Господи, прости ее душу. Предал бы и Шеф из Джерси – при первой же удобной возможности.
Так что теперь моя очередь.
Дело было в пятницу днем, около двух – мы с Шефом только вошли в мой небольшой, но хорошо оборудованный офис на Лонг-Айленде, в Плейнвью, где-то посредине между Манхэттеном и Хэмптонсом. Трудно было вообразить себе городишко более скучный, чем Плейнвью, – за всю историю Лонг-Айленда ни разу не было случая, чтобы хоть один разговор начался словами: «Ты не поверишь, что вчера произошло в Плейнвью…»
Но сегодня все должно было измениться.
Потому что если мой коварный план сработает, то сегодня вечером состоится и будет записан на пленку знаменательный разговор, способный повлечь за собой самые катастрофические для теневого бизнеса последствия, какие только можно себе представить в истории не только Плейнвью, но также Манхэттена, Нью-Джерси, восточного побережья Штатов и даже, не побоюсь этого слова, всего мира в целом.
Но это потом. Начали мы с приятного – после традиционных приветствий и не менее традиционных объятий я провел Шефа в «зону отдыха», где красовался стеклянный кофейный столик в окружении удобного дивана, обитого кожей цвета бычьей крови, и двух клубных кресел в тон ему. Мы устроились на диване, и Шеф с некоторым удивлением заметил:
– Надо же, я и не знал, что ты все еще владелец этого офиса!
– Да, – будничным тоном бросил я. – Наверное, просто не хватило духу с ним расстаться. – Я чарующе улыбнулся. Однако Шеф, явившийся в светло-сером костюме с красным галстуком-бабочкой, оставался холоден и невозмутим, как всегда. Я предпочел одеться менее официально – в джинсовые шорты и белую рубашку-поло, прекрасно скрывающую от посторонних глаз мой щит и меч.
Шеф наконец соизволил улыбнуться.
– Чудесное место. Мне всегда тут нравилось.
С какой-то холодной отстраненностью я наблюдал за тем, как Шеф оглядел комнату. В прошлом общество Шефа действовало на меня умиротворяюще – величавый вид, который придавала ему сверкающая лысина, квадратная челюсть, орлиный нос и эта его заразительная улыбка внушали спокойствие, – но когда-то ведь я чувствовал то же самое в обществе Герцогини, разве нет? А сейчас? Как они поступили со мной: моя жена, Дэйв Билл, Элиот Лавинь? «Каждый мужчина способен предать, – напомнил я себе. – И женщина тоже. Так с какой стати я должен испытывать угрызения совести? Правильно – не должен, потому как долг платежом красен».
– Ну, еще бы! – улыбнулся я. – Как дела? Как жена, дети? Все еще играешь в гольф? – Где-то полчаса мы болтали о разных пустяках.
Это не было пустой тратой времени, поскольку, действуя незаметно и тонко, я постарался вложить в его голову две весьма важные мысли. Во-превых, что с каждым днем я чувствую себя все лучше и лучше, а посему пребываю в радужном настроении. И, во-вторых, уверен, что как только проблемы с законом останутся в прошлом, передо мной откроется прекрасное будущее, которого я с нетерпением жду. И неотъемлемой частью этого будущего должен был стать Шеф, которому я предназначил роль друга, доверенного лица и советчика. И то спокойствие и уверенность в себе, с которыми я держался, доказывали, что я способен с честью и достоинством выйти из любых испытаний, как и положено мужчине.
Поболтав о том о сем, я непринужденно перевел разговор на состояние своих дел:
– Очевидно, что самым лучшим для меня в данной ситуации будет признать себя виновным, поскольку если дело дойдет до суда и меня осудят, то мне впаяют такой срок – мама не горюй, а это было бы чертовски глупо. – Я пожал плечами. – Одно отмывание денег тянет уже лет на десять, а в моем деле минимум пять таких эпизодов. С другой стороны, если я признаю себя виновным до суда, то мне инкриминируют лишь мошенничество с ценными бумагами, а это уже другая статья.
Шеф кивнул.
– И сколько тебе светит?
– По словам Грега, лет шесть. Я считаю по-другому – если спустя какое-то время попасть в программу по избавлению от наркозависимости, а потом провести полгода в реабилитационном центре, то в общем получится около трех. А три года я уж как-нибудь продержусь.
– Это мне больше нравится, – хмыкнул Шеф. – Гораздо больше. А как насчет Дэнни?
– С ним будет примерно так же, как со мной. Наши адвокаты работают над совместным планом защиты, но это так, для проформы. Если в офисе федерального прокурора по-прежнему думают, что мы намерены довести дело до суда, будет гораздо проще расторгнуть сделку, когда настанет подходящий момент.
– Ясно, – кивнул Шеф. – Прямо, как я – сражаешься до последнего, а потом вдруг – бац! И прямо на пороге суда делаешь ручкой – мол, извините, сделка расторгнута. – Он одобрительно покивал головой. – Это хорошо, очень хорошо. А штраф большой?
– Пока точно не знаю, – слегка неуверенно протянул я. Потом, подозрительно покосившись по сторонам, понизил голос до едва слышного шепота (для моего диктофона это не имело особого значения) и заговорщически подмигнул: – Откровенно говоря, мне плевать. Потому как я успел припрятать достаточно, чтобы до конца своих дней поплевывать в потолок. Причем не только тут, но и там, – я покосился на дверь, – по обе стороны Атлантики.
