Пожилой воин поджал губы, недовольно покачал головой. Знатный тарабост из Тибиска, он был тестем Деметрия. Здесь, в Красной Скале оба они сидели, как на иголках — не знали, какова судьба их близких, дочери и внуков Кетрипора, жены и детей Деметрия. Семья осталась в Тибиске. Этот город был взят римлянами в прошлую войну, когда Траян переправился через Данубий у Ледераты. Но в нынешнюю он должен был остаться в стороне, ибо император избрал для наступления иной путь — через реку возле Дробеты, для чего Аполлодор Дамасский там два года строил огромный каменный мост.
Даки о том, конечно, знали, потому и тесть, и зять рассудили, что их родным в Тибиске находиться будет вполне безопасно. Но по донесениям лазутчиков давно уже стало ясно, что «красношеие» продвигаются вперёд весьма основательно, строят дороги и мосты, прибирают к рукам все предгорья, широко загребают. Деметрий не знал, двинулись ли какие-то легионы на Тибиск и оттого душа была не на месте.
С такими вот мрачными мыслями он стоял на верхней площадке юго-западной башни крепости и наблюдал за тем, как римляне осторожно, маленькими группами ползали по южному склону горы.
Над отвесным и неприступным северным склоном возвышалась каменная цитадель. После поражения в прошлой войне Децебалу пришлось еë разрушить, но потом даки восстановили стены с быстротой, ошеломившей римлян. Теперь в сторону южного склона крепость прирастала деревянным частоколом, который поддерживали угловые каменные башни. Ещё она, сторожевая, стояла поодаль, на середине склона. Царь планировал подвести стены и к ней, но этого уже даки сделать не успели и потому защищать эту башню не стали, сразу отошли в крепость.
Огромная пёстрая змея четвёртый день степенно ползла мимо крепости с запада на восток вдоль русла речки Саргеции. Кетрипор и Деметрий смотрели за её движением с нескрываемым отчаянием. Легионы один за другим, не останавливаясь, проходили к столице и оставляли Красную Скалу в тылу. Децебал, ставя Кетрипора начальником гарнизона, ожидал, что Траян остановится здесь, упрётся рогом, ибо именно так император действовал раньше. И в прошлую войну, и в нынешнюю, ещё совсем недавно. Римляне не оставляли в тылу невзятые крепости, основательно зачищали округу. Но теперь, почти достигнув Сармизегетузы, Траян изменил тактику.
Всё это обесценивало оборону. Неважно, сколько они продержатся, это никак не поможет столице. Они не выиграют для царя столь необходимое ему время.
Четыре дня фабр и его тесть торчали на стенах и бессильно наблюдали, как очередной легион поутру снимается с лагеря, уступая его идущему следом. Четыре дня «красношеие» не предпринимали никаких действий против Скалы, будто её и не было. Они просто обтекали крепость.
В иной ситуации это открывало бы возможности гарнизону для вылазки, удара в спину. Но что могла сделать горстка бойцов против десяти легионов? А ведь ещё почти столько же под началом Лаберия шли иной дорогой, через перевал Боуты. Невероятная мощь.
Оставалось лишь наблюдать и ждать. Вскоре стало очевидно, что Скалу римляне совсем не проигнорируют. В лагере остался легион, на знамёнах-вексиллумах которого был изображён овен.
«Бараны» приступили к сборке осадных орудий, обоз с которыми дополз до крепости позже всех. Часть телег с разобранными машинами упряжки волов потащили дальше, но и против Скалы осталось немало.
— Всё-таки полезут на нас, — сказал Кетрипор, — а я уж начал сомневаться.
— На Апул они, как видно, собираются идти после Сармизегетузы, — сказал фабр тестю.
— Ты мне брось эти разговоры, — прошипел Кетрипор, — её ублюдкам не взять! Надорвутся!
Он кусал губы, сам в свои слова не верил, но перед подчинёнными не мог выказывать сомнений.
— Можно попытаться уйти в Близнецы, — предложил Деметрий, — соединиться с нашими. Дорога свободна. Пока.
— В штаны наложил? — скривился Кетрипор.
— Мы здесь умрём бесполезно, — процедил Деметрий, — царю не поможем. А так усилим дорогу на Апул. И в Близнецах держаться удобнее.
Это было правдой. Близнецы, две крепости, над ущельем, по которому пролегала единственная дорога на север, оборонять куда проще. Но машины Деметрия туда не утащить.
Тарабост ответил не сразу. Он и сам это понимал. Умом. Трусоватый эллин, приближенный царём вовсе не за храбрость, навязанный главе обедневшего рода в зятья, сейчас бесил Кетрипора особенно. Потому что предлагал разумные вещи.
Но сердце принять их отказывалось.
— Будем драться здесь, — ответил тарабост.
Здесь, в Красной Скале, под его началом имелось две дюжины машин. Половина — палинтоны, мечущие каменные ядра. Деметрий называл их так по-гречески, привычно для себя. Римляне звали иначе. Остальные машины были стреломётами, эвтитонами. Обликом и те, и другие ничем не отличались от римских.
Даки загодя изрыли пологий склон ямами, набили толстенных кольев, натаскали камней, чтобы помешать подходу тарана. Пока фабры его собирали, легионеры и ауксилларии разведали южный склон. В сумерках ползали по нему малыми группами, прикрывались щитами от стрел даков и урона почти не понесли. Стрелять по ним чем-то весомее Деметрий отказался. Действительно, дубиной по комарам.
