На крышах двух бараков жарко горели смоляные факелы и пламя, несмотря на снегопад, стремительно распространялось, раздуваемое ветром. Без масла, добытого женщинами, тут тоже явно не обошлось.
— Пожар!
— А-а-а!
Леденящий душу вопль забился над мгновенно взбудораженным кастеллом. Выбирающимся из подожжëного барака заступила дорогу огромная нечеловеческая фигура.
В одной еë руке (или лапе?) сверкнул… фалькс. В другой горел факел.
Длинный клинок описал дугу, и человеческая голова покатилась по выстуженной земле.
По ушам ударил раскатистый рык, напугавший бы и льва.
Бревки заорали, завизжали от ужаса, а здоровенная тварь в считанные мгновения изрубила в куски ещë троих, а одному сунула факел в лицо.
— К оружию!
— Спаса-а-а…
В бараке, запертом Дидой, попавшие в ловушку ауксилларии пытались вынести дверь, бились плечами. Она не поддавалась.
— Помогите!
Факел, вращаясь, полетел на крышу. Уложенная там мокрая от снега солома зашипела, загораться не спешила. Зато дымила будь здоров.
Существо, разбрасывая вопящих бревков, бросилось куда-то в сторону, исчезло, но почти сразу снова вынырнуло из тьмы. Размахнулось и на крышу полетела амфора. Опять треск черепков и жадное пламя взметнулось высоко в небо.
Тармисара бежала, подхватив дочь на руки. Неслась, не разбирая дороги, уворачиваясь от обезумевших бревков. Те, впрочем, и не пытались ловить женщин, сами метались в ужасе. Их подгоняла смерть. Она следовала за Тармисарой по пятам.
Совсем рядом мелькнула оскаленная морда. Дайна завизжала, а следом за ней заверещал один из ауксиллариев, едва не схвативший Тармисару.
Смерть следовала за женщиной и девочкой по пятам, но вовсе не затем, чтобы забрать их жизни. Нет. Она оберегала их. Никто не мог к ним приблизиться.
— Скорее! — кричал Дида, — сюда!
Он зажимал ладонью бок. Всё же досталось старику. Деметрий снова с кем-то рубился. Пятился к пролому.
— Поспешайте, люди! — голосила Гергана.
— Лезь быстрее!
Дида бесцеремонно подтолкнул мать тарабоста Вежины к дыре. Подхватил за шиворот верещащую Ялу, споткнувшуюся у самого выхода.
— Давай, шевели жопой, дурёха!
Деметрию приходилось совсем туго, он был уже дважды ранен и еле отбивался щитом, не в силах нанести ответный удар. Ему на выручку бросилась жена Диды, вооружённая долаброй.
— Скора! — закричал старик, — Скора назад!
Она даже смогла кого-то ударить, но до чужой плоти кирко-мотыга не добралась, а в следующее мгновение последний из эксплораторов легко её обезоружил. Ударил в ответ.
— Скора!
Женщина обернулась. В глазах её застыло удивление.
— Дида…
Она повалилась на снег, а следом, заливая белое красным, рухнул Деметрий.
Эксплоратор бросился к Диде. Тот поднял меч.
— Ну, иди сюда, сучий потрох, — процедил старик, — я не таких укладывал…
«Сорок лет назад».
Тармисара добежала до Деметрия. Весь бой и хаос сместился к воротам, а здесь, у пролома остались только выбиравшиеся наружу женщины, старик и паннонец. Эксплоратор один одинёшенек, но кто его теперь удержит? Натворит дел, ублюдок.
Дида отступал и было видно, что продержится он недолго.
Деметрий был ещё жив, он перевернулся на живот и пытался ползти. Тармисара хватала ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Она совсем выбилась из сил. Спустила на землю дочь и вывернула меч у фабра из пальцев.
— Н-на!
Удар, нанесённый со спины, пришёлся эксплоратору в шею. Фонтаном брызнула кровь, женщине прямо в лицо. Паннонец захрипел и вдобавок напоролся на меч старика.
Дида привалился к частоколу и медленно сползал на землю.
— Беги… — прошептал он еле слышно.
— Мама! Мамочка! — ревела Дайна.
Женщина обернулась. Никто их не преследовал. Бараки пылали. У ворот метались тени. Они кричали, рычали. Им сейчас было не до беглянок.
Тармисара бросилась к Деметрию.
— Беги, дура… — прохрипел фабр.
— Я не брошу тебя!
— Дура… — Деметрий уронил лицо в снег.
Тармисара попятилась, схватила дочь за руку и вытолкала в пролом.
— Примите!
А сама обхватила за плечи Диду и потащила следом.
— Брось, девка, надорвёшься… — шептал старик.
Тармисара ревела, бранилась, но продолжала тащить.
Существо металось во тьме, разрываемой в клочья пляской ликующего пламени. Одна из крыш обрушилась. Жадный огонь пожирал стены. В запертом бараке уже никто не стучал, не кричал и не бился в дверь, все там задохнулись, в том числе и декурион Герострат.
Бледарий находился в другом, он выбрался, как и Тиберий с Титом.
— Строй! — орал Лонгин, силясь перекричать рычание твари, — черепаху!
Паннонцы, для которых грозный рëв начальника пострашнее рыка всяких там ликантропов, попытались выполнить приказ, но выходило у них плохо. Всадники-эксплораторы — они не были легионерами, по спинам которых не раз прошлась палка центуриона. Не преуспели в том и варвары бревки. Никакой черепахи у Лонгина не получилось, но кое-какая стена щитов всë же сформировалась.
— Загоняй его к частоколу! — командовал Тит.
Легко сказать. Пока что загонял их ликантроп.
