Он знал, что многие гибли, проклиная его. Хороший полководец не может быть добрым. За действия, которые приводят к победе, его неизменно проклинают, но за саму победу прославляют.
Зато теперь силы врага растянуты и разобщены, их разбить совсем нетрудно и его воины смогут сполна отомстить за погибших товарищей.
Глупцы эти урусуты! Ведь не думали монголы воевать с ними, по крайней мере сейчас…
Субедей вспомнил тысячника Ганибека. «Багатур, – подумал с теплом. – Надо будет возвысить его отца и брата, чтобы ни в чём не нуждались».
Из Закавказья пришёл тумен Тохучара, и Субедей был очень рад старому боевому товарищу. Ещё приблудились какие-то бродники, их привёл Очирбат, хотят воевать с кипчаками и князьями. Пусть воюют, только бы под ногами не путались.
Битва при Калке – одна из немногих в нашей истории, которая была проиграна нами до начала самого сражения – дело решилось полководческим талантом и хитростью Субедея, маневренностью и железной дисциплиной его войск; жадностью и ограниченностью южнорусских князей…
Едва рассвело, галицко-волынские полки и половецкая конница беспрепятственно переправились через реку Калку.
Развернув алые полотнища стягов и хоругви с Георгием Победоносцем, построились боевым порядком и, сотворив молитву, двинулись в степь.
– Ништо, детушки! – кричал Мстислав Удатный. – Врага одолеем, а соратников, кои в хвосте плетутся, посрамим!
Впереди шли копейщики – тяжёлая кавалерия, за ними легковооружённые лучники, русичи наступали развёрнутым фронтом: волынцы в центре, галичане с правого фланга, половцы слева.
Монголы появились из лощины, но теперь их силы были несоизмеримо бо́льшими. Осыпав градом стрел, стали исчезать в клубах пыли, уходя на восток.
Мстислав Удатный дико вскрикнул и направил свою дружину в погоню…
Уже солнце начинало припекать, а скачка, казалось, только начинается…
«Господи! Неужли вновь на целый день?»
Монголы, невидимые в облаках пыли, остановились, развернулись дружным строем и тихим шагом пошли навстречу бешено скачущим русичам.
Впереди – колючий, плотный строй копьеносцев, на который и напоролись первые ряды волынцев.
Целая шеренга разом рухнула под копыта коней и была смята своими и чужими.
В русичей полетели стрелы и копья.
Началась рубка.
То здесь, то там мелькал шлем волынского князя Даниила Романовича, украшенный золотым ободом и серебряной накладкой с изображением Михаила-архангела.
Воеводы Семён Олюевич и Василий Гаврилович прикрывали своего князя где щитами, где мечами.
Немного прогнувшийся внутрь монгольский строй вдруг выпустил на азартно атакующих волынцев целую тучу тяжёлых копий, а за ними – новая волна лёгкой кавалерии, несущаяся с пронзительными криками.
Это были те воины, которые наголову разбили армию цзинцев, каракитайцев, покорили Хорезм. Сила, страшная в своём единстве.
Воеводу Василия Гавриловича удар копья опрокинул навзничь, он раскинул руки в стороны, но оружия не выпустил: превозмогая боль, выпрямился, стал извиваться во все стороны, пытаясь ужалить врага остриём. Поняв тщетность усилий, отбросил в сторону щит и меч, схватился обеими руками за стружие (древко копья) и сильно потянул на себя, пытаясь вырвать, но эта попытка лишила его последних сил, и он упал…
Удар копьём получил и Даниил Волынский, остриё пробило панцирь, но застряло в кольцах кольчуги. Он покачнулся, но в седле удалось удержаться. К нему на помощь поспешил Мстислав Луцкий со своей дружиной и отбросил противника.
Половцы попытались увеличить брешь, образовавшуюся после натиска галичан, но действовали бестолково, словно не решаясь ударить посильнее, дабы не привлекать к себе излишнее внимание.
Внезапно сквозь дикие крики, лязги ударов, ржание коней стали прорываться звуки сигналов неприятельских труб.
Монголы разворачивали коней вспять и уносились прочь, что-то громко крича и одновременно стреляя из лука.
Половцы кинулись за ними, чтобы гнать дальше и громить при отступлении.
Мстислав Удатный выехал на холм, господствующий над местностью, чтобы перевести дух и утереться от пота. То, что он увидел в нижней лощине, повергло воинственного князя в истинный ужас.
Если бы перед ним, во всей своей безобразной красе и мощи, возник властитель тьмы, галицкий князь осенил бы себя крестным знамением в надежде, что поможет.
Но, видя перед собой большое степное пространство, сплошь занятое монгольскими всадниками, он едва только молвил: «Господи, помоги!»
Было непонятно, сколько врагов: много, очень много, и предельно ясно, что воины и кони многодневной скачкой не измучены.
Несколько передних рядов были закованы в чёрную броню – и лошади, и всадники.
Будучи опытным воином, князь Удатный понимал, что сие означает.
«Господи, это железный клин! Их прорывы по силе удара равны камням из пороков!»
Мстислав Мстиславич понял, что удача ему изменила, всё это время хитрые пришельцы заманивали его в ловушку.
И вот она захлопнулась.
Теперь надо было всерьёз думать, как отсюда вырываться живым. Он развернул коня и помчался к своей дружине…
Тяжёлая кавалерия отборных воинов Субедея – джагунов – не знала преград на своём пути.
