— Ну, Тимокл! Расскажи мне, как распознать воспаление в ранах? Каковы его признаки?
Тит почувствовал себя неловко, теперь на его исполосованную спину пялились все. Тем более не нравилось, что на его примере будут учить молодого лекаря. Но куда деваться?
Тимокл молчал. Глаза отводил и смотрел куда-то в сторону, даже не пытаясь ответить на вопрос.
— Не расслышал ты, что ли? — повторил Минуций, — как узнать, каковы признаки воспаления?
Тимокл тяжко вздохнул и снова ничего не ответил.
— Бестолочь, ты, вот кто, — мрачно заявил Минуций, — позор своего почтенного дядюшки. Он мне, как второй отец был. Я ему всем обязан. Тебя вот учить обязан. Если бы он безвременно не помер, то, верно, отведал бы ты палок от его крутого нрава. Я же, в беспримерной доброте своей терплю тебя, да ещё вру начальству, мол толк из парня выйдет.
— Ты смотри, Минуций, сам не болей, — усмехнулся Тит, — а то, кто нас потом некому штопать будет. Смены достойной нет.
Пожилой лекарь только рукой махнул и повернулся к Тимоклу:
— Последний раз тебе объясняю, горе моё. Надобно рассмотреть и сказать, имеются ли краснота, отёк, боль, лихорадка и затруднение движения. По совокупности сего и можно судить о том, заживают ли ранения.
— Не, Минуций, не последний, — хохотнул кто-то на дальней койке.
— Чего? — спросил врач.
— Не последний раз, говорю, объясняешь!
Минуций вздохнул.
— Вот, парень, держи лучше грязные бинты. Постираешь их.
Врач вёл учёную беседу с учеником, то и дело вставляя греческие слова. Учился он в Пергамском асклепионе, как, кстати сказать, и Статилий. Тит внимательно прислушивался. По словам лекаря выходило, что он идёт на поправку. Не успел он порадоваться, как Минуций произнёс:
— Это самый сложный, невероятный случай. От чего я только не лечил, какие только раны не приходилось зашивать! И от мечей и копий, и от стрел. Сколько я собачьих укусов зашил, пару раз рысьи и медвежьи пришлось лечить. Но чтобы ликантроп! Я бы раньше не поверил, что оборотни существуют. Да я и сейчас верю с трудом.
Лонгин невесело усмехнулся.
— Ну, может мы все помешались, конечно.
— Да, нет, с ума поодиночке сходят. Это только от гнилой воды все вместе дрищут. Больше месяца все только про тварь да перетирают. А тут вы с ней свиделись. Верю, конечно. Особенно тебе. Вот Бессу бы не поверил. Он горазд заливать.
— Как он?
— Нормально. Всего лишь вывих.
— А этот волчара-переросток мог и руку оторвать, — сказал Лонгин.
— Да, — мрачно кивнул врач, — многим и оторвал. Руки, ноги, головы…
Помолчали.
Тит справился о том, кто выжил в бойне, а кто нет, как и положено командиру — едва придя в себя. Марк Сальвий уцелел и довольно легко отделался. В сравнении со многими.
— Ладно, — Минуций хлопнул ладонью себе по колену, — сегодня видно уже, что ты, Тит, выздоравливаешь. Поправишься, не сомневайся!
Минуций наклонился ближе к Лонгину и шëпотом проговорил:
— Тебя и сам Статилий Критон осматривал. А потом Авл Костыль, капсарий наш, рассказал мне, что Статилий отсюда сразу к Весëлому Гаю пошёл, а потом они вместе к цезарю ходили.
— Марциал сомневался, что это ликантроп, — негромко проговорил Лонгин, — теперь уж, верно не станет выдумывать мурмексы с ножами.
— Да, отделали тебя не мурмексом, — согласился Минуций, — на что эта тварь похожа?
— Зубастая, — устало ответил Тит.
— Зубастее меня? — улыбнулся Дентат.
— Ты тоже грозный, — согласился декурион-принцепс, — со всеми твоими ножами, крючками, да пилами.
— Ну, тебя-то пилить не пришлось, хвала Юпитеру, Наилучшему, Величайшему. А кое-кого из твоих парней…
— Кого? — сжал зубы Лонгин.
Минуций назвал несколько имëн. Когда Тит спрашивал о выживших, ему не стали в подробностях рассказывать, в каком виде те уцелели. Жив, только ранен — ну и хвала богам. А то, что раненый теперь без рук, без ног…
— Ликантроп, это, пожалуй, сильнее будет, чем Минотавр, — вдруг подал голос Тимокл, — кентавры, должно быть послабее были. А Кромионская свинья и рядом-то не стояла. Пожалуй, только гидра опаснее была, хотя кто их там знает.
— Что же ты, парень, прямо всë про богов и чудовищ знаешь? — удивился Тит, впервые встретив подобную образованность.
— Да, все знаю, — важно подтвердил Тимокл, — если желаете послушать, расскажу! Я вот думаю, что с ликантропом никто не сравнится! Он сильнее всех других тварей. Хотя, про волко-людей мало кто писал, может, у меня выйдет? Смогу ли я сочинить эпическую поэму о войне в Дакии и битвах с ликантропами?
Тимокл не успел и помечтать о будущей славе нового поэта, как зажмурился и голову в плечи втянул. Минуций отвесил ему подзатыльник со словами:
— Гиппократа читай, бестолочь! Поэтов и без тебя хватает!
Тит только ухмылялся, глядя на незадачливого ученика лекаря. Что же, новости хорошие, Минуций заявил, что раны затягиваются неплохо. Значит, ещё поживём. С этими приятными мыслями он задремал.
