– Сделай лицо проще, Анрия, – ухмыльнулся Маэль, садясь в машину.
Он сделал ударение на имени, которым ее называл Северин. Валевская, севшая рядом на переднее сиденье, рявкнула:
– Не называй меня так!
– Ему можно, а мне нет?
– Кому можно? – спросил Най, закрывая ноутбук.
Они вдвоем с Кайле сидели на заднем сиденье и до этого момента обсуждали, как будут продавать украшения в даркнете.
– Ее дружку, – улыбнулся Маэль.
– Он мой друг и партнер, а не дружок, – огрызнулась Анна-Мария.
– Балласт из балетного прошлого? – с насмешкой спросил Кай.
Валевская обернулась к Кайле, сузив глаза.
– Балласт? У вас у всех есть обычная жизнь, есть родственники и друзья. Они тоже балласт?
Маэль, давая газу на зеленый и увеличивая скорость, покачал головой.
– Семья – это важно. Но друзья в нашей жизни все ненастоящие. Они не знают, что мы делаем и кто такие на самом деле. Они всего лишь декорация. Теперь и все твои друзья – тоже лишь декорация. Тебе придется так много от них скрывать и врать, что и дружба ваша будет сплошным враньем и игрой.
Он говорил это так легко и спокойно, словно человеческие отношения его абсолютно не беспокоили и даже казались навязчивым излишком, и при этом следил за дорогой, изредка поглядывая в зеркало заднего вида. Валевская задумалась. Северин – единственный ее друг, заменявший семью, подруг, друзей и несуществующего мужа, – теперь канет в бездну? Он помогал ей во всем и всегда, был опорой. А чем ему отвечает Анна-Мария? Обесценивает их дружбу и отказывается от нее. Имеет ли она право так поступать с ним? Может, ей было страшно оставлять не старую жизнь, а Северина? Отказаться от всего ради неизвестного ей Маэля и его работы. Готова ли Валевская на такое?
– И ты врешь всем своим недодрузьям? – спросила она Маэля.
– Не вру, а недоговариваю. Представляюсь специалистом по ценностям. Я ведь и правда в них смыслю.
– Зачем? – спросила Анна-Мария. – Стыдишься всем признаться, что ты – вор и убийца?
– Стыд? Что ты! – Маэль махнул рукой и засмеялся. – Сейчас воры, насильники и убийцы – кумиры. О них пишут книги, снимают кино. Образ очаровательного психопата становится культовым. Киллеры, маньяки, изгои общества – о них интересно смотреть фильм. Как же видит мир социопат-маньяк? Чудесный сюжет для книги. Любимыми героями становятся теперь не добродетельные рыцари, а жестокие убийцы, безумцы, профессиональные воры и так далее. Это новая сторона жизни, которая интересна людям. И я – один из этих героев.
– Если это так, то мир сошел с ума, – с презрением ответила Валевская.
– Да он уже давно безумен. Все влюбляются в отрицательных персонажей – массовый стокгольмский синдром. Девочкам теперь нравятся по-настоящему плохие мальчики. Этот романтичный мрачный образ… Они сразу хотят спасти их.
– Какие глупые.
– Да, действительно глупые.
Анна-Мария опустила взгляд, растерянная и опустошенная. Что ей теперь делать с Северином? Она не знала. И это убивало ее. Было ощущение, что Валевская предает его и саму себя. В балете нет чести, каждый второй готов врать и предавать. Но можно ли делать такое с близким другом?
Анна-Мария тяжело вздохнула. Нет. Нельзя.
Темная и густая ночь опустилась на Марсель и заволокла тьмой все небо и узкие улочки. Их освещали кованые фонари в стиле Ренессанс, и Марсель – небольшой красивый город – был весь усыпан маленькими огоньками. А над городом висела луна, окруженная каплями горящих звезд, которые кое-где заволокли редкие облака.
В хорошо освещенной просторной студии находились Най и Кайле. Най Леманн за компьютером прорабатывал несколько вариантов плана. Его светлые волосы были очаровательно взъерошены, добавляя парню, которому, между прочим, был уже двадцать один год, мальчишеской юности. Сейчас он подпирал щеку рукой и покусывал палец. Это значило, что он полностью сосредоточен на работе.
Кайле Нордан, все время хмурясь и поглядывая в чертежи, ковырялся отверткой в каком-то приборе. В студии стояла тишина, прерываемая щелканьем клавиатуры и бряканьем отверткой о железо.
– Кайле, – вдруг произнес Най.
– А?
– Думаешь, не прогорим?
Нордан пожал плечами.
– Не прогорали до этого. С чего бы теперь?
– Потому что с нами теперь она.
Кай опустил глаза и задумался. Он бы соврал, если бы сказал, что его не посещали такие же мысли. Естественно, каждый в «Лобосе» понимал, что появление нового участника изменит все.
– А если это на один раз? – спросил Кай. – Может, мы используем ее для этой операции, а потом просто убьем. Маэлю такое может прийти на ум.
– Вряд ли. Он… ценит ее. Она ему нравится.
Най знал Маэля очень хорошо и видел, что он впечатлен новенькой. Кто бы мог подумать! Все началось с того, что он взял ее в заложники.
– Раз Маэль ценит ее, значит, стоящая. А это значит, не прогорим, – с уверенностью сказал Кайле, собираясь вернуться к своим схемам.
