— Почему не топором? — спросил Тиберий, — запросто может быть топором. Тупым.
— Хочешь сказать, несколько раз ударили? — спросил Лонгин.
— Ну да. Потому такое месиво.
— Справедливо, — заметил Марциал.
— Нет, вряд ли, — проговорил Бесс.
Трибун повернулся к нему.
— Почему?
— Я бы сказал, что…
Он помолчал немного, словно собираясь с духом. Трибун терпеливо ждал продолжения.
— Похоже на то, что её оторвали. Мне так кажется.
— Оторвали? — удивился Тиберий.
— Да.
— Да не… Не может быть. Это же… Это же какую силищу надо иметь?
Лонгин поджал губы и скептически покачал головой.
— Видишь, из раны кусок хребта торчит? — указал Бесс, — на целых три пальца. Если бы рубили топором…
Сальвия передёрнуло, и он замолчал.
— Что бы тогда? — спросил Марциал.
— Кость бы не выставлялась… Так…
«Боги, словно баранью тушу обсуждаем… А ведь это Мандос!»
Марциал ещё какое-то время посидел возле тела, внимательно осматривая его. Туника на груди Мандоса была располосована, пропитана кровью. Четыре длинных глубоких царапины шли параллельно. Ещё нашлись порезы на правой руке, ниже локтя. Других ран не наблюдалось.
Марциал встал, подошёл к другим трупам.
В дверях лежало сразу двое. В одном из них Тиберий опознал Анектомара. Причина смерти бритта, в отличие от прочих, была довольно очевидна — его зарубили мечом. Удар рассёк ключицу возле основания шеи.
Рядом, зажимая скрюченными окоченевшими пальцами вспоротый живот, лежал Тестим. Все остальные нашли свою смерть внутри дома и так сильно обгорели, что больше никого опознать не удалось.
Марциал ещё долго ходил по пепелищу, время от времени давая указания своему помощнику записать какое-то наблюдение. Остальные молчали.
Наконец, когда трибун, зачерпнув горстью снег, попытался оттереть запачканные сажей ладони, Тиберий спросил его:
— Так кто их мог убить, Гай Целий?
— Не даки, — ответил вместо Марциала Бесс.
— Почему так думаешь? — спросил его трибун.
— Никогда прежде такого зверства не видел.
— Послужил бы с моё на границе, — буркнул Лонгин, — всякого бы насмотрелся…
— Чтобы даже лошадей бросили в огне? — пропустил его слова мимо ушей Бесс, — когда такое бывало? Их бы угнали.
— Загорелся навес и обрушился, — возразил Марциал, — а был бой, суматоха. Просто нападавшие не успели отвязать лошадей. Всех. Двух же угнали.
— Или те сами смогли убежать, — сказал Бесс, — кто-то поводья плохо завязал, лошади рвались и узлы распустились.
— Мне кажется, я знаю, что произошло, — сказал Лонгин.
Все повернулись к нему.
— Говори, — попросил Марциал.
— Когда варвары напали, одного дозорного, Даора, сняли тихо. Второй, Авл, увидел их, и бросился бежать, его догнали и убили.
— Почему он бежал не к дому, а от него?
— Может, его уже отрезали. Увидел, что варваров много, — предположил Тиберий.
— Я думаю, он все же успел поднять тревогу, — сказал Тит Флавий, — Мандос и ещё двое приняли бой в дверях, а остальные не успели выбраться. Может, уже спали. Варвары подожгли крышу и все, кто был внутри, задохнулись.
— При этом варвары зачем-то всё равно вошли внутрь и пустили кровь уже мёртвым? — недоверчиво покачал головой Лонгин.
— И сколько мог длиться бой? — спросил Марциал, — чтобы успел загореться сарай, и рухнуть навес, придавив лошадей?
— Мандос был здоров, как бык, и способен драться довольно долго, — сказал Тиберий, — он был хорошим бойцом. Анектомар и Тестим схватились с варварами в проходе и помешали выбраться остальным…
Бесс перебил декуриона:
— Анектомар, почему-то, лежит на спине, головой наружу, словно он пятился изнутри дома.
— Мало ли, как его развернуло, когда он получил смертельный удар.
— Видать, Мандос задал им жару, — злобно прошипел Тиберий, — раз они сорвали на нём зло и осквернили тело. Голову снесли явно не одним ударом.
Марциал подобрал меч «Маленького коня», который, почему-то лежал в полудюжине шагов от его тела. Внимательно осмотрел клинок.
— Ни следа крови. Он никого даже не задел. Чего бы варварам разъяриться и изуродовать только одного?
— Он не дал украсть всех лошадей, — не отступал от своей версии Тит Флавий.
Марциал задумчиво поскрёб подбородок, пробормотал себе под нос:
— И порезы ещё эти…
Трибун снова обошёл вокруг пепелища, надеясь найти ещё какой-нибудь след, который мог бы дать ответы на возникающие у него вопросы.
— Ладно. Грузите мёртвых на телегу. Возвращаемся. Тут больше ничего не выяснить.
Въехавшая в лагерь скорбная процессия была встречена гробовым молчанием. Вышел Адриан, он сейчас был старшим в лагере. Остальные легаты квартировали в ставке Траяна, которая разместилась в крепости.
Адриан коротко переговорил с Марциалом, осмотрел покойников. Повернулся к одному из своих контуберналов.
— Пригласи-ка Статилия Критона. Он должен быть в крепости.
Тит Статилий Критон был личным врачом императора.
Контубернал, юноша, едва начавший бриться, убежал исполнять приказ. Вокруг телеги собралось десятка два легионеров. Адриан увидел в первых рядах Гнея Балабола, Диогена и Назику. Рявкнул на них:
— Чего столпились? Всем разойтись! Нечего вам тут делать.
Когда врач прибыл, Адриан поинтересовался у него, что тот думает об обезглавленном теле Мандоса и царапинах на лице Скенобарба, не посвящая Критона в подробности происшествия.
Врач размышлял недолго.
— Я бы сказал, что это медведь.
— Уверен? — переспросил Адриан.
— Вполне. Я, легат, видел немало подобных смертей на играх с участием бестиариев.
Бестиарии — гладиаторы, сражавшиеся с дикими зверями.
— Не может быть медведь, — сказал Марциал, — на груди Мандоса четыре борозды. Медведь оставил бы пять.
— Может удар пришёлся так, что одним когтем он не зацепил? — повернулся Адриан к трибуну.
Тот покачал головой.
— Я бы мог допустить, что ауксилларии были убиты варварами, а уже потом на трупы набрёл медведь, отгрыз голову Мандосу и потеребил лапой лицо Скенобарба. Но, полагаю, зверь бы этим не ограничился. Раз уж он начал рвать плоть, то непременно объел бы трупы, чего не наблюдаю.
— Да, — подтвердил Критон, — я согласен с Гаем Целием. Но я не понимаю…
— Расскажи ему, Гай, — попросил легат.
Марциал кратко объяснил врачу суть дела. Выслушав, тот покачал головой и сказал:
— В таком случае, у меня нет других предположений. Разве что варвары использовали ручного зверя.
— Может, псов натравили? — спросил Лонгин, который все это время стоял возле телеги.
— Следы от когтей собаки или волка были бы меньше, — сказал Критон.
— Если эта собака — не молосский волкодав, — заметил Лонгин.
— Ты преувеличиваешь, Тит, — сказал Адриан, — даже молоссы не так велики.
Критон задумчиво простёр раскрытую ладонь над грудью Мандоса. Задержал, приглаживая другой рукой аккуратно подстриженную седую бородку, нехарактерную для римлянина и роднившую его с Адрианом. Прищурился.
— Нет, собака или волк таких следов не оставили бы, — сказал он негромко, — может быть, лев?
— Во Фракии львов не встречали уже лет тридцать, — возразил Адриан, — а так далеко на севере они перевелись еще раньше. Во время Игр в честь завершения постройки Флавиева амфитеатра львов уже везли исключительно из Сирии и Африки.
— Был случай, когда льва видели в Мёзии, — сказал Лонгин, — об этом рассказывали, как о примечательном событии.
— Когда? — спросил Адриан.
— Да тоже лет пятнадцать-двадцать назад.
— Вот я и говорю…
— Но лев подходит, — задумчиво сказал Марциал, поглаживая подбородок, — кто знает, может львы еще живут в этих местах. Тут не так многолюдно, как в Мёзии.
— Задай вопрос нашему другу, — сказал Адриан.
— Задам.
— Да уж, я предпочел бы такое объяснение, — проговорил Критон, — не хотелось бы предполагать…
Он не договорил.
— Предполагать что? — спросил Марциал.
Критон словно бы не расслышал. Пробормотал себе под нос:
— С другой стороны, раны остальных нанесены обычным оружием…
— Но не рана Даора, — вставил Лонгин.
— Да-да… — рассеянно пробормотал врач.
Он замолчал на некоторое время и когда Адриан с Марциалом уже решили, что больше ничего от него не добьются, Критон попросил:
— Я хотел бы перед погребением ещё раз внимательно осмотреть их. В спокойной обстановке.
— Конечно, почтенный Статилий, — кивнул легат, — тебе никто не помешает.
Спокойную обстановку в лагере, напоминавшем огромный муравейник, обеспечить невозможно. Адриан ожидал прибытие Пятого Македонского легиона. Здесь и без него уже настоящее вавилонское столпотворение (начитанному Публию сия иудейская легенда была знакома в переложении одного сирийского эллина), а будет только хуже. Вдобавок, за последнее время к Апулу подтянулось множество торговцев, следовавших за армией. Прослышали, что цезарь решил разместить здесь Тринадцатый на постоянной основе. Канаба растёт, как на дрожжах. Вместо палаток уже закладывают настоящие дома. Первым делом, конечно, построили таберну.
Легионеры только недавно огородили лагерь частоколом, а уже копают рвы под фундамент каменных стен. Стучат топоры, визжат пилы. Все куда-то спешат, суетятся. Центурионы покрикивают на молодых. Даже ночью шумно. Какая уж тут спокойная обстановка.
Император, вообще-то привычный к лагерным будням, на этот раз предпочёл расположиться со свитой в Апуле.
После первого поражения от Траяна четыре года назад, Децебал обязался разрушить все свои крепости. Это условие он выполнил. Победители удовлетворились, вывели из Дакии легионы и разместили гарнизоны в нескольких важнейших опорных пунктах. Однако, едва Децебал остался без присмотра, как вновь взялся за старое.
Фундаменты никуда не делись. Даки возводили на них две стены, внутреннюю и внешнюю, на расстоянии в несколько шагов друг от друга. Каждую толщиной всего в один камень. Сшивали стены поперечными брусьями, а в пространство между ними наваливали щебень. Крепости вырастали буквально на глазах. За год-два Децебал восстановил все утраченное.