Я снова услышал шаги за дверью, а затем крышка почтового ящика на уровне моего пояса приоткрылась, и из него раздался голос Надин:
— Если хочешь поговорить со мной, говори в эту щель.
Что мне оставалось делать? Я наклонился и…
ПЛЮХ!
— А-а-а! — заорал я, вытирая глаза подолом белой тенниски от Ральфа Лорена. — Это же кипяток, Надин! Ты совсем свихнулась? Ты же могла серьезно ошпарить меня!
Презрительный голос Герцогини в ответ:
— Ошпарить тебя? Я собиралась и не такое сделать! Как ты смеешь, паразит, втягивать в это дело мою мать? Ты что, не понимаешь, что я прекрасно вижу, как ты ею манипулируешь? Конечно, она готова на все после того, что ты сделал для нее! А ты убедил ее, что все так легко и просто, чертов маленький манипулятор! И все эти твои дурацкие «технологии продаж» и «правдоподобные алиби» — или как ты там еще всю эту гадость называешь! Ты подлец!
Несмотря на все эти оскорбления, только одно слово — «маленький» — задело меня по-настоящему:
— Это кого ты все время называешь маленьким? Берегись, а то как двину тебе…
— Только попробуй! Если ты поднимешь на меня руку, я отрежу тебе яйца, пока ты будешь спать, и тебе же их и скормлю!
Боже! Как мог такой красивый ротик изрыгать такой гнусный яд — причем прямо в лицо собственному мужу! Еще недавно Герцогиня казалась мне сущим ангелом, не говоря о том, что прошлой ночью она чуть не зацеловала меня насмерть! Но после того как Патриция подняла свой тост, я поймал их взгляды — ее и Сьюзен, — брошенные на меня из-под их нелепых соломенных шляп. Тетка и теща напомнили мне сестер Пиджин из кинофильма «Странная парочка». И я подумал: «Какой же таможенник в здравом уме задержит сестер Пиджин?»
А то обстоятельство, что у обеих были британские паспорта, делало всю затею еще более осуществимой. И потому я пустил пробный шар — проверю-ка, не согласится ли одна из них провезти для меня контрабандные бабки.
Из щели почтового ящика снова раздался голос жены:
— Наклонись сюда, посмотри мне в глаза и поклянись, что ты не хочешь, чтобы она это делала!
— Наклониться к тебе? Ага, сейчас! — сказал я насмешливо. — Хочешь, чтобы я посмотрел тебе в глаза? А зачем? Чтобы ты снова плеснула мне в лицо кипятком? Ты меня за полного кретина держишь или как?
Лишенным всяких эмоций голосом Герцогини ответила:
— Я не собираюсь больше лить на тебя воду. Клянусь глазками Чэндлер.
Я все равно не стал наклоняться. Надин снова заговорила:
— Моя мать и тетя Патриция думают, что все это просто игра. Они обе ненавидят любые правительства и считают, что обманывать их — хорошо и правильно. И теперь, когда эта идея засела в голове у матери, она не успокоится, пока ты не разрешишь ей сделать это. Я очень хорошо ее знаю. Она думает, что это так возбуждает — пройти через таможню с кучей контрабандного бабла.
— Я не подбивал ее на это, Най. Я никогда и не думал ни о чем таком всерьез. Просто я малость перебрал этого «Шато Марго»… Я поговорю с ней завтра.
— Ты вовсе не перебрал, вот это и печально. Даже когда ты трезвый, ты — маленький дьявол. Это я сумасшедшая, а не ты! Мне действительно надо провериться у психиатра! Наш ужин стоил двадцать тысяч долларов! Какой нормальный человек потратит двадцать штук на ужин, если это не свадьба или какое-нибудь другое торжество? Ни один, я уверена! С чего это ты так разошелся? А те три миллиона, что до сих пор валяются у нас в спальне! Это вообще бред нереальный!
Что бы ты ни думал, Джордан, мне всего этого не нужно. Я хочу жить тихо и мирно, вдали от «Стрэттон», вдали от всего этого безумия. Думаю, нам нужно уехать, пока не случилась беда! — Герцогиня сделала паузу. — Но ты никогда не пойдешь на это. Ты привык к власти и ко всем этим идиотам, что величают тебя «Королем» и «Волком». Господи, «Волк», подумать только! Что за идиотское прозвище!
Я просто физически чуял отвращение, сочившееся сквозь щель почтового ящика:
— Мой муж — Волк с Уолл-стрит! До чего же глупо звучит! Но ты-то этого не замечаешь. Потому что ты маленький эгоистичный засранец.
— Прекрати называть меня «маленький»! Блин, да что такое на тебя нашло?
— Ах какие мы, маленькие, чувствительные, — просюсюкала насмешливо Герцогиня. — Что ж, зарубите себе на носу, мистер Чувствительный: сегодня ночью вы спите в гостевой спальне! И завтра ночью тоже! Возможно, если исправитесь, я займусь с вами сексом… в будущем году! Но до него еще дожить надо!
Мгновением спустя я услышал, как дверь открывается… а затем цокот ее высоких шпилек вверх по лестнице.
Что ж, наверное, я заслужил все это. И все же — каковы шансы на то, что ее мать прихватят на таможне? Почти нулевые! Эти их несуразные соломенные шляпки — именно они навели меня на эту злосчастную мысль. И положа руку на сердце — поддерживая Сьюзен материально, разве в глубине души я не рассчитывал однажды получить что-нибудь взамен? Чего уж греха таить! И она тоже это понимает, вот почему и предложила это первая! Сьюзен была умной, порядочной женщиной, и она тоже в глубине души прекрасно сознавала, что нас связывает нечто вроде негласной долговой расписки, которую я могу однажды предъявить в случае нужды.