Но Леманн вновь отвлек друга. Глядя ему в глаза, он наконец высказал то, что действительно было у него на уме:
– Она может подставить нас. И у меня нет запасного плана на этот случай. Основная сложность этой операции в том, что все ставки сделаны на нее.
Кайле замер, понимая, что и такое может быть. Он родился в Англии, и ему были присущи категоричность и строгость. Для него существовало лишь черное и белое. Либо да, либо нет. Либо мертв, либо жив. В свои двадцать два года он мыслил и поступал как сорокалетний.
– Нет проблем, Най, – ответил Кайле. – Убьем ее, если что-то пойдет не так. И попытаемся смыться.
Леманн нервно сглотнул и поежился.
– Я уверен, Маэль понимает, что такое возможно. Как думаешь, у него есть план на такой случай?
Слабо улыбнувшись, Най кивнул и вернулся к своему ноутбуку. Сантана был легкомысленным и спонтанным, но его хорошо развитый интеллект и сообразительность обычно вытаскивали группировку из всех проблем. Полагаться на Маэля – значит полагаться на случай.
Она стояла на крыше, обняв себя за плечи и пытаясь согреться. Ветер обдувал ее тело, волосы сбились и растрепались, сливаясь с черным небом. Анна-Мария все еще была в черном «райском» платье, она стояла, крепко задумавшись о чем-то.
Маэль, тихо поднявшийся на крышу, медленно подошел к ней и произнес:
– Души,
Что смеют сознавать свое бесмертье,
Что смеют всемогущему тирану
Глядеть в его бессмертное лицо,
И говорить, что зло его – не благо [10].
Анна-Мария обернулась, услышав эти слова.
– Лорд Байрон, – пояснил Маэль, сунув руки в карманы. – Тебя беспокоит, что мы творим зло? А кто определяет это, если Бога нет?
– Наверное, сам человек?
– Верно, – кивнул Маэль.
Он скинул пиджак и остался в одной черной футболке. Его каштановые волосы тоже трепал ветер, и пряди упали ему на лоб.
– Главное, не осуждай сама себя. Каждый делает то, что делает, по своим причинам.
– Ты ничего не понимаешь, – отмахнулась Валевская.
Маэльен горько усмехнулся детской наивности девушки.
– Тебе как будто четырнадцать лет. Ты мыслишь, словно подросток, и ведешь себя так же.
– Что?
– Ты думаешь, что уже все знаешь. Что другие не понимают тебя, и ты явно чем-то выделяешься. Но это не так. Ты, как и все. Вместо того чтобы думать о том, какая ты особенная и недопонятая, лучше займись собой и своей жизнью. Иначе все бессмысленно.
Анна-Мария всплеснула руками.
– Не ты ли все твердил мне, какая я неординарная?
– Да, – кивнул Маэль. – Но твой цинизм и снобизм все портят.
Маэль оказался совсем близко и накинул ей на плечи свой пиджак. Анна-Мария отвела взгляд. Она ощутила запах парфюма Paco Rabbane, он словно обволок ее и одурманил голову. Сантана положил руки на плечи девушке и снова заговорил:
– Ты знаешь, на досуге я изучаю историю. Так вот, в Средневековье жить любили. Дни были так скоротечны, быстры и насыщены событиями, что люди едва поспевали за миром. Тогда жили недолго, смерть могла наступить в любую секунду. Поэтому люди дорожили своими жизнями, знали, что умереть могут в любой день. А что сейчас? Гуманизм, высокий уровень медицины, демократия. Мы живем долго, медленно, пресыщенные жизнью, которая нам надоела из-за изобилия возможностей и выбора. У нас нет чувства страха, нет адреналина. Мы забыли настоящий вкус жизни, забыли моменты, когда ты на волосок от смерти и особенно хочется жить. И я это ненавижу. Я делаю все, чтобы наполнить мои дни страхом, событиями и движением. Мне нравится чувствовать дыхание смерти за спиной. Я вершу свою судьбу сам, но доверяю случаю. Я могу умереть сегодня или завтра. И благодаря этому я ценю каждую секунду, наслаждаюсь ею. А ты страдаешь и мучаешься всю жизнь, влачишь жалкое существование. Так дай мне помочь тебе. Дай уничтожить эту рутину и вдохнуть в тебя настоящую жизнь. Ты готова?
– Да, – с трепетом ответила Анна-Мария.
– Прекрасно, – улыбнулся Маэль, проводя пальцами по щеке Валевской и завороженно рассматривая ее. – Ты ведь действительно… великолепная.
– Не понимаю, с какой стати ты делаешь это, – пробормотала Анна-Мария, опустив взгляд.
– Потому что я вижу, что ты выделяешься. И ты напоминаешь мне меня раньше, когда я не знал, куда себя деть, и был хронически несчастен. Ты такая сильная. Я хочу подарить тебе возможность ощутить слабость рядом со мной.
Валевская усмехнулась.
– Глупости. Зачем мне быть слабой?
– Женская сила заключается в слабости, – ухмыльнулся Маэль.
Анна-Мария больше не владела собой. Они стояли почти вплотную с Маэлем, она не имела возможности сделать и шага, на ней был его пиджак. Она была словно под гипнозом. Он погладил ее по голове, медленно привлек к себе, прижал, а губами спустился ниже, к ее уху и шее. И Анна-Мария действительно почувствовала себя слабой.