«Иначе, – подумала она, – я стала бы такой же беззаботной, как они, и смеялась бы над пророчествами борзых».
Отойдя от чердачного окна, она села на сундук, набитый проеденными молью костюмами.
«Ну ладно, – вздохнула Пегги, – очень хорошо отдавать себе отчет в том, что опасность существует, но какой от этого прок, если я совсем одна и не могу противостоять опасности?»
Заговор
Вот уже неделю Колен работал в конюшне с боевыми лошадьми. Он не жаловался. Арпагос, видимо, проникся к нему дружескими чувствами. Неприветливый с виду, начальник конюшни оказался неплохим малым. Время от времени он разрешал Колену залезать на чердак проведывать лежавшего там на сене Антонена, смазывать его мазями и перебинтовывать. Рыжий мальчишка медленно оправлялся от ран. Но ожоги оставили неприглядные рубцы; с этим ничего нельзя было поделать.
– Я отомщу, – повторял он озлобленно. – Так или иначе, но я отомщу.
– Не будь глупцом, – взрывался Колен. – Или тебе недостаточно? Эти люди всемогущи и опасны. Как и ратные кони.
Но Антонен не успокаивался.
«Наверняка наделает глупостей», – думал Колен каждый раз, возвращаясь к работе.
Его отношения с лошадьми улучшились. Они проявляли меньше злобы, когда мальчик приближался к ним. Может быть, интуитивно они чувствовали восхищение Колена? Казалось, больше других к нему расположился Огненный Гнев. Несколько раз Колен гладил ему морду, и чистопородный конь даже не рассердился. Мальчик испытал странную радость, дотрагиваясь до монстра, грива которого могла воспламениться при малейшем недовольстве. Арпагос, от которого не укрылись эти проделки, отозвал начинающего конюха в сторонку.
– Ты играешь с огнем, парень, – проворчал он. – Опасайся этих животных. Они лишь делают вид, что их можно приручить, а на самом деле готовят ловушку. Я тебя предупредил. Не приходи жаловаться, если Огненный Гнев оторвет тебе руку! Ты меня разочаровал; на поверку ты такой же глупец, как и остальные!
Каждые три дня молодые господа приезжали на тренировку, и нужно было быть при них. Но те в основном проводили время на пикниках. Устроившись на траве, они наедались холодной курицей и клубничным пирогом, жадно запивая все ледяным шампанским из золотых кубков. Ради смеха они вызывали друг друга на дуэль. Поскольку рыцари часто были навеселе, случалось, они ранили друг друга, поэтому их всегда сопровождал лекарь, спешивший зашить раны иглой из позолоченного серебра.
Во время одного из таких праздников, сдобренных шампанским, Колен услышал разговор, перевернувший впоследствии его жизнь.
Тибо де Шато-Юрлан и другой молодой вельможа, Дени де Монтовер, разговаривали вполголоса, пока их товарищи фехтовали на рапирах на соседней лужайке.
– Знаешь, что меня скоро женят? – весело спросил Тибо.
– Ты смеешься? – расхохотался Дени. – И на ком же?
– На этой глупой Пегги Сью. Ну, которая прогуливает собак! Она прилетела с Земли, с убогой планеты, населенной пещерными людьми.
– Вот это да! А она не дурнушка, тебе могло бы достаться кое-что похуже… Кстати, ее больше не зовут Пегги Сью. Отныне ее официальное имя – Анна-София, Властительница Черных Земель.
– Неважно! Она глупышка, и манеры у нее как у простушки. Ее сестра, Мария-Женевьева, больше бы мне подошла, но ее сожрали борзые астролога. Неважно. Этот брак принесет мне богатство и влияние. А года через два король и королева выживут из ума, их мозги расплавятся от солнечных ванн.
– Неужели?
– Да, мой друг! Сияние волшебных камней уже превратило их в счастливых глупцов. А женившись, я подкуплю министров, и они признают их недееспособными. Поскольку у них нет наследника мужского пола, Анна-София станет королевой, и я – самым влиятельным человеком.
– Ну-ка, ну-ка, – сказал Дени де Монтовер, – надеюсь, ты не забудешь друзей…
– Не забуду тех, кто мне верно служит, – сухо ответил Тибо. – Конечно же, я не останусь в тени Анны-Софии. Год спустя бедная глупышка умрет от лихорадки…
– От лихорадки, вызванной ядом, полагаю? – усмехнулся Дени.
– Правильно мыслишь, друг. Как только королева умрет, я завладею королевством. Тогда ты мне и понадобишься, я назначу тебя главнокомандующим.
– Это мне нравится, милостивый господин! Черт, я прямо сегодня же прикажу портному скроить мне самый роскошный мундир, какой только видели.
– Мы должны воспользоваться апатией старших, – добавил Тибо. – Уже тридцать лет, как они бездействуют, наслаждаясь сиянием камней счастья, их мозги превратились в соус. Вот почему я всегда ношу шляпу при солнечном свете. Для нас это необыкновенный шанс. У министров мозгов осталось не больше, чем у вареного цикория, я буду вертеть ими, как захочу. Скоро настанет наш час.
Возмущенный услышанным, Колен скрючился за изгородью, где он вязал снопы сена. Его руки дрожали. Еще немного, и он ударил бы Тибо по голове камнем.
