– Он умер!
Кому-то еще стало нехорошо, он вытащил из кисета свой Кровь-Камень – черный, как грех. Еще один человек упал мертвым, и толпа начала пятиться от трупов. Теперь все разглядывали свои Камни, и разразилась паника.
На ступенях Мадден помог Бетику встать, они подошли к Донне и сорвали с нее серебряные браслеты. Она застонала и открыла глаза.
– Джейкоб?
– Все хорошо, девочка. Ты в безопасности.
– Где Кон?
– Ждет нас. Я отнесу тебя к нему.
– А Эрик?
– Поговорим попозже. Ну-ка, дай руку.
Толпа на площади стремительно таяла. Мадден подхватил Донну на руки, но тут к нему подошел темноволосый юноша.
– Господь да будет с вами! – поздоровался он.
– Ты кто? – спросил Бетик.
– Клофас. Ты меня не знаешь, Бетик. Но я видел тебя в Убежище, когда ты был там.
– Кажется, это было так давно!
– Да, словно целая жизнь прошла! Можно я помогу вам нести госпожу?
На «Титанике» люди дрались друг с другом, пытаясь проложить себе дорогу к лестницам, на которых яблоку негде упасть – все старались спастись от поднимающейся воды. Материнский Камень высвободил свою энергию и доводил дело до конца, накреняя корабль на нос в точном соответствии с тем, что произошло когда-то. Сотни Хранителей, их жены и дети исчезали в бурлящем потоке, пытаясь плыть, отчаянно взывая о помощи. Тщетно.
Если во время кораблекрушения в 1912 году десятки мужественных людей до последней минуты стояли у насосов, то Хранители попросту понятия не имели ни о чем подобном. Если та трагедия длилась три часа, этот «Титаник» пошел ко дну в считаные минуты. Рухнули переборки, и безжалостные океанские волны поглотили пассажиров, еще остававшихся внизу.
Спасения не было. Многие прыгали с верхних палуб, со всплеском уходили под воду – только для того, чтобы, пронизав ее толщу, вылететь за пределы силового поля, окружавшего Камень, и упасть с горы на мраморные развалины Атлантиды.
Амазига Арчер и ее сын Люк пробились через курительный салон в фойе перед верхней палубой. Вода там достигала пояса Амазиги и быстро поднималась. Посадив Люка к себе на плечо, Амазига вылезла через окно на наклоненный стальной пол палубы. Люк цеплялся за нее, а она карабкалась к корме, торчащей словно башня над бушующими валами. Обхватив рукой стальной пиллерс, она слушала крики жертв, оказавшихся в ловушке внутри.
Медленно умирающий корабль скрылся в волнах. Холодная вода коснулась колен Амазиги, замерцала и исчезла.
Материнский Камень обрел свой конец, задушенный тонкой золотой проволокой, истощенный им же сотворенной катастрофой. Корабль содрогнулся, и океан исчез. Амазига приподнялась, села и потрогала свою одежду. Она была совсем сухая. Оглядевшись, Амазига увидела, что лежит на ржавой палубе, а в двадцати шагах от нее встает на ноги мужчина, которому тоже удалось выбраться наверх.
– Спаслись! – закричал он, но насквозь проржавевшая сталь провалилась у него под ногами, и мертвый корабль поглотил его. Амазига почувствовала, что палуба под ней прогибается, и осторожно поползла туда, где корма упиралась в обрыв. Палуба провалилась. Рука Амазиги метнулась к поручню и вцепилась в него. Люк с отчаянным воплем повис у нее на шее. Мышцы ее рук свела судорога, но пальцы по-прежнему стискивали поручень. Она посмотрела вниз, в пустые темные недра корабля-призрака.
– Держись, Люк! – закричала она, и мальчик крепче вцепился в ее тунику. Она перевела дух, подтянулась на правой руке и закинула левую за поручень. Под ее тяжестью он выгнулся, и она чуть не сорвалась. Но вскинула ноги, выбралась на корпус и поползла к обрыву. Там пропасть была еще глубже, а развалины Атлантиды внизу сверкали, как ощеренные клыки. Амазига сняла кожаный пояс, закинула его за спину Люка, притянув мальчика к своей спине. Потом перебралась на обрыв и начала долгий, полный опасности спуск.
Шэнноу обнаружил вогнутость в каменном своде – там над бурлящей водой образовался воздушный карман. Смерть была близка, и как он ни пытался примириться с неизбежным концом, он знал, что еще не готов умереть. Его терзали ярость и отчаяние. Он не найдет Иерусалима! Не завершит свои поиски! Поднимающаяся вода лизнула ему подбородок, заплеснулась в рот. Он поперхнулся и выплюнул ее, нащупывая пальцами трещины, чтобы удержаться, потому что намокшая куртка и пистолет тянули его вниз.
– Успокойся, Шэнноу! – приказал голос у него в мозгу. Справа от него замерцало сияние, и появилось лицо Пендаррика, словно колеблющееся отражение на каменном своде. – Если хочешь жить, следуй за мной!
Сияние ушло под воду, Шэнноу выругался, несколько раз глубоко вздохнул, наполняя легкие кислородом, а потом нырнул. Далеко внизу он разглядел Материнский Камень. Его свечение быстро угасало, но прямо впереди маячило призрачное лицо. Он поплыл за ним – все глубже, глубже. Усталые руки еле повиновались ему, легкие начало жечь, как огнем. Пендаррик опустился еще ниже, к черному отверстию туннеля почти у самого пола пещеры. Тут Шэнноу почувствовал, что его начинает увлекать течение. Оно утащило его в туннель. Грудь у него разрывалась, и он выпустил несколько пузырьков воздуха. Его охватила паника, но голос Пендаррика заглушил страх:
– Мужайся, ролинд!
