассмеяться.
– Вижу, ты его починила. – В хриплых словах сквозило любопытство. Волк прошел по алому ковру к столу и аккуратно повесил платье на спинку стула. – Хотя и не очень хорошо.
Это было скорее честное замечание, чем оскорбление.
– Сойдет. – При виде того, как он осторожно расправил ткань, чтобы она не помялась еще больше, у меня затрепетало сердце. – Тесак…
Я не была уверена, почему мне так трудно произнести нужные слова, раньше у меня никогда не возникало сложностей с тем, чтобы сказать, что я чувствую. Может, все дело в том, что сейчас мне нужно было соврать. Я ведь совсем не хотела уходить.
– Я должна…
Тесак переместился в мгновение ока – возник у меня за спиной, положил руки мне на бедра, согрел теплым дыханием плечо. Запечатлел на коже долгий поцелуй, а затем снова исчез, с шипением и тихим смехом, бросив меня обнаженной посреди комнаты.
Волк стащил полотенце, не оставив мне иного выбора, кроме как надеть платье.
Плеснула вода, и мысль о том, как он водит по телу мылом, стирая мои следы, заставила меня замереть перед столом.
– Тронешь платье – и я раздеру его когтями так, что оно упадет с тебя клочьями.
Я изумленно обернулась в сторону купальной. Самого Тесака я, разумеется, разглядеть не могла, но была свято уверена, что на его лице расплывается самодовольная ухмылка.
– Мне больше нечего надеть, чудовище. Белье ты порвал, а потом оно куда-то благополучно подевалось.
– Тогда лучше полезай в постель, – раздался довольный голос волка.
– Ты что, возбуждаешься, когда командуешь?
Впрочем, то, что он командир одного из королевских легионов, само по себе должно было на это намекнуть.
В ответ на вопрос донесся громкий, пусть и, к сожалению, слишком короткий смех. Однако от этого звука у меня потеплело в груди.
– Просто напоминаю, что ты сама этого хочешь, раз уж тебе все еще нужна небольшая помощь, чтобы решиться.
Волк был прав. И это одновременно приводило меня в бешенство и казалось нелепым. И все же, когда я протянула руку к платью, зная, что могу схватить его и переместиться в укромную часть леса возле башен, чтобы там одеться, я замешкалась.
Я колебалась достаточно долго, чтобы все внутри меня заледенело, и когда мои веки сомкнулись, то, что меня ждало, просочилось в мысли.
Цветик, нам нужно поговорить.
Я знала.
Уже много дней я знала: что-то не так. Рорн, сопровождавший переброску большого количества солдат, вернулся еще более встревоженным, чем обычно. Мне сообщили, что путешествие прошло успешно, практически без стычек, если не считать стаи диких гончих.
Но эта недельная история с перемещением отрядов для защиты от очередной волны прорывающихся через границу смертных обернулась трагедией.
Я была уверена, что не переживу, если узнаю, что именно произошло, и поэтому избегала разговоров. Я сторонилась Рорна изо дня в день с тех пор, как, увидев, что я встречаю его на другом берегу реки, он вдруг напрягся. Скованные льдом голубые глаза не улыбались, не смотрели на меня с привычным облегчением, которого я так ждала, когда он возвращался домой.
В них не было ничего, в чем я нуждалась и что я обожала. Лишь то, чего я не желала знать.
Попытки избежать разговора ни к чему не привели. В конце концов вина стала для Рорна слишком тяжелой ношей. Ему нужно было от нее избавиться, и он загнал меня в угол.
Решил уничтожить, чтобы облегчить душу.
И вот я стояла там, принимая каждое его слово как удар в грудь, коими они для меня и являлись. Рорн не понимал, как стремительно я истекаю кровью, как мучительно заставляю себя дышать. Нет… он был слишком занят, извергая извинения, обещания, непростительные истины, и едва замечал, что со мной происходит.
Так продолжалось до тех пор, пока, в стремлении очистить собственную душу, он не переложил на меня собственную вину. Пока не использовал против меня то, что казалось мне нашим общим решением. Вот тогда я отмерла.
«Постоянные разговоры о детях, вечные разочарования, которые мы вынуждены терпеть… мне нужен наследник, цветик. Он нужен Вистензии. Мы любой ценой должны продолжить род».
Эти слова превратились в ножи, которые я так и не смогла выдернуть из сердца.
Но я не ушла сразу. Прежде чем Рорн медленно распахнул глаза шире, я просто растворилась в воздухе.
Я вернулась с наступлением темноты и обнаружила, что он сидит на краю нашей кровати. Под его глазами залегли тени.
«Цветик», – произнес Рорн, мгновенно поднявшись.
Тогда-то я и сказала ему, что мы больше не вместе.
Рорн тут же сбросил маску беспокойства, сменив ее холодным гневом – дабы напомнить мне обо всем, чего я прежде так отчаянно желала. Дабы убедиться, что я прекрасно понимаю, что мне никогда от него не сбежать.
И вот тогда я исчезла окончательно.
Никто из нас прежде не пересекал Ночное море, чтобы попасть в Нодойю.
Место, куда я отправилась, я обнаружила за несколько недель до предательства Рорна, из чистого любопытства листая в библиотеке старинный том об известных городах фейри по всему миру. Вспомнив историю первой войны с Нодойей, которую рассказывал мне отец, я унесла книгу с собой.
