Она сказала:
– Я ваш консультант, миссис Стриклэнд.
А что случилось со Сломанным Зубом? – подумал я.
– А что случилось с миссис Ричардс? – спросил я.
– Она просто заменяла меня на прошлой неделе, – некоторое время миссис Стриклэнд смотрела на меня, а потом сказала: – А вы не похожи на парня, который украл сто миллионов долларов. Выглядите слишком невинно.
– Да, мне это уже говорили, но я, безусловно, виновен в том, в чем меня обвинили.
Со смешком:
– Здесь редко такое слышишь. Тут в Тафте никто ни в чем не виноват. Кстати, как прошла ваша неделя в «яме» с Сэмом Хаусманом?
– Да он же просто маньяк! Он уже наложил арест на ваше имущество тоже?
Миссис Стриклэнд рассмеялась.
– Нет, но я здесь явно в меньшинстве: он так обошелся почти со всеми. Думаю, я ему нравлюсь.
Она пожала плечами.
– Ладно, после переклички я вас отсюда переведу, ваша новая койка – нижняя № 42. Это комната Чонга.
– Томми Чонга?[27]
– Да. Пожалуй, я помещу вас с ним в одну комнату. Тогда за вами будет легче наблюдать.
Сказав это, миссис Стриклэнд улыбнулась и вышла, не сказав больше ни слова.
Я слышал, что Томми Чонг отбывал в Тафте срок по какому-то смешному обвинению о продаже трубок для курения марихуаны через Интернет. Насколько я мог судить, это была какая-то смешная гримаса правосудия. Вообще-то продажа этих трубок сама по себе не была незаконной в пределах штата, нарушение заключалось в том, что он продавал их через Интернет – а значит, пересекал границы штатов и совершил федеральное преступление. В результате его посадили на десять месяцев.
Я с трудом удержался, чтобы не начать сравнивать справедливость двух наших приговоров. В конце концов, если за продажу бонгов полагалось десять месяцев в кутузке, то сколько тогда надо было дать за кражу 100 миллионов долларов у тысяч людей, тайный вывоз миллионов долларов в Швейцарию и участие в развратных действиях, нарушавших все законы человеческие и божеские? Наверное, десять тысяч лет.
– Что за дерьмо! – вдруг сказал мой сокамерник.
– Что именно дерьмо?
– То, что с такими людьми, как ты, здесь обращаются по-особому.
– Ты о чем?
Сокамерник пожал плечами.
– Я не говорю, что ты в этом виноват, но я сижу здесь уже девятнадцать месяцев, и за это время Стриклэнд разговаривала со мной только раз, когда велела мне застелить постель. А ты здесь всего несколько часов, но она уже прибежала в своей розовой рубашке и переселяет тебя к Томми Чонгу. Знаешь, она ведь даже не будет посылать тебя работать на кухню, как это делают с каждым новичком. Она, наверное, сделает тебя уборщиком, а это здесь самая легкая работа.
Потом он сказал более дружелюбным тоном:
– Ладно, неважно, на самом деле я хотел бы отвечать за твою стирку. Я буду брать с тебя два бакса в неделю плюс пятьдесят центов за кондиционер. Можешь расплачиваться со мной марками или консервированным тунцом, как тебе больше нравится.
– Отлично, – сказал я, – буду платить тунцом.
Тут по всему блоку разнесся зычный голос.
– Перекличка, перекличка! Объявляется подъем для построения и переклички.
Марк вскочил с постели и уставился на дверь, я последовал его примеру. В блоке наступила тишина.
Через несколько мгновений мимо подчеркнуто быстро прошли два охранника, заглядывая в каждую комнату. Они шли так быстро, что было ясно, они нас даже не считают, исходя из того, что все на своих местах. Через несколько минут тот же зычный голос прокричал: «Вольно», и уровень шума опять повысился, а колонисты принялись слоняться по блоку, как спортсмены в раздевалке.
Я стукнулся со своим новым ответственным за стирку костяшками пальцев, и, попрощавшись таким образом, отправился по узкому коридору к сорок второй нижней койке. Дойдя до этой комнаты, я обнаружил там Томми, сидящего на кровати и разбирающего гору писем. Он был еще красивее, чем в кино, хотя я всегда был под таким кайфом, когда смотрел его фильмы, что, наверное, все время галлюцинировал. Он был стройным и загорелым, с головой, покрытой копной серебристых седых волос и хорошо подстриженной бородой такого же яркого цвета.
– Томми? – нерешительно сказал я.
Он поднял голову и улыбнулся.
– Да, а ты Джордан?
Я кивнул, и мы пожали друг другу руки в традиционной манере, не стукаясь костяшками пальцев. Затем мы поболтали несколько минут. Похоже, новости здесь быстро распространялись, потому что Томми, как оказалось, знал о моем деле так же много, как я о его.
– Так фильм «Бойлерная» действительно о тебе? – спросил он.
– Не совсем, – ответил я, – он в какой-то мере касается принадлежавшей мне фирмы, но сценарий написан с точки зрения мелкого служащего. Вот там есть сцена, где они едут в Атлантик-Сити на автобусе, – тут я начал объяснять ему, что было неправильно в «Бойлерной», а мой мозг снова пошел по двум дорожкам.