Его тело ударялось о стенки узкого туннеля, и он не находил сил удерживать дыхание. Легкие выбросили драгоценный воздух и всосали соленую воду. У него закружилась голова, и он потерял сознание – в то мгновение, когда поток выбросил его на склон горы. Прозрачная фигура Пендаррика сгустилась рядом с Шэнноу, но царь был бессилен помочь умирающему.
– Руфь! – позвал он, и его мольба громом пронеслась через бездны Духа.
Шэнноу лежал неподвижно, и Пендаррик позвал еще раз. И еще.
Руфь, появившись, сразу поняла, что происходит. Опустившись на колени, она перевернула Шэнноу и села верхом на его спину. Ее ладони ритмично нажимали на нижние ребра, вынуждая легкие извергать смертоносную жидкость. Но Взыскующий Иерусалима по-прежнему не подавал признаков жизни. Руфь резко перевернула его на спину, приподняла ему голову и пальцами защемила ноздри. Ее губы прижались к его губам, ее дыхание наполняло его легкие. Шли минуты, но вот Шэнноу застонал и глубоко судорожно вздохнул.
– Он будет жить? – спросил Пендаррик.
Руфь кивнула.
– Ты устала, госпожа?
– Да. Но я обрела путь.
– Я надеялся, что так будет. Боль очень велика?
Их взгляды встретились, и Руфи не нужно было отвечать.
– Вы обладаете великим мужеством, Руфь. Положитесь на него. Не дайте энергии Кровь-Камней возобладать над вами. Они внушат вам великие мечты, они наполнят ваше сердце желанием власти.
– Не бойтесь за меня, Пендаррик, мечты о завоеваниях – для мужчин. Но, поглощая энергию Камней, я чувствую, как мою душу грязнит зло. Я чувствую, как во мне растут ненависть и похоть. Впервые в жизни я понимаю желание убивать.
– И будете убивать?
– Нет.
– Можете вы остановить исчадия на юге, не убивая?
– Могу попытаться, Пендаррик.
– Вы сильнее, чем я, Руфь.
– Быть может, мудрее, и менее смиренна, чем была прежде. Я не хочу умирать, и все же вы были правы. Я не могу жить с этой силой, вскипающей во мне.
– Изберите лебединый путь и познайте покой.
– Да. Покой. Как бы я хотела унести с собой и всю ненависть в мире.
Пендаррик пожал плечами:
– Вы уничтожите Камни. Этого достаточно.
Шэнноу снова застонал и перевернулся на другой бок.
– Я прощусь с вами здесь, Руфь. Было большой честью узнать вас.
– Благодарю за преподанные мне уроки.
– Ученица несравненно превзошла учителя, – сказал он и исчез.
Шэнноу очнулся на каменистой земле в полумиле от мраморных развалин и обнаружил, что смотрит на «Титаник». Вновь это был золотистый ржавеющий корпус ушедшего на дно корабля. Внезапно один борт словно распороло, наружу вырвался пенный поток и бешеным каскадом устремился по склону к древнему городу внизу. Длилось это несколько минут, но Шэнноу разглядел во вспененной воде крохотные человеческие фигурки.
Он сел и увидел, что рядом с ним вторую гибель легендарного корабля наблюдает Руфь. По ее щекам текли слезы, и она отвела глаза.
– Благодарю вас за мою жизнь, – сказал он неловко.
– Ответственность за то, что они вон там лишились ее, лежит на мне, – сказала она, а тела неслись и неслись вниз, к Атлантиде.
– Они сами сотворили свой рок, – сказал он ей. – Вам не за что винить себя.
Она вздохнула и отвернулась.
– Донна спасена и воссоединилась с Коном Гриффином.
– Я желаю им счастья, – сказал Шэнноу.
– Я знаю. Вот почему вы – особенный человек.
– А Бетик?
– Он был ранен, но останется жив. Он сильный человек и в одиночку схватился с Дьяволом.
– С Дьяволом?
– Нет, – сказала Руфь, – но с близким его подобием.
– А Аваддон?
– Йон, он мертв.
– Его убил Бетик?
– Нет. Его убил ты, Взыскующий Иерусалима. А может быть, Хранители – и уже очень давно.
– Не понимаю.
– Вы помните, как я рассказывала вам про Лоренса, про то, как он нашел душевный мир и счастье после Падения? Как он помогал Возрождению?
– Конечно.
– Дьявол был здесь, Йон. В этом проклятом корабле. Им был Камень и те, кто использовал Камень. С самого начала волками среди теней были они, вынуждая Лоренса скармливать им души. Отыскали в нем слабость и сотворили Аваддона. Подпитывали его энергией и поддерживали в нем жизнь из века в век. Когда вы замкнули эту энергию, Лоренс стал самим собой – давно умершим человеком.
– У Саренто была заветная мечта, – сказал Шэнноу. – Он хотел воссоздать старый мир, вновь отстроить все города, восстановить цивилизацию.
– Это была не заветная мечта, – сказала Руфь. – Это была мания. Поверьте мне, Йон, я жила в старом мире, и в нем было очень мало такого, что я захотела бы воссоздать. Каждому благу противостояло проклятие. Каждой радости – десять печалей. Девять десятых этого мира голодали, и повсюду велись войны, разражались эпидемии, правили голод и истощение. Этот мир пришел к своему концу еще до Падения, но умирал слишком долго.