– Прямо к зелотам, укрывшимся в лесу?
– Вы сумеете их избежать. С вашим опытом и умением.
Шэнноу молча сидел в седле, глядя в дуло черного ружья и ощущая напряжение, исходящее от Хранителя.
– Неужели я ошибся в вас, Льюис? Я счел вас хорошим человеком. Таким, как Арчер. Я как-то не мог вас представить мясником, режущим женщин и детей, вампиром-кровососом.
– Я солдат. Не принуждайте меня убить вас.
– Что происходит с Ковчегом?
Льюис облизнул губы.
– Нынче ночью мы празднуем Возрождение. Каждый год в это время мы оживляем какие-либо особенности прошлого, показывая подлинность того, что мы храним, подчеркивая, что оно реальность, а не воспоминания о ней. Нынче Ковчег вновь поплывет по волнам во всей своей славе. А теперь уезжайте, Бога ради!
– Бога, Льюис? Начальники исчадий Ада говорят о Боге? Скажите это ветру. Скажите это фермерам, пригвожденным к древесным стволам, и женщинам, поруганным и зарезанным! Но мне не говорите!
– Мы не затеваем войн, Шэнноу. Из века в век мы пытались направить человечество назад, к цивилизации, но ничего не добились. Единства нет. Саренто говорит, что без единства нет порядка, без порядка нет закона, а без закона нет цивилизации. Все великие сдвиги оказывались результатом войны. Скоро все будет по-другому, Шэнноу. Мы восстановим города и превратим мир в сад. Уезжайте же, пожалуйста!
– О вашей утраченной цивилизации, Льюис, я не знаю ничего, – негромко сказал Шэнноу. – Каритас не пожелал ничего мне рассказать. Не знаю, была ли она прекрасна, но если оружие, которое у вас в руках, – пример того, чем они тогда пользовались, я сильно в этом сомневаюсь. И в те времена существовали подобия исчадий Ада, которые сметали все перед собой, обрекая на смерть тысячи и тысячи? Или было оружие даже страшнее этой черной штуки? Может быть, целые города стирались с лица земли. И вы хотите вернуть такое? Не так давно я был ранен и нашел приют в маленьком селении. Там жили мирные люди, Льюис. Счастливые люди. Их старейшина был когда-то Хранителем. Но теперь их больше нет. Женщин изнасиловали и перерезали им горло. А Каритас? Его распяли. Не сомневаюсь, их души, если они еще остаются там, будут приветствовать вашу мечту. Но ведь их там нет, верно? Их всосал ваш Кровь-Камень, чтобы творить новые смерти и отчаяние.
– Хватит! Мне было приказано убить вас, а я нарушил приказ. Если вы сейчас же уедете, Шэнноу, то останетесь в живых. Неужели для вас это ничего не значит?
– Конечно, значит, Льюис. Никто не хочет умирать. Вот почему я разговариваю с вами. Я не хочу вас убивать, но я должен отыскать ваш Камень.
Льюис прижал приклад к плечу.
– Если вы сейчас же не повернете коня, я отправлю вас в Ад.
– Но я ведь и хочу попасть туда, Льюис. Вон же он! – и Шэнноу указал на Ковчег.
В ярком лунном свете Шэнноу увидел, как напрягся Льюис, как приклад еще теснее вжался в его плечо. Иерусалимец слетел с седла в тот миг, когда прогремела длинная очередь. Он ударился о землю, перекатился за валун, от которого тут же брызнули осколки. Затем приподнялся на коленях, сжимая пистолет. Его конь валялся на спине, задрав дергающиеся ноги к небу, и Шэнноу, ощущая леденящую холодность, взвел затвор, метнулся влево и перекатился через плечо. Льюис молниеносно повернулся, ружье в его руках подпрыгивало, справа от Шэнноу пули поднимали фонтанчики земли и камешков. Пистолет замер, и единственная пуля сбила Льюиса с ног. Шэнноу подошел к нему. Льюис был мертв. Иерусалимец повернулся к бьющемуся в агонии коню и выстрелил ему в ухо, затем перезарядил пистолет и зашагал к развалинам.
«Никто не хочет умирать, Льюис», – прозвучало у него в ушах, и он почувствовал всю истинность этих слов. Шэнноу не хотел умирать. Он хотел найти Иерусалим и обрести мир и покой. Он посмотрел на Ковчег, на сияющие огни, прислушался к музыке. Потом оглянулся на труп Льюиса, уже совсем слившийся с лунными тенями.
Он подошел к двери в скале и, выхватив пистолет, отпрянул в сторону. Когда дверь начала открываться, он прицелился, но стальной туннель за ней был пуст. Он вошел, почти прижимаясь к стене, и дверь закрылась позади него. Ни ведущей вниз лестницы, ни дверей. Он тихо выругался.
С легким шелестом, маня его, открылась дверь лифта. Убрав пистолет в кобуру, он вошел.
Дверь закрылась, и лифт чуть задрожал. Затем она снова открылась, и он увидел то, что ожидал увидеть: вооруженных охранников, целящихся в него из пистолетов. На них были странные синие шапочки с козырьками и двубортные куртки из тонкой шерсти. Среди них стоял великан Саренто, одетый так же, но только куртка была белой с медными пуговицами и синими эполетами, блестевшими тремя золотыми полосками.
– Право, вы меня разочаровали, мистер Шэнноу, – приветствовал его Саренто. Стражники вошли в лифт и разоружили Иерусалимца. Он не сопротивлялся. Его вывели наружу, и он увидел перед собой не запомнившийся ему ярко освещенный коридор, но огромное помещение с роскошной резной мебелью, пушистыми коврами и окнами из цветного стекла.
– Великолепно, не правда ли? – сказал Саренто.