Ночью «бараны» принялись расчищать путь. Заваливали ямы фашинами, выкорчёвывали колья.
Деметрий такое предполагал. Теперь легионеров работало гораздо больше, можно и ударить. В нескольких местах по его указанию даки подготовили и замаскировали костры, на которые потратили немало смолы. И когда неутомимые «бараны», или, скорее «муравьи» полезли на склон, он подкинул им огоньку. Зажигательные стрелы взметнули в ночное небо жадные языки пламени. Даки пожертвовали и оставленной сторожевой башней, её загодя до верха набили дровами и с наступлением ночи сумели издали превратить в огромный столб огня.
Всё это было сделано не для того, чтобы жечь римлян, из тех мало кто пострадал. Нет, Деметрий устроил освещение. И вот теперь заработали его камнемёты. Булыжники размером с человеческую голову убивали и калечили несчастных легионеров десятками. Римляне хватали фашины и неслись вверх по склону бегом. Ломали ноги в ямах, не заметив их во тьме, разорванной на мятущиеся рыжие лоскуты.
Но как ни старался Деметрий, задержать «баранов» хотя бы на день он не сумел.
Утром таран двинулся к воротам.
— Как думаешь, скоро доползёт? — поинтересовался Кетрипор.
Деметрий посмотрел солнце, потом на медленно ползущий вверх по пологому склону таран и ответил:
— К полудню управятся.
— Ублюдки… — процедил пожилой воин.
В сторону тарана полетели стрелы, с подожжённой паклей, обёрнутой вокруг наконечников. Однако Адриан, штурмовавший крепость, с юности был изрядно подкован в вопросах тактики, прочитал немало греческих трактатов, внимательно штудировал и сочинения недавно почившего бывшего консула и авгура Секста Юлия Фронтина. Да и фабры в легионе племянника императора были из числа лучших. Так что дакийские стрелы никак не повредили винее, двухскатной крыше тарана, покрытой мокрыми кожами. Под ней римляне укрывали ещё и чан с водой.
Когда таран дополз до ворот и ударил в них, даки уронили со стены бревно на цепи. Подгадали момент и этим тяжеленным маятником сломали бивень.
«Красношеие» под восторженное улюлюканье защитников оттащили машину назад. Ликовать дакам довелось недолго. Через несколько часов таран снова бил в ворота и сломал их к вечеру первого дня штурма.
«Черепаха» из красных щитов вышла из-под винеи. Легионеры прорвались в крепость. В воротах их строй рассыпался и даки едва не отбросили штурмующих назад. В какой-то момент Деметрию, наблюдавшему с башни, показалось что даки одолевают. Он видел, как фалькс его тестя, лично возглавившего контратаку, мелькал уже возле тарана. Снаружи.
Но Адриан был начеку и вот уже когорта за когортой спешили на подмогу своим.
Вынутый богами жребий колебался недолго, и «римская» чаша весов пошла вниз.
Римляне прорвались, работая методично, заученно. Стена щитов. Меж ними будто змеиные языки тысячеголовой Гидры выстреливали стальные жала мечей. Натиск был, поистине, неудержим. Деметрий не успел опомниться, как пришлось отступить в цитадель.
Да и не отступить — бежать, бросив две трети камнемётов.
— Где Кетрипор? — спросил он одного из воинов, едва отдышавшись.
Тот покачал головой.
— Я видел, как он упал, — сказал другой.
Вскоре заметили, как римляне, разбирая трупы у ворот, стащили с одного дорогой плащ тарабоста. Двое легионеров разглядывали его роскошный шлем с высокой сбитой вперёд тульёй, гребнем и украшенными чеканкой нащёчниками.
Деметрий сжал зубы. По царскому наказу теперь главным становился он.
На следующий день римляне разобрали часть частокола и протащили внутрь таран. Ворота цитадели были массивнее, к тому же Деметрий сразу приказал замуровать их изнутри.
Как видно, Адриан такое предполагал, и явно рассчитывал не только на таран. Его фабры закончили сборку баллист и онагров, и на зубцы крепостной стены обрушился дождь из стрел и камней, сметая защитников. А потом «бараны» пошли на приступ с множеством лестниц.
Кровавую сечу на стенах прекратила ночь. Деметрий, никогда прежде меча в руке толком не державший, побывал в настоящем пекле и уцелел чудом. Гарнизон уменьшился на четверть.
Наутро римляне возобновили штурм. Деметрий успел переместить на стенах шесть оставшихся у него камнемётов, выбрать лучшие углы обстрела. Видать, кто-то из богов всё же играл за него, незримо направлял. Иначе фабр не мог объяснить, что заставило его перед самым первым выстрелом ещё немного приподнять жёлоб палинтона и камень лёг аккурат в римский онагр.
Ах, если бы подобные маленькие удачи, как кольца кольчуги сплетались в броню, о которую «красношеие» обломают зубы.
Пока что те обламывали зубцы крепостной стены.
Онагры римлян взмахивали пращами, их станины подпрыгивали, а спустя мгновение ядра высекали из бойниц каменное крошево.
— А-а! Глаза! Глаза, сука-а-а!