Никто никогда ничего не делал и не делает ближнему по одной только доброте душевной — вот что я имею в виду. Всегда находится какой-нибудь скрытый мотив — пускай даже банальное чувство довольства собой, которое испытывает человек, оказывая другому помощь. Да и как еще на эту помощь посмотреть — ведь она вообще может проистекать лишь из заботы о своих собственных интересах.
Ладно, по крайней мере, сегодня у меня был секс с Герцогиней. Так что день-два без секса я как-нибудь проживу.
Глава 20Слабое звено
Расстроенная Герцогиня была наполовину права, но наполовину нет. Да, она была права, когда настаивала, чтобы ее мать не играла значительной роли в «чудесном приключении», как Сьюзен и Патриция окрестили касавшуюся их часть моей международной отмывочной схемы. И права в том, что наши мотивы (Сьюзен и мои) имели сильный эмоциональный привкус. Положить баснословное количество бабла — 900 тысяч баксов! — в объемистую дамскую сумку и с этой сумкой на плече пройти через таможню и не попасться? Да, такое действительно очень возбуждает!
Но Герцогиня была не права, принимая все так близко к сердцу и мучая себя. Сьюзен преодолела таможенный барьер по обе стороны Атлантики, глазом не поведя, и вручила деньги Жан-Жаку Сорелю с улыбкой, да еще и подмигнув ему. И вот она уже благополучно добралась до Англии, где намеревалась провести остаток сентября с теткой Патрицией, наслаждаясь своим геройством и тем, что нарушение доброго десятка законов так просто сошло им с рук.
В конце концов Герцогиня простила меня, и между нами снова воцарились мир да любовь; мы решили продлить себе летний отдых в Ньюпорте, штат Род-Айленд, и там к нам присоединился мой старый друг Алан Липски со своей (уже почти бывшей) женой Дорин.
И вот в один прекрасный день мы с Аланом шли по деревянному причалу к яхте «Надин». Мы, можно сказать, шли плечом к плечу, если не считать того, что плечо Алана было на целых шесть дюймов выше моего. Он был высоким и крупным, с грудной клеткой, как бочонок, и толстенной шеей. Лицо у Алана было такое, какие в кино обычно бывают у мафиози-киллеров: крупные, резкие черты и большие, густые брови. Даже в светло-голубых шортах-бермудах, желтой футболке с V-образным вырезом и бежевых мокасинах он выглядел грозно.
«Надин» была выше всех яхт в гавани, а благодаря своей необычной желтовато-коричневой раскраске она еще сильнее выделялась на общем фоне. Любуясь величавым зрелищем, я все же не мог не задаться вопросом — а за каким вообще хреном я купил эту посудину? Мой пройдоха-бухгалтер Деннис Гайто просто умолял меня этого не делать, назойливо повторяя старую бородатую присказку: «Владелец яхты бывает счастлив дважды — в момент, когда купил ее, и в момент, когда продал!» Деннис был малый головастый и рассудительный, так что я долго колебался. Но когда Герцогиня заявила, что покупка яхты — идиотская затея, мне, понятно, не осталось ничего иного, как тут же взять и выписать чек.
Так что теперь я был владельцем яхты «Надин», 167-футовой плавучей головной боли. Проблема была в том, что корыто было старое, построенное еще в начале 1960-х годов (хотя и для Коко Шанель). Дряхлый движок чудовищно грохотал и постоянно ломался. Как и у большинства яхт той эпохи, все три ее просторные палубы были отделаны красным деревом, что ежедневно ставило на колени команду из двенадцати человек. Вооружившись полиролью и щетками, они ползали по этим палубам на четвереньках с утра до ночи.
По иронии судьбы, когда лодка была построена, она имела в длину всего 120 футов. Но затем один из ее владельцев по имени Берни Литтл (у него я и купил яхту) решил удлинить судно ради вертолетной площадки. Берни был на редкость хитрющим дельцом, опознававшим простака с первого взгляда. И после того как я несколько раз брал у него эту яхту напрокат, он уговорил меня купить ее, сыграв на моей любви к капитану Марку (Марк прилагался к яхте в качестве бонуса).
Вскоре после покупки капитан Марк убедил меня построить самодельный гидроплан. По его словам, раз уж мы с ним заядлые дайверы, то с гидроплана мы могли бы легко заметить косяк каких-нибудь глупых рыб, на которых прежде никто еще не охотился. Марк сказал: «Рыбы будут такие непуганые, что мы сможем просто с рук их кормить, прежде чем насадим на гарпун». Идея показалась мне увлекательной, и я дал Марку зеленый свет. Смета мгновенно выросла с начальных пятисот штук до лимона баксов.
Но когда мы попытались затащить гидроплан на верхнюю палубу, мы поняли, что она для этого недостаточно просторна. На ней уже красовались вертолет «Белл Джет», шесть водных мотоциклов «Кавасаки», два мотоцикла «Хонда», трамплин для прыжков в воду и водная горка, так что вертолет не смог бы ни взлететь, ни сесть, не врезавшись в гидроплан. Но я уже настолько увлекся этой бредовой идеей с гидропланом, что не придумал ничего лучше, как вернуть судно на верфь, чтобы еще раз удлинить его… примерно на семьсот тысяч долларов.