Шэнноу промолчал. В безмолвном изумлении он смотрел на цветные стекла, слагавшиеся в изображения плывущих кораблей и библейских святых и на окружавшие их золоченые панели искуснейшей работы.
– Зачем вы вернулись, мистер Шэнноу?
– Уничтожить вас.
– Неужто вы и правда верите, что способны и с Хранителями повторить одно из ваших чудесных избиений разбойников? Но, конечно же, нет!
Помещение начало наполняться людьми, одетыми очень странно – длинные необычного покроя платья на женщинах, мужчины в черных костюмах и белоснежных рубахах.
– Отведите его вниз, – распорядился Саренто. – Я займусь им позже.
Четверо стражников повели Шэнноу по устланной ковром лестнице и по коридору к двери с медной дощечкой «Б-59». Внутри оказалась кровать с бархатными занавесками между четырьмя столбиками и маленький письменный стол, инкрустированный золотом.
– Сядьте, – сказал стражник, молодой человек с коротко остриженными светлыми волосами. – Устройтесь поудобнее.
Они ждали в неловком молчании, пока не вошел Саренто. Он снял белую фуражку и бросил ее на столик.
– Расскажите мне про корабль, – сказал Шэнноу, и Саренто усмехнулся.
– Как вы хладнокровны, Шэнноу! Вы мне положительно нравитесь.
Он сел на кровать и стянул с рук белые перчатки.
– Как вы находите Возрождение? Впечатляет, а?
– Бесспорно, – признал Шэнноу.
– Так и должно быть. Один из величайших кораблей, когда-либо построенных. Имел в длину восемьсот восемьдесят два фута и весил сорок шесть тысяч тонн. Высшее достижение инженерной техники и одно из чудес древнего мира.
Внезапно Шэнноу засмеялся.
– Что вас так забавляет, сэр?
– Вам нравятся притчи, Саренто. По-моему, этот корабль – точное отражение вашей безумной мечты: роскошный, цивилизованный и поглощенный морем.
– Если не считать того, что мы его восстановили, – отрезал Саренто.
– Да. Чтобы торчать на горе над развалинами цивилизации, о существовании которой вы в ваши времена даже не знали. Корабль на горе – огромный и бесполезный, как и ваши честолюбивые замыслы.
– Корабль на горе? Пойдемте со мной, мистер Шэнноу. Мне будет приятно показать вам, что такое настоящая сила.
Окруженный стражниками, Саренто повел Шэнноу на верхнюю прогулочную палубу, а оттуда на шлюпочную. До самого горизонта простирался океан, и Ковчег торжественно скользил по звездам, отражающимся в волнах. Шэнноу ощутил запах соли в воздухе, а над гигантскими трубами кружили и пикировали чайки.
– Потрясающе, не правда ли? – спросил Саренто.
Шэнноу била дрожь.
– Это невозможно.
– С Материнским Камнем возможно все.
– И мы правда в море?
– Нет. Ковчег все еще лежит на своей горе. То, что вы видите и ощущаете, – образ, проецируемый магией. Однако, пробей вы отверстие в борту, внутрь польется вода, соленая вода. Ибо Камень будет поддерживать иллюзию. А если вы прыгнете за борт, то погрузитесь в море, ледяное и смертоносное. А потом пронижете его и окажетесь в развалинах Атлантиды. Вот это и есть сила, мистер Шэнноу, причем ничтожная доля силы, заложенной в Камне. Пожелай я, и Ковчег поплывет по настоящему океану. Как в один прекрасный день и произойдет, и тогда я приплыву на нем в порт Нью-Йорка.
– В какое число душ это обойдется? – спросил Шэнноу.
– Какой у вас мелочный ум, мистер Шэнноу! – Саренто покачал головой. – Что такое несколько жизней в сравнении с золотым будущим?
– Нельзя ли нам вернуться внутрь? – сказал Шэнноу. – Здесь холодновато.
– Нам можно, Шэнноу. Вы, боюсь, покинете корабль здесь.
– Как раз тогда, когда мне начинало тут нравиться, – сказал Шэнноу и, когда Саренто сделал знак стражникам, нагнулся и стремительно вытащил из сапога обоюдоострый охотничий нож. Первый стражник упал мертвым с располосованным горлом. Шэнноу выхватил его пистолет и прыгнул к Саренто. Великан нырком упал на палубу. Шэнноу упал на него, бросил нож, ухватил Саренто за воротник и прижал пистолет с взведенным затвором ему под подбородок.
– Будьте столь любезны, прикажите своим стражникам убрать оружие, – прошипел Шэнноу, поднимая Саренто на ноги.
Трое стражников посмотрели на своего начальника.
– Подчинитесь, – сказал он. – Я покончу с этим фарсом по-своему.
– Веди меня к Камню! – потребовал Шэнноу.
– Всенепременно. Ваши детские игры в героизм дают вам на это право.
– Поздравляю вас с подобным хладнокровием.
Их взгляды встретились.
– Возможно, вы полагаете, что верх остался за вами, мистер Шэнноу, однако магия, поднявшая Ковчег с морского дна, не будет разрушена сумасшедшим с адским револьвером в руке.
И Саренто повел его вниз.
А «Титаник» плыл и плыл по призрачному морю…
13
Сон Аваддона был беспокойным, и он проснулся, хватая руками воздух. Черные шелковые простыни промокли от пота. Он спустил ноги с кровати. Он так хорошо чувствовал себя три часа назад, когда в Вавилон привезли Донну Тейбард. И нынче ночью владычество исчадий Ада станет беспредельным – все гороскопы подтверждали это. Донна была той жертвой, которую ожидал Дьявол, и когда он пожрет ее, вся сила Ада вольется в Аваддона.