Проснулся во время обеда, когда все остальные соседи доедали свою порцию каши. Тимокл долго тряс его за плечо, а Титу совсем не хотелось просыпаться. Запах горячей еды заставлял вынырнуть из объятий Морфея, но разум, измученный бессонницей, всплывать из глубины исцеляющего забвения не торопился.
— Да проснись же! — у самого уха крикнул ему Тимокл, — я обед принёс. И к тебе приятель пришёл!
Наконец, Тит разлепил глаза. Ему в руки сунули миску с кашей, уже порядочно остывшей. Он с трудом и помощью Тимокла сел, облокотился на подушку и начал орудовать ложкой. Тит не особо обращал внимания на всех вокруг, в голове у него ворочалась одна простая мысль, что надо бы побыстрее обед съесть и заново лечь подремать, пока спать не расхотелось.
— А что там снаружи происходит? Погода как? — разговаривали соседи.
— Холодно, вчера ещё крепче мороз ударил. Ходить скользко, ноги разъезжаются, — раздался неподалёку знакомый голос.
Тит не без труда повернул голову. Вот уж кого он не ожидал увидеть тут, так это Тиберия. Бывший приятель сидел на кровати соседа. Неужели пришёл его навестить? Быть того не может. Наверняка, что-то надо. Просто так бы не припëрся.
Тут сердце на мгновение замерло от промелькнувшей мысли — а вдруг это всë? Отвоевался Тит Флавий Лонгин? Отслужил своë? И не светит ему миссия хонеста. Придётся довольствоваться миссией кавсарией…
Миссия хонеста — почëтная отставка по выслуге лет. Миссия кавсария — отставка по состоянию здоровья.
И Тиберий, значит, прошёл похвастаться. Не иначе, он теперь декурион-принцепс во Второй Паннонской але. С него станется…
— А что, даки? Не буянят больше? — продолжали расспрашивать Тиберия болезные.
— Никаких новостей от Адриана пока нет. А в округе, вроде, тихо.
— Это хорошо, — согласился с ним один из раненых, — по всему видно, войне скоро конец. Ты бы принёс нам чего-нибудь пожрать, дружище. А то мы на каше отощали, так и не выздороветь никогда.
— Это правильно, — согласился Тимокл, — его за обедом и отправляйте. А чего он уже который день приходит сюда, поговорит с Минуцием и обратно уходит. Пусть он вам гусей носит.
О, как? Ещё удивительнее. Тиберий, стало быть, частый гость в валетудинарии, приходит с медиком поговорить. Неужто затем, чтобы об его, Тита, особе, справиться?
— Как там на службе? — спросил Лонгин. Ему не терпелось расспросить Тиберия о причинах его появления здесь, но принцепс сдержался. Лучше уж издалека начать, потихоньку подбираться к заданной цели. А так, попросту, в лоб, он не расколется.
— Да всё по-старому, — вздохнул Тиберий.
— А про тварь что слышно?
То, что ликантропа не удалось убить, Тит уже знал. Едва ли не первым делом спросил, как в себя пришёл.
— Ничего не слышно. Не появлялась тварь более, — ответил Тиберий, — пошарили ещё, конечно, по окрестностям. Целая когорта по лесам сновала. Не нашли. Как под землю провалился.
Он помолчал немного и сказал:
— Тебя все вспоминают. Переживают сильно. Я вот решил сходить и поговорить с медиком. Как здоровье-то?
— Как видишь, — мрачно ответил Тит.
Ему очень хотелось, чтобы Тиберий сполна прочувствовал, как ему плохо сейчас, как болит всё тело, и нет сил даже на бок перевернуться. А сам Тиберий жив и здоров, и всё благодаря его усилиям.
— Да, вот уж нарвались, — согласился Тиберий, — кто бы дома в такое поверил, что ликантропы на самом деле существуют. А за тебя все переживают. И говорят, что ты у нас герой. Навроде Тесея.
— Это который Минотавра победил, — подсказал Тимокл.
Тит засмеялся, стараясь делать не очень громко, ибо каждый глубокий вдох отзывался болью во всех мышцах.
— Да, я что-то такое слышал. Там, вроде была ещё бычья башка.
— Слушай, декурион! — ткнул ему пальцем в ногу сосед, — а пусть нам и правда твои ребята принесут гуся. Лучше жареного, но можно и варёного. Гусятина, это первое средство для заживления ран. Можно и нежирного, а можно и двух гусят.
Тиберий смутился, он стал путано рассказывать, что спрашивал у лекаря, не надо ли чего для раненых. А Минуций всякий раз говорил, что всё есть, вот бы толкового помощника найти вместо балбеса Тимокла. Потому он еды им не принёс. И вообще, никаких гусей у пекуария нет. А если бы были, то для начальства. Может, в канабе есть, но он там давно не был. Да и вообще, пришёл, когда разрешил лекарь. А тот вот только сегодня объявил, будто Тит поправляется.
— Эх… — махнули рукой болезные.
Разочарованно отстали и разбрелись по койкам.
Тимокл забрал у Тита миску и удалился. Ближайший сосед Лонгина тоже куда-то ускакал на костыле. Проветриться, наверное. Декурионы остались вдвоём.
— Я принёс кое-что, — каким-то странным тоном, будто смущаясь, проговорил Тиберий, — только не знаю, как ты отнесёшься. Ну, то есть не передумал ли. Мало ли как оно бывает. Сегодня хочешь, а завтра уже нет. Да и я не хотел, чтобы ты думал, будто я добра не помню. Нет, это не так. Совсем не так.