На первой дорожке слова выскакивали из меня автоматически: «…Уверяю тебя, что мои брокеры никуда не ездили на автобусе, они бы со стыда умерли, если бы их на этом застукали. Они пользовались только частными самолетами и лимузинами…»
А на второй дорожке я вел внутренний монолог и говорил себе: «Господи, поверить не могу, насколько Томми Чонг не похож на мое представление о нем. Ты только посмотри, как он изменился в лице, когда я стал рассказывать о безумии моей прежней жизни. А я думал, что все это для него в порядке вещей, но, кажется, он по-настоящему шокирован моей порочностью!»
Тут у входа в нашу комнату появился еще один заключенный. Ему было за пятьдесят, и он выглядел как ухудшенная версия Робина Уильямса. У него была волнистая седая борода, достаточно пышная для того, чтобы в ней поместилась целая семья ласточек. Он сказал с шутливой формальностью:
– Мистер Белфорт, Дэвид, ваш покорнейший слуга.
Тут он поклонился.
– Я хотел бы быть вашим дворецким. Я буду делать все, что вы скажете, – стелить вашу постель, убирать комнату, приносить вам кофе по утрам, выполню любые поручения, как большие, так и мелкие.
Он взглянул на Томми.
– Я уверен, что мистер Чонг подтвердит высокий профессионализм моих услуг.
Я посмотрел на Томми, стараясь сохранить бесстрастное лицо.
– Дэвид – хороший человек, – сказал Томми, – тебе стоит нанять его.
– Сколько? – спросил я Дэвида.
– Семь «книжечек» [28] в месяц, – с достоинством ответил он, – и я делаю прекрасный ванильный латте. Краду сироп на кухне.
– Конечно, почему бы нет? – ответил я. В конце концов, «книжечка» стоит всего 7 долларов 20 центов. Значит, за 50 долларов 40 центов у меня будет свой собственный тюремный дворецкий.
– Вы можете начать завтра.
Дэвид поклонился и ушел.
Томми сказал:
– Надо только быть осторожным, если он предложит тебе что-то приготовить. Он сидит уже двадцать лет и большую часть времени ловит белок, а потом маринует их в соевом соусе и готовит в микроволновке.
Он пожал плечами.
– Говорят, это вкусно.
Я прокрутил этот сценарий в голове, пытаясь понять, каким же образом он ловит белок. «Наверное, ставит ловушки», – предположил я. Тут раздался другой голос:
– Эй, Джордан!
Я поднял глаза и увидел низенького мексиканца.
– Что такое? – с улыбкой спросил я.
– Я Джимми, главный уборщик. Миссис Стриклэнд сказала, что ты будешь работать со мной.
Милашка миссис Стриклэнд!
– Думаю, ты вообще не очень хочешь работать?
– Совершенно не хочу, – быстро ответил я, – сколько это стоит?
– Сто баксов в месяц, и ты ни разу не прикоснешься к ручке метлы.
– Договорились, – ответил я, – как ты хочешь, чтобы я тебе платил?
– Пусть твой друг на воле отправляет моей сестре каждый месяц деньги, а она будет переводить их мне.
– Отлично, – сказал я, а как только он ушел, в дверь просунул голову похожий на итальянца парень с белоснежными зубами.
– Ты Джордан? – спросил он.
Я кивнул.
– Да, в чем дело?
– Я Руссо, тот парень, который здесь все достает. Я видел, как ты играл в теннис. Ты хорошо играешь, но, наверное, у тебя лучше бы получалось с хорошей ракеткой.
– Что ты можешь предложить?
– «Хед», «Ликвидметал». Все прямо из магазина.
– Сколько?
– Семьдесят пять баксов.
– Беру. Как тебе платить?
Он махнул рукой.
– Не волнуйся об этом. Решим потом. У нас с тобой будет много общих дел, давай я сначала принесу ракетку.
И он ушел.
Я взглянул на Томми и сказал:
– Это же просто шоу фриков, а не тюрьма!
– Ну да, ты уже понял, – ответил он, – «суровыми условиями» это не назовешь. Вообще-то, по ночам люди здесь выходят наружу и забирают посылки от друзей, а некоторые даже встречаются с женами и занимаются сексом. Здесь все всем разрешено.
Так оно и было.
Несколько следующих дней мы с Томми рассказывали друг другу о своих приключениях, а ко мне тянулся настоящий поток заключенных, предлагавших свои услуги. Пришел Мигель, мексиканский массажист (10 долларов за шестидесятиминутный массаж, интим не предлагать), Тедди, китайский портретист («пишу акварельные портреты ваших детей по фото, 200 баксов»), деревенщина Джимми, специалист-кожевник (за 75 долларов сделает сумочку в стиле Дикого Запада, которую можно будет отправить домой жене), Дэнни, гей-парикмахер (за шесть банок тунца он вас пострижет и при этом попытается потереться причинным местом о вашу коленную чашечку)… и так далее, и тому подобное. Конечно, ко мне приходили все тюремные повара, которые мастерски использовали любые сочетания продуктов, приобретенных в местном магазине, выращенных в саду, тайно принесенных с воли и украденных на кухне и готовили в микроволновке изысканные блюда.
Вот так я снова подсел на крючок: стал вести Жизнь за решеткой.
Но на четвертый вечер рассказов о пережитом Томми сказал мне нечто, навсегда изменившее мою жизнь: