Боже, да они флиртовали!
От осознания этого у Тиль закружилась голова. Никакой флирт и никакая романтика в ее планы не входили. И что, если этот парень привлекает ее только потому, что жизнь обошлась с ним не намного лучше, чем с ней?
— Что тебе от меня нужно? — Фыркнула она, разглядывая его лицо и понимая, что не в силах от него оторваться.
Разбитая губа Матса почти зажила, и ей хотелось прихватить ее зубами, чтобы почувствовать привкус крови. Да, вот такое неестественное желание. Никакой нежности — именно укус.
— Мне от тебя? Ничего. — Усмехнулся он. — Кроме тебя самой, разве что. Но только потому, что ты сущая ведьма, а с обычными девчонками мне жутко скучно. Бей меня посильнее, посылай подальше, и мы поладим.
— Господи. — Тиль закатила глаза.
— Я уже завелся, хочешь проверить? — Прищурился Матс.
— Ты когда-нибудь бываешь серьезным? — Качнув головой, поинтересовалась она.
— Только наедине с собой — в душе. — С непроницаемым видом ответил он. — Когда не пою и не дрочу.
— Господи! — Краснея, повторила Тиль.
— А что? Психологи учат быть честными в отношениях с первого дня!
— Да нет у нас никаких отношений. И не будет.
— Это твердое «нет» или «нет, но может быть»? Психологи рекомендуют уточнять.
Да он издевался над ней! Опять!
— Это «Нет. Мать его. Никогда. Точно нет. И нет». — Произнесла она и для пущего эффекта цокнула языком.
— И все равно звучит неуверенно. — Расплылся в улыбке Матс.
— Ты всегда такой придурок?
— Нет, только с тобой наедине. Разве это не знак, что это что-то особенное?
— Уверена, это какой-то другой знак.
— Ладно, проверю в энциклопедии знаков. Не помнишь, на какой она полке?
— Слушай. — Тиль посмотрела по сторонам и снизила голос. — Давай серьезно. Что тебе нужно? Зачем ты таскаешься за мной повсюду?
Парень обвел ее оценивающим взглядом и облизнул свои губы. Ей снова захотелось их коснуться. Дурной знак. Она и так старалась не думать о том, насколько Матс был хорош в этих дурацких брюках со стрелками и темно-серой водолазке, которые непонятным образом очень ему шли, а тут еще это — его близость, его запах, его наглость. Убойный коктейль.
— Знаю, что тебе льстит мое внимание.
— Вот еще!
— Но я тут по делу.
— По какому?
И тут Матс закрыл ей рот ладонью. Опять. Затем толкнул ее в тень под лестницей и резко прижал к стене. Тиль хотела закричать, но услышала шаги. Оттуда, где только что никого не было, кто-то спускался.
— Тс-с, — почти беззвучно приказал Нюберг.
И выразительно на нее посмотрел. Тиль послушно кивнула. Это было ошибкой, она знала, но ей хотелось постоять, тесно прижавшись к нему в полутьме, подольше.
Шаги приближались, затем рядом с ними мелькнула тень. Матс мог видеть того, кто это был, Тиль — нет.
— Что это? Кто это? Откуда он вышел? — Затараторила она, едва опасность миновала, и парень убрал ладонь с ее рта.
— Так и думал. — Задумчиво произнес Матс. — Потайная дверь.
— Ты видел, кто это был?
— Эрик. — Прошептал он, вытягивая шею, чтобы убедиться, что тот вышел из зала. — У них тайные помещения по всему университету.
— Для чего?
— Вот бы знать.
Его лицо напряглось, затянулось складками морщин. Тиль нравилось его разглядывать, но ситуация уже казалась двусмысленной. Им пора было выходить отсюда на свет.
— Может, уже отойдешь? — Легонько оттолкнула она его.
— Может, сходим вечером на фестиваль авторского кино? Десятки кинотеатров в округе всю неделю крутят всякое дерьмо для студентов почти задаром.
— Что? — Удивилась Тиль.
Он что, приглашал ее сейчас на свидание?
— Да, правильно. Нечего нам там делать, слишком скучно. Лучше напьемся у меня или у тебя и потрахаемся. Можем делать это всю ночь, а завтра прогулять лекции.
Видимо, у Тиль был такой ошарашенный вид, что Матс растерянно кашлянул.
— Что, опять слишком откровенно?
— А это хоть раз срабатывало с девушками? — Обойдя его, она выбралась на свет.
— Обычно я с ними вообще не разговариваю. Просто трахаю.
Боже. У него вообще не было границ и пределов.
— Так. Ладно. — Прочистив горло, сказала Тиль. Она чувствовала, что жар подбирается к ее лицу. — Давай, расставим точки над «i». Мы с тобой не будем трахаться. Никогда.
— Даже чуть-чуть?
— Чуть-чуть это как?
— Давай, шепну на ушко.
— Нет, не подходи. — Она выстроила между ними границу руками. — Короче, ты понял. Вчера мы мило поболтали, но на этом все. Зависать с тобой в мои планы не входит.
— Ты опять разбиваешь мне сердце. — Дразнящим издевательски сексуальным тоном произнес Матс.
— Тогда вынуждена напомнить, что мне насрать. — Усмехнулась Тиль, сверкнув глазами.
Девушка все еще недоумевала, как так у нее выходит, что в его присутствии она словно по щелчку из покалеченной мстительной фурии превращалась в опьяненную его обаянием кошечку? Но факт оставался фактом.
— Госпожа Хаммар? — Позвала библиотекарь, как из под земли возникнув в зале. — Пройдемте, книгу подняли из хранилища.
— Спасибо, уже иду. — Ответила Тиль и вернула взгляд на Матса. — Мне пора. Надеюсь, еще долго не увидимся.
— На самом деле, мне тоже. — Его черные глаза распахнулись, затем сузились. — Тренировка уже через пятнадцать минут.
— Удачи!
— Неправильно. — Шепнул он, наклонившись к ее уху. Его дыхание обожгло ей шею. — Нужно говорить «Легкой воды и попутного ветра».
— Мне. Насрать. — Также шепотом ответила Тиль.
— Врешь. — Взглянув ей в глаза, хищно улыбнулся Матс. — Врешь, Матильда, которая не любит свое имя.
Он коснулся пальцем кончика ее носа, подмигнул и ушел.
Тиль приложила ладонь к сердцу, чтобы убедиться, что оно не выпрыгнуло из груди. Сердце билось как сумасшедшее. Плохой знак. Очень плохой.
34
Теперь она понимала, что имел в виду Кельберг, когда говорил про то, как Гетзе берет студентов в оборот. Классическая схема нарцисса. Ты чувствуешь себя особенным — тем, кому выпала большая честь прикоснуться к прекрасному и великому, и это не только про книжное наследие из хранилищ библиотеки Варстада, но и про непоколебимый авторитет и талант самого профессора.
И вот ты один такой, кому довелось почувствовать себя на вершине его благосклонности. Исключительный. А потом тебя швыряют вниз — к остальным. И ты делаешь все, чтобы добиться его расположения снова. Чтобы снова побыть особенным, чтобы удостоиться почетного звания «протеже великого маэстро», выполнять его «бесценные» поручения, быть нужным и важным, смотреть ему в рот.
Тиль уже видела такое. Она наблюдала это с детства в отношениях родителей. Ее отец не был злодеем, но, безусловно, манипулировал матерью, всегда старался стоять на ступень выше нее. Сюзанна Хаммар тонко чувствовала настроение мужа и всегда старалась выдерживать баланс: заранее сделать так, чтобы он не огорчился и, не дай боже, не вышел из себя. Знала, чем угодить и как. Помнила, как не следует себя вести и как следует. Интуитивно чувствовала, что нужно сделать, чтобы заслужить его любовь.
Она называла это «создать комфортные условия». Все было очень просто — в этих комфортных условиях он не раздражался на них обеих, и все могли вполне сносно сосуществовать. Нужно было только делать все так, как он любит, и не делать так, как не любит. Чаще хвалить его, угождать ему, радовать его. И это называлось счастьем. Да-да.
Но Тиль никогда не бунтовала, хоть и чувствовала, что задыхается в этой атмосфере. Разве она могла себе это позволить? Разве у нее было право? Эти люди удочерили ее в младенчестве и делали все, чтобы она ничем не отличалась от других детей своего возраста. У нее был дом, еда, одежда, образование, она даже могла позволить себе хобби — практически любое, какое захочет. Жаловаться на то, что отношения родителей не идеальны, было глупо. Они заботились о ней, как могли. И как могли сохраняли семейный очаг. Разве ее биологическая мать могла ей это дать?
Выйдя из отдельного кабинета библиотеки после ознакомления с книжным сокровищем, Тиль ощущала что-то вроде опьянения. Дурманящее, необъяснимое чувство полета, словно она прикоснулась к чему-то волшебному. В носу все еще стоял сладко-пряный аромат хрупких страниц и полуистлевшего книжного переплета. Гетзе определенно знал, как подобное действует на молодых талантливых студентов, для которых искусство — целый мир, полноправной частью которого они мечтают однажды стать.
И неудивительно, что Тиль чувствовала, будто она у него теперь в долгу. Именно так это и работало. За то, чтобы и дальше прикасаться к раритетам, иметь власть в мире искусства многие из студентов отдали бы и душу. И она не могла их винить.
— Ти-и-иль! — Метнулась к ней Молли сразу, как та вошла в дом. — Привет, подруга!
Насторожившись такому теплому приему, Тиль втянула голову в плечи, и очень вовремя, потому что Молли набросилась и крепко стиснула ее в своих объятиях.
— О, привет! — Из кухни появилась Клара. — Будешь кекс? Правда, он из коробки, я быстро запекла его в микроволновке, но, знаешь, прикольный. Вкусный. И кофе только сварили.
Она тоже обняла девушку, едва Молли выпустила ее из своих объятий.
Тиль сама не поняла, как они забрали у нее сумку, учебники и провели на кухню.
— Кофе со сливками? — Уточнила Клара.
— Ага. — Ответила она, усаживаясь за стол.
— С корицей?
— Можно.
Пока Клара суетилась у плиты, Молли отлучилась и вернулась уже с шикарным букетом, в котором было не меньше пяти десятков красных роз на длинной ножке, перевязанных атласной лентой. Чтобы уместить их, понадобилась стеклянная емкость, больше похожая на аквариум, чем на стандартную вазу. Молли поставила букет в центр стола и вопросительно посмотрела на Тиль.
— Почему ты не говорила, что встречаешься с Мартином Акерсоном? Это та-а-ак круто!
— О чем ты? — Поправила прическу Тиль.