Бледарий не праздновал труса и храбро бросился в бой, собрав возле себя человек шесть. Тварь расшвыряла их играючи. Опцион, отброшенный мощным ударом, пытался подняться на четвереньки. Рядом один из бревков выл, силясь запихнуть в распоротый живот собственные кишки. Его обезумевший взгляд метался и в нëм уже не было ничего человеческого.
Бледарий выплюнул выбитые зубы, тяжело поднялся на ноги. Перехватил двумя руками меч.
Тварь приближалась и в выражении оскаленной морды опциону почудилась радость, будто чудовище давно жаждало встречи именно с ним, Бледарием. Он не ошибся, хотя ему так и не суждено было узнать причину.
— Су-у-к-а-а! — заорал бревк и ударил.
Его клинок рассёк пустоту, а в следующее мгновение неведомая, неодолимая сила подбросила опциона вверх.
Тиберий завороженно смотрел, как тварь схватила опциона за ногу и закрутила над головой одной рукой, а потом, будто дубиной сбила с ног ещë живым человеком нескольких его товарищей.
Тварь вертелась и расшвыривала бревков, которые очень быстро прекратили наседать и бросились наутëк.
Наконец, разогнав их, ликантроп швырнул опциона в стену щитов, которую таки выстроил Тит. Стена рассыпалась. Воины покатились по снегу.
Оборотень рассëк фальксом очередного бедолагу и походя, безо всякого усилия, не отрубил, но оторвал голову другому. Просто свободной безоружной лапой с когтями-кинжалами.
Он демонстрировал просто-таки неописуемую мощь.
Тит восстановил строй из уцелевших.
— Жми его к частоколу!
В огненном хаосе, в вихре метели, во тьме глаза успевали выхватить лишь стремительное движение твари, которая пропадала и мгновенно возникала в другом месте.
— Щиты держи крепче! Кто с копьями — коли его! Загоняй!
Ликантроп вновь появился перед строем, разбежался и прыгнул на щиты, сбив несколько человек.
— Достал! — раздался радостный крик, потонувший в воплях раненых, хрипах умирающих.
Тиберий не устоял на ногах, покатился кубарем. Где-то рядом орал Бесс. После удара Герганы он смог очухаться и присоединился к Титу. Чтобы нарваться на ликантропа. Максим успел увидеть, как тварь схватила Сальвия за руку и швырнула, как до того Бледария.
Тиберий выронил меч и шарил по земле. Повезло, нашëл быстро, пальцы сомкнулись на рукояти. Декурион поднялся и… практически нос к носу столкнулся с ликантропом.
Тот замер, буквально вцепился горящим взором в Тиберия.
Максим не чувствовал ни рук, ни ног. Остолбенел, не в силах оторвать взгляда от сверкающих глаз твари. То был волк. Человек-волк. Оскаленная морда не несла никаких людских черт, но двигался оборотень на задних лапах и во всей его фигуре, не считая башки, людского всё же было больше.
А самое главное — взгляд. Совершенно осмысленный. Человеческий.
Ликантроп медлил, будто и его заворожил этот жалкий смертный.
— Умри, тварь! — кто-то из паннонцев прыгнул на чудовище сзади, ударил мечом. Ликантроп взвыл, рванул когтями. Тиберий совсем оглох от нового вопля, а тварь снова повернулась к нему, отшвырнув оторванную руку несчастного эксплоратора.
Тиберию на миг показалось. будто он услышал, как тварь звериной своей глоткой смогла прорычать торжествующее:
— Ты!!!
Декурион попятился.
— Нет… Нет! Не надо! Не-е-ет!
Ликантроп шагнул вперёд, но тут кто-то оттолкнул Тиберия в сторону. Падая, Максим успел увидеть, что путь твари заступил Тит и его крик едва не погасил сознание декуриона.
Дальнейшее он помнил смутно. Валялся на снегу. Ауксилларии орали, тварь рычала, но теперь как-то… удивлëнно. Падая в бездну беспамятства, Тиберий успел осознать, что те, кто не раз в продолжавшейся суматохе споткнулся об него — они шли вперёд. Теснили тварь.
И она пятилась.
А потом он провалился во тьму, где уже не было никаких звуков, никаких чувств. Совсем ничего.
XXV. Formosa
Каждое утро глянцевый наст слепил глаза, сверкая в слабых лучах восходящего солнца. Раскисшая земля смёрзлась комьями, снежинки уже не таяли в воздухе. Медленно, цепляясь одна за другую, они становились всё крупнее. Больше не превращались в капельки, а царапали лицо ледяными колючками. Ветер гнал с севера тучи, они нависали низко, словно сделались тяжелее свинца. Казалось, довольно протянуть руку и коснёшься кончиками пальцев зимнего неба, холодного, будто бездушный покрытый окалиной металл.
Зима гналась за ними по пятам. Они вышли из Колонии Ульпии с последним всхлипом затянувшейся оттепели, но месить грязь на раскисших дорогах им довелось недолго, она каменела на глазах.
Как ни спешили Тисса и Бергей на юг, мороз опережал их. С каждым днём становилось всё холоднее, будто зима смеялась над людьми, над их напрасными попытками уйти из-под её власти.
Как ни спешили… В общем-то в их ползучем продвижении торопились, обгоняя друг друга, лишь мысли Бергея. Он злился и нет-нет, да выплёскивал гнев на девушку, давая волю резким словам. Потом, заметив, как она украдкой размазывает слёзы, стыдился. И всё же ему было очень сложно насовсем отогнать эту гаденькую мысль, что сам по собственной воле он привязал себе на ноги тяжёлые гири. Обузу.