Одним ударом, который был сродни удару молота, они остановили попытки половцев прорваться, смяли их ряды и погнали вспять. Половцы, в свою очередь, попятным валом своей конницы поломали строй волынцев и увлекли за собой, убегая.
Мстислав Удатный попытался перегруппировать галичан для боя, заметив, что к нему на помощь от калкинской переправы спешит дружина Олега Курского.
Но невелика была она. «Эх, ударили бы кияне!» – подумал Удатный, но сразу отмёл такую мысль, осознавая, что долгий раздор – не причина для выручки.
Схватка была короткой и кровавой. Громко, неистово и обречённо кричали вчерашние бочары и седельники, хлебопёки и чеботари, пробиваемые насквозь стрелами, порубаемые на части мечами.
Куряне полегли почти все, но дали возможность вырваться части галичан и волынцев, которые кинулись к переправе.
Мстислав Удатный собрал вокруг себя оставшихся дружинников, они стали копьями и мечами прокладывать себе путь сквозь строй безжалостных врагов. Каждый шаг давался с потерями. Волынцы на плечах несли раненого Даниила Романовича.
Прорвавшись к Конским Водам, беглецы спешно поскакали в сторону порогов, где стояли лодьи.
Галицкие выгонцы сумели сохранить лишь часть своих дружин, остальные были порублены, прикрывая отход князя Удатного. Теперь они отступали к своим судам на Хортице.
Юрий Домамерич и Держикрай Володиславович заклялись никогда более не вступать в союз с Мстиславом Мстиславичем.
Между тем монгольские тумены прорывались к переправе через Калку, куда стремилось большинство в панике бегущих русичей.
Черниговцы не успели даже надеть кольчуги и взять в руки оружие, их атаковали лобовым ударом, положив на месте почти всех. Кому повезло уйти от монгольских мечей, кинулись бежать подальше в степь.
Усиленно погоняли коней черниговский князь Мстислав Святославич с сыном. Михаил Всеволодович прикрывал их отход, не успевая отбиваться.
У монголов началась «большая охота».
Повсеместно они преследовали русичей и безжалостно убивали…
…И смоляне не успели вступить в схватку. Да и как было вступать, если разом всё смешалось: дождём сыплются копья и стрелы, кони бешено мчатся, люди мечутся в ужасе, давят сами себя…
Владимир Рюрикович мгновенно оценил ситуацию и понял, что всё кончено, битва проиграна, и не сегодня, не сейчас.
«Будь ты проклят!» – процедил сквозь зубы.
Его дружина, выделившись из всеобщего хаоса, стала уходить в степь. Заслоны прикрытия лишь на несколько минут сдерживали напирающие монгольские сотни. За ними по пятам гналась тысяча Очирбата. Гибель становилась неизбежной.
Сотня Урянхатая шла в авангарде преследования.
Урусуты не пытались защищаться, они хотели только спасать свои жизни. Но в степи от монгольских скакунов не уйти. Это был уже не бой на силу и хитрость, а простая бойня, то есть именно то, что глубоко противно душе настоящего воина. Но полководец Субедей приказал пленных не брать.
Вдруг впереди Урянхатай увидел того самого князя, которому обязан спасением: отливающий золотом панцирь, кроваво-красный плащ, борода клинышком. Этого урусута он запомнил навсегда.
Урянхатай поднял вверх правую руку с мечом и потряс ею. Сотня остановилась разом, будто и не было азарта погони. Он понял, что и урусутский князь его узнал, и крикнул ему:
– Ты – великий багатур, но больше не воюй с нами! В другой раз мне придётся тебя убить!
Когда Владимир Рюрикович увидел, что враги уходят, то счёл это проявлением Божьей милости.
Ветер донёс до его слуха слова, сказанные монголом, видимо, из начальных людей.
– Интересно, кто это и что он сказал? – озадаченно пробормотал князь смоленский.
– Он сказал, княже, чтобы ты больше с ними не воевал, иначе ему придётся тебя убить, хоть ты и великий богатырь, – ответил Невзор, оказавшийся неподалёку.
– А-а, Мстиславов толмач, – узнал князь. – А кто он?
– Тот самый главный из посольства, которого ты спас от смерти.
Владимир Рюрикович задумался.
– Ты как здесь, толмач?
– Выкатило волной и понесло вместе со всеми. Княже, я знаю, что половцы начали эту беготню, я своими очами видел.
– С ними ещё будет толкование. А пока что едем в Киев. Будь рядом!
Совсем худо сделалось тем, кто бежал один или оказался в одиночестве, потеряв друзей. Таких грабили и убивали не только монголы, но и половцы.
Радостно скаля зубы, они вымещали всё свое зло на недавних союзниках.
Забирали одежду, нехитрый скарб вместе с конём. И убивали.
…Когда над всем обезумевшим скопищем людей, казалось, уже простёрла свои чёрные крыла неминуемая гибель, со стороны Северного Донца заклубилось облако пыли.
Вначале небольшое, но плотное, оно равномерно двигалось навстречу беглецам. Наконец облако стало рассеиваться, из него постепенно вырисовывался конный отряд русичей. Он казался большим и грозным, а его воины – архангелами с небес – падали на монгольских мучителей и мгновенно поражали их.