Нарисованные моей рукой изображения обрамленного рекой алмазного города и земель, что вздымаются к небу, словно сундук с поднятыми со дна драгоценностями, прятались в стопке других картин.
Так что, если Рорн их не обнаружит и не догадается, он никогда не узнает, где я.
Он меня не найдет.
Я глубоко, прерывисто вздохнула и закрыла глаза. Когда я открыла их вновь, меня развернули к влажной груди.
Тесак мягко приподнял мой подбородок, всмотрелся в лицо почти до смешного пристально.
– Астер, если ты действительно хочешь уйти, я доставлю тебя, куда бы тебе, звезды раздери, ни понадобилось. Доставлю прямиком домой. – Он прикусил нижнюю губу. – Я не имел в виду…
– Дело не в тебе, – поспешно выпалила я. – Дело не в этом. Клянусь.
Волк свел брови, его грудь вздымалась и опускалась уже спокойнее. Он обхватил мою щеку ладонью, смахнул непрошеную слезу большим пальцем.
– Тогда что за дерьмо сейчас творится?
Я накрыла его руку своей, прижалась к крепкому телу.
– Воспоминания.
Тесак нахмурился снова, будто догадываясь, что я скажу дальше.
– Все в порядке, – взяв его за руку, я поцеловала ладонь.
Взгляд волка чуточку смягчился. И тут стала очевидна наша нагота: его ноздри раздулись, и я пискнула от неожиданности, когда он подхватил меня на руки и отнес на кровать. Улегшись посредине, Тесак прижал меня к себе и коснулся губами моего лба.
– От чего, ради всех звезд, ты бежишь, цветочек?
– От всего, – призналась я, укладываясь на его твердый, как камень, бицепс.
– Звучит многообещающе, – проворчал волк, очевидно, раздраженный тем, что я не поделилась подробностями.
Рассмеявшись, я запрокинула голову, чтобы на него посмотреть, и морщинки меж бровей тут же разгладились под подушечками моих ищущих пальцев. Я провела по его лбу, по переносице и небольшой горбинке, по мягким губам. Тесак казался одновременно диким и утонченным, и это противоречие не должно было так сводить с ума. Но как же сводило.
– Ты красивый.
– Так обо мне еще не отзывались, но спасибо. – Волк фыркнул. – Наверное.
– Я серьезно, – настаивала я, уже представляя, как повторю все его черты на пергаменте. Впрочем, я понимала, что воссоздать его целиком невозможно. Когда я дошла до шрама на его веке, Тесак замер. – Даже здесь.
– Лгунья, – прошипел он и, взяв мою ладонь, прикусил кончик пальца.
Я отдернула руку и снова коснулась его лица. Волк беззвучно рассмеялся. Я не стала прикасаться к шраму, но не смогла удержаться и не тронуть уголок сомкнутых век. То, что выглядело сейчас так поразительно, было порождено агонией. Мучительной.
Чем дольше и пристальнее я всматривалась, тем отчетливей понимала: глаз кто-то вырвал.
– Кто это с тобой сделал?
Это ведь не простое ранение. Кто-то совершил его с такой жестокостью, будто хотел убить.
– Не отголоски ли гнева я слышу, цветочек?
– Ты не ответишь. Я уже знаю, что не ответишь.
– Подробности туманны, и даже если бы я захотел, нет смысла ими делиться.
Тесак вздохнул, переплетая пальцы, удерживая руки между наших тел.
– Мне нравится жажда крови в твоих глазах. – Он прикусил губу. – Редкая, грозовая голубизна рассвета, но не растрачивай ее на меня.
Я прижалась сильней, и его единственный глаз загорелся.
– А ты гораздо милее, чем кажешься, волк.
– Настолько далек от милоты, насколько возможно, – лающе хохотнул Тесак, и его улыбка стала по-волчьи хищной.
Он поцеловал костяшки моих пальцев, затем отпустил, чтобы убрать прядь волос с моего лица.
– Это случилось давным-давно. Я был юн, так что справился.
– Просто справился? – переспросила я с легким недоверием, которое не сумела скрыть.
– Не волнуйся, цветочек. – Поглаживая меня по щеке, Тесак признался: – Не то чтобы я когда-нибудь сильно по нему скучал. Если бы можно было выбирать, я предпочел бы вернуть не глаз, а множество других вещей. Но это невозможно, поэтому я научился жить без всего, что имел в прошлом, зато с яростью, которая помогает мне лучше защищать то, что у меня еще осталось.
Я прижалась к волку, желая узнать больше, но зная, что не стоит его принуждать.
– Ты потерял близких.
Он кивнул, но промолчал. Его палец и взгляд скользнули по моей нижней губе, голос зазвучал низким рокотом:
– Остальные чувства обострились – много сильней, чем у тех, кто рос и обучался бок о бок со мной. Чутье никогда меня не подводило, и не думаю, что достиг бы своего положения, если бы не оказался вынужден биться в два раза яростней, чем братья.
Истинный воин.
– А теперь, – произнес волк, и его рука прошлась по моим изгибам, сжала ягодицу. – Расскажи, что привело тебя в ту таверну.
Я не могла. Поэтому решила солгать, гадая, является ли это все еще ложью?