Шеф понимающе кивнул.
– Очень неглупо, – прошептал он, хотя и далеко не так беззвучно, как это сделал я. – Своего рода подушка безопасности. Верно?
– Твоя школа, Деннис. Знаешь, обратись я в первую очередь к твоим людям, может, не пришлось бы сейчас расхлебывать это дерьмо.
– Это верно, – покусав губу, согласился Шеф. – Но что толку теперь кусать локти?
– Да, да, знаю. Мужчина учится на собственных ошибках, – я подмигнул. – Что ж, я учился, и тяжко учился. Проблема в одном… – Я опять понизил голос: – …видишь ли, у меня за океаном куча бабла, причем налом. Больше десяти миллионов, а я не слишком верю тому типу, у кого эти деньги сейчас. Уж слишком он близок к Сорелю. Кстати, этот ублюдок первым меня и сдал!
Шеф предостерегающим жестом поднял руки.
– Ш-ш-ш, хватит об этом! В чем дело?
– Да ни в чем! – Господи Иисусе, подумал я. Дело сделано! Этими словами Шеф только что вырыл себе могилу – и все это записано на пленку. – Вернее, в том, что ты – единственный, кому я могу доверять. Прошло время, когда я всех считал друзьями. Но больше я рисковать не намерен.
– Да уж, – он выразительно поднял брови. – И где эти деньги сейчас? Я хочу сказать, в какой стране?
– Вообще-то в двух: в Швейцарии и в Лихтенштейне. – Мысли лихорадочно закружились у меня в голове. Мое сознание, как это уже бывало и раньше, заработало, словно магнитофон с двумя дорожками. Слова слетали с моего языка с такой легкостью, словно были предварительно записаны на пленку: – Я рассовал их по разным счетам, пять швейцарских, остальные два – в Лихтенштейне… – я продолжал говорить, а в моем мозгу словно включилась вторая дорожка записи, и там уже начали выстраиваться в определенном порядке все темы, которые мне следовало обсудить, чтобы получить доказательства участия Шефа в отмывании грязных денег. Он должен был недвусмысленно подтвердить, что знает – деньги, о которых идет речь, получены незаконным путем и я решительно намерен скрыть это от федерального правительства; сумма непременно должна была превышать миллион (чтобы Шеф мог получить максимальный срок). И – в данном конкретном случае – я обязан был найти способ доказать, что занимаюсь отмыванием денег не один, а вместе с Синеглазым Дьяволом. – Разные счета – не проблема, – услышал я себя. Слова эти были адресованы Шефу, стало быть, включилась первая дорожка. – Эти деньги – откат, который я получил от Лавиня по новым делам, так что большая часть их – из Гонконга. Думаю, проследить их вряд ли удастся.
– Ну, значит, вот что нам нужно сделать, – перебил меня Шеф. – Первое – открыть новый счет, и как можно скорее. У меня есть для этого подходящие люди; те же самые, услугами которых я воспользовался, когда речь шла о Бобе. – Есть! – возликовал я. – Только, думаю, нам пока не стоит светиться в Швейцарии – подождем, пока пыль немного уляжется.
– Согласен, – поспешно закивал я. – Не хочу, чтобы мои денежки уплыли к федералам. Чтобы собрать эти десять миллионов наличкой, пришлось найти чертову пропасть подставных.
– Не волнуйся, – уверенно сказал Шеф. – Мои ребята – спецы, так что никто не найдет твои деньги.
Я кивнул, лихорадочно между тем соображая: итак, Шеф, можно сказать, признался в отмывании денег, но разговор шел без свидетелей. Может, стоит заставить его заглотить наживку поглубже? Что ж, попытка – не пытка.
– Один вопрос, – понизив голос, прошептал я, словно меня до сих пор снедали сомнения. – А если бы мне, скажем, понадобилось переправить за океан больше денег? Как раз сейчас у меня на руках еще пять лимонов отката, которые я получил от Лавиня. И мне страшно не хочется, чтобы правительство наложило свою лапу на мои кровные.
– Не проблема, – хмыкнул Шеф. – У меня как раз есть на примете подходящий парень.
Неужели?! – мысленно ахнул я. – Господи, помилуй! Ну, дела!
– Правда? И кто же это? – спросил я, впрочем, не слишком рассчитывая на ответ.
– Его зовут Джеймс Лу, – небрежно бросил Шеф, словно речь шла о хорошем садовнике. – Возможно, ты даже его знаешь. Боб как-то приводил его. По-моему, ему можно доверять.
Я согласно кивнул, гадая про себя, какая муха укусила Шефа. Он ведь тертый калач – с чего это он вдруг сейчас разболтался?
– Выходит, у Джеймса Лу есть необходимые связи в Швейцарии? – спросил я.
– Мать твою растак! – фыркнул Шеф. – Еще бы! Конечно, есть! У этого парня связи по всему миру! Бога ради, Джордан, добрая половина его семейки расползлась по всей Азии, словно тараканы! Он переправит твои денежки в Гонконг быстрее, чем ты успел бы положить их на счет в местном банке. Да что Гонконг! У него свои люди в Сингапуре, в Малайзии… словом, везде.
Я понимающе кивнул. Пора было задать следующий вопрос, но я никак не мог прийти в себя от услышанного. Наконец я опомнился.