Понимая, что не сможет контролировать себя, он бросился бежать, но по дороге наступил на сучок. Тибо, находившийся по другую сторону изгороди, услышал треск и настороженно замолчал. Вскочив на ноги, он заметил конюха, пробирающегося вдоль стены.
– Кто это был? – забеспокоился Дени де Монтовер.
– Чистильщик навоза, – прошипел Тибо презрительно. – Боюсь, он нас услышал.
– Ты его узнал?
– Это Колен, – проворчал молодой барон. – Босяк с наглым взглядом… Нельзя дать ему уйти.
– Надо от него избавиться и побыстрей, – согласился Дени.
Задыхаясь от ярости, Колен нашел прибежище на сеновале. При мысли о том, что Тибо де Шато-Юрлан может жениться на принцессе, его охватила сильная ревность. Этому не бывать! Он должен ее предупредить, не дать попасться в ужасную ловушку, которую готовил ей молодой барон.
«Мне не позволят к ней приблизиться, – подумал он. – Но все же надо найти способ…»
Остаток дня он провел в раздумьях. Вечером, вместо того чтобы отправиться домой, он остался в конюшне под предлогом ухода за Антоненом. Оставшись один, он раздобыл бумагу, перо и устроился в уголке, чтобы написать письмо с предостережениями.
«Я положу письмо на вершине холма, – решил он. – Принцесса найдет его во время очередной прогулки собак астролога. Да, хорошая идея. Таким образом, мне не придется с ней разговаривать».
Колен решился на эту хитрость, потому что не знал, как вести себя в ее присутствии. Он понимал, что неловок и некрасноречив. Перед Анной-Софией он стал бы запинаться, раскачиваясь из стороны в сторону, и выглядел бы полным тупицей. Увы, едва начав послание, он понял, что и в письме неловок. Раздраженный, в отчаянии, Колен все зачеркивал и зачеркивал написанное и рвал бумагу кончиком пера. Скоро вокруг него валялась куча скомканных листов.
«Ваше Высочества, – написал он в конце, – вы миня ни знаите, но я ваш друк. Вам жилают зла. Ни доверяйте Тибо де Шато-Юрлану. Он плохой чиловек. Вам грозит апасность».
Он хотел было добавить: «Я мечтаю о встрече с вами», но в последний момент одумался.
Закончив послание, он сложил его и написал сверху:
«Принцессе Анне-Софии. Очинь важна!»
Засунув послание за пазуху, Колен вышел из конюшни и отправился на вершину холма. Там он положил письмо на пень и придавил сверху камнем, чтобы оно не улетело. Если повезет, принцесса найдет его на следующее утро. Это все, что он мог сделать.
Спускаясь с холма, он наткнулся на хмурого Арпагоса.
– Что ты там делал? – проворчал его начальник. – Конюхи не имеют права гулять в парке. Хочешь неприятностей? Быстро беги! Возвращайся домой, пока часовые не заперли потерну.
Сонная игла
В четверг при дворе давали бал, во время которого герцогиня де Марвифлор официально представила Тибо де Шато-Юрлану Пегги Сью. Король же объявил о скорой помолвке, а через год, когда Анне-Софии исполнится шестнадцать лет, и будущей свадьбе.
Весь вечер молодой барон был очень галантен, и принцесса, державшаяся поначалу настороже, не могла не признать его обворожительным. Кроме того, все присутствовавшие девушки не сводили с него глаз; Пегги было приятно обойти этих воображал, которые большую часть времени смеялись у нее за спиной, называя ее «эта выгульщица собак с Земли».
«Если мне предстоит выйти замуж за Тибо, – думала она, – надо постараться к нему привыкнуть. В конце концов, других претендентов нет… На него приятно смотреть, уже хорошо. И потом, я никогда никого не полюблю, я чувствую, так почему бы и не выйти замуж?»
Пока она проговаривала эту мысль, тихий голосок шептал где-то в закоулке ее сознания снова и снова: «Врунья, врунья, врунья…»
Пегги резко сложила веер в надежде, что голосок смолкнет.
Герцогиня де Марвифлор была на небесах от счастья, потому как боялась, что принцесса опозорится перед бароном. Проблема с младшей дочкой короля заключалась в том, что она вела себя странно. Герцогиня начинала думать, что Анна-София, может быть, не создана для того, чтобы занять уготованное ей место в королевстве.
«Она всегда будет чужой, – говорила себе герцогиня. – Годы ссылки безнадежно ее испортили. Она выросла на планете умственно отсталых, на планете обезьян, и никогда не станет такой, как мы. В книгах по истории не появится ее имя; ее быстро забудут. В конечном счете, я теряю с ней время. Вот ее сестра, Мария-Женевьева, была гораздо более интересная девушка. Жаль, что псы ее разорвали. Какая трагедия. Мы так никогда и не узнаем, что случилось. Вероятно, она повела себя с ними слишком властно, а псам это не понравилось. Я всегда буду о ней жалеть. У Марии-Женевьевы были задатки будущей королевы…»
На балу Пегги Сью упорно пыталась приблизиться к своим родителям, чтобы рассказать им об ограх. Увы, она так и не смогла пробиться сквозь плотную толпу министров, сбившихся вокруг королевской четы. Ее просто оттолкнули, словно она была надоедливым щенком. Девушка пришла в отчаяние.
Синий пес, следивший за тщетными усилиями Пеги с бархатной подушки, прошептал ей: