В середине травня-мая флотилии южнорусских князей встретились с пехотой галицких выгонцев воевод Юрия Домамерича и Держикрая Володиславовича. Они двигались навстречу основным силам с другой стороны порогов.
Суда стали разгружать, формировать обозы.
Здесь каждому князю предстояло сгруппировать свои силы и выступать в степь.
Сюда же подошли главные части половецкой орды Дурут, которые привёл родной брат Котяна Сутоевича – Сомогур.
Теперь собрались все. Получилась внушительная сила, около восьмидесяти тысяч человек. Это хорошо. Плохо то, что только одна восьмая часть обладала опытом боевых действий.
До Днепровских порогов оставалось половина дня пути, когда стали раздаваться тревожные голоса.
– Видим отряд монголов.
– Небольшой совсем, всего четверо, но с бунчуком.
– Двухвостый, красный…
– Приставай к берегу!
– Они будто всё время знают, где мы находимся! – проворчал Мстислав Черниговский.
– Так и есть, дядя, – отвечал его племянник Михаил Всеволодович Переяславский.
– А давайте побьём всех? – предложил сын князя черниговского Василько, розовощёкий отрок в богатых доспехах, всё время рвущийся в бой.
– А ежели послы? Думай, что говоришь!
– Так ведь одних послов уже побили, и ничего, – резонно отвечал княжич.
На других лодьях тоже заметили непрошеных гостей.
– Неужли другое посольство? – охнул Невзор. – Боже ж твоя воля! И ведь не страшатся…
– Замолчь, смерд! – велел ему князь Мстислав Удатный.
Котян грузно ступил на берег и вопросительно поглядел на зятя. Тот презрительно махнул рукой.
Великий князь киевский повелел воеводе Ивану Дмитриевичу выслать воинов, чтобы сопроводили.
Монголы стали на расстоянии поприща и замерли, всячески выражая мирность намерений.
Отряд киевских дружинников взял их в кольцо.
Вокруг Мстислава Романовича быстро собрались удельники, бояре и воеводы.
Незамедлительно явился князь черниговский и галицкий со своими.
Последним плёлся хан Котян, по землистому лицу было видно – не совсем здоров.
– Как теперь станем поступать? – спросил Мстислав Святославич.
– Я же говорил, они боятся! – выкрикнул Мстислав Мстиславич. – Говорил же! Надо быстрее идти вперёд и бить нещадно!
– И так, слава Богу, идём, не зная задержек, – ответил киевский князь. – А излишнее поспешание не приведёт к добру. Зовите ужо послов этих…
Их было четверо. Трое угрюмо молчали, тревожно озираясь вокруг.
Впереди гордо стоял крепкий воин в белой кипчакской шапке и лисьей шубе, под которой виднелась хорезмская кольчуга. Рукоять его меча украшали красные лалы.
Чуть позади, словно охраняя со спины, застыл высокий воин в блестящем стальном панцире и железном шлеме с серебряной насечкой.
Оба казались спокойными. Говорил тот, которого все сразу и признали за старшего.
– Мы – воины непобедимого монгольского владыки Чингиз-хана, – переводил Невзор. – Снова обращаемся к вам с предложением не начинать войны. Если вы сейчас уйдёте домой, мы тоже повернём своих коней. Уходите, урусуты, и мы больше никогда не встретимся в этих степях, мир и без того велик.
– А я что говорил? – вскричал князь Удатный. – Боятся они, потому и юлят!
Все дружно зашумели.
Урянхатай продолжал:
– Вы здесь по прихоти подлых кипчаков, это они ведут вас, как буйвола в упряжке. Вы уже убили наших послов, которые никогда и никого из урусутов даже пальцем не тронули. Вы их убили, потому что вас к этому подговорили лживые и хвастливые шакалы кипчаки. Вы, урусуты, поступили как последние трусы, потому что послы – неприкосновенны даже для самых диких племён. Выходит, что вы гораздо хуже?
Последние слова Невзор произносил с опаской…
И точно, началась целая буря возгласов и угроз. Над головами монголов засверкали мечи, но посланцы оставались спокойны, на их молодых жёлтых лицах ничего не дрогнуло, не затрепетало, глаза без страха глядели на врагов.
Мстислав Романович пытался успокоить людей, но не получалось.
Наконец затихли.
– Зачем вы следуете за нами? – спросил он. – Это не ваши степи – половецкие, а мы нынче и вовсе идём по русским землям. Уйдите от половецких земель, верните их стада и вежи.
– Кипчаки – наши холопы и конюхи, – упрямо твердил Урянхатай. – Вы действительно хотите за них воевать? Великий бог Тэнгри пусть будет вам судьёй. Но ваших весей и городов мы не зорили и не осаждали…
На этот раз буйно взревели половцы. Они стали напирать на киевских дружинников, которые стерегли монголов, бдительно зыркая по сторонам.
– Братья мои урусы!
Перед толпой князей и бояр вырос хан Котян.
– Они, – показал на монголов, – лживы и жестоки, они истребляют мой народ и уже захватили половину наших степей. Вы – союзники и родичи наши. Зачем слушаете подлых монголов? Убейте их!
– Убить их! Убить!
– Побьём всех коварных язычников!
Большинство поддерживало хана Котяна, молчали только черниговцы и кияне.
Урянхатай с удивлением смотрел на это сборище, искренне удивляясь. Он только на миг представил себе, что ханы-тысячники в присутствии его отца Субедея или темники перед самим верховным каганом могут затеять такую свару и такое несогласие. У монголов подобное невозможно! Потому подчинение единому командованию и единому мнению является залогом всех прежних и грядущих побед. Разномыслие ведёт к поражению и рабству.
– Братья русичи! – подал голос высокий князь с небольшими усами и бородкой клинышком, на нём был отливающий золотом панцирь и очень богатая боевая справа; мощь чувствовалась в каждом движении и сильном голосе.
– Дозвольте спросить вас, как давно Божьим русским воинством заправляет хан половецкий? – спросил Владимир Рюрикович Смоленский.
– Брате, он правду говорит, – смутясь, ответил Мстислав Удатный, явно не ожидавший таких слов от своего верного союзника.
– Какую правду? О том, что половцы беспечно потеряли свои степи? О том, что их многотысячные орды рассеял небольшой отряд монголов? Так, что ли? Робкие там, они храбры здесь, когда перед ними беззащитные послы…
– Хана можно понять, отомстить хочет.
– Пусть мстит в бою. Давай поставим этого молодца, – Владимир Рюрикович указал на Урянхатая, – в поединке с любым из половецких. Станут отнекиваться или согласятся?
– Думаю, не ратники это, а просто грязные и вонючие дикари.
– И вот они, эти самые не ратники вытряхнули твоих половцев из ихних широких степей? Малым числом? А отчего дикари они? Грязны и немыты? Так ведь в походе, чай, не в мови горячей. Да и мы к ним ещё послов не посылали, они наших послов не убивали.
– Думаю, они бы с наших послов с живых кожу сняли, – буркнул Мстислав Мстиславич. – Ты, брате, что-то шибко уж ратуешь за них.
– Я за ратную честь, Мстислав, яростным поборником которой ты был всё время! И что случилось с тобой, брат, что ты про неё запамятовал? А вот я до конца своих дней останусь блюстителем чести воинской. Я сражался и с немцами, и с литвой, и с другими дикими народами, но никто посланцев не убивал! Неуж русичи похуже всех и этот воин прав?
Урянхатай смотрел на этого большого князя, не зная содержания разговора, но душой и сердцем понимал: в нём вся их защита…
Монгол выполнит свой долг до конца, враги не услышат его стонов, но… умирать не хотелось. Как плещет вода, как греет солнце! Как хорошо жить! Смерть в бою не страшна, но вот так…
Вновь все возопили, кто – одобряя, кто – порицая.
– Вот ты, брат, – продолжил князь смоленский, – отдал первое посольство половцам. Именно ты! Жаль, меня рядом не оказалось, я бы воспротивился. Помни, поступок кровожадного дикаря не украсит русского витязя.
Он обвёл взглядом всех и положил ладонь на рукоять меча.
– В общем, так, родичи мои князья, я против убийства монгольских посланцев. Кто готов оспорить мою уверенность, кто станет мне возражать, прошу, – и решительным жестом указал напротив себя.
Киевский и черниговский князья громко выразили одобрение словам Владимира Рюриковича.
И сразу как-то сник Мстислав «удалой», и слетела вмиг с его облика вся лихость, будто стал меньше ростом и старше на десяток лет.
Молча удалился на свою лодью, прихватив с собой Котяна.
– Скажи монголам, – велел Мстислав Романович Невзору, – пусть уходят домой и более нигде нам не попадаются. Мы верны договору.
Урянхатай приложил правую руку к груди и поклонился князьям. Обращаясь к Владимиру Рюриковичу, быстро произнёс несколько слов, склонив голову, и гордо, намеренно не спеша, пошёл к берегу Днепра, только потом тронулось его сопровождение.
– Что он сказал, толмач?
Невзор посмотрел вслед монголам, почему-то вспомнив в этот момент, как сам уходил из плена, и ответил:
– Он сказал, что ты, князь, настоящий багатур и ему не хотелось бы повстречаться с тобой в бою…
Джебе напуган
В тот день, когда живыми и невредимыми вернулись люди второго посольства от урусутов, Субедей созвал военачальников.
Он был в приподнятом настроение, ещё толком не опомнившись от известия, что сын Урянхатай, которого он много раз оплакал, вернулся.
Цепким взглядом оглядев собравшихся, Субедей сказал:
– Мы прошли много стран, рассердили много народов, и они теперь только ждут подходящего момента, чтобы вцепиться монгольскому барсу в глотку. Каждый по отдельности слаб и нерешителен, потому они объединяются…
Джебе и тысячники воинственно зашумели.
Подождав, пока подчинённые выскажутся, Субедей продолжил:
– Урусуты и кипчаки объединились в огромное войско. Нас мало. Только один Мстислав со своими туменами больше нас. А таких Мстиславов у них – три. Ещё кипчаки.
Полководец говорил отдельными фразами, тем самым подчёркивая значение каждой.
– Много кипчаков. Их конница может сравниться с нашей. Кипчаки метко бьют из лука, у них каждый – мерген. Урусуты – большинство пешие, но я слышал, что в бою упорны и отступать не привыкли.