«Известный окладчик Халтулари окладывал волков, как и мы сейчас, замкнутым кругом флажков, но гнал зверей по другому».
Сани ударились кряслиной о воротный столб, охотники въехали в деревню.
ГЛАВА VIIIСТАЯ БРОДИТ
Прорвавшись через цепь флажков, Беспалая бежала в панике более километра. Затем бег ее замедлился и на одной возвышенности она встала. Повернувшись всем туловищем, оглянулась. Далеко сзади по ее следу бежали прибылые. Это был кобель Малыш и волчица Серая.
Хватая разгоряченной пастью снег, Беспалая легла на брюхо и дождалась волчат. Добежав до матери, они улеглись рядом, тяжело дыша и выбросив красные подвижные языки. Они также насторожили уши на свой след. Хотя опасность более не угрожала, однако, волчица, передохнув, встала и побежала трусцой дальше.
Ропаки остались слева. Старая волчица уходила на северо-восток. Тройка потрусила еще километров шесть и залегла у опушки леса. Беспалая все оглядывалась на свой след и напряженно ждала… Кого?, Может быть Черногривого, может быть волчат… Она часто меняла лежку. Вечером к ним прибежали два оставшиеся в живых переярка — кобель Белобрюхий и волчица Лобастая. Они тоже нашли мать по следу. Волки обнюхались. Малыш, забыв старые обиды, ласкался к Белобрюхому, пока тот не показал свои белые острые клыки. Беспалая ждала, но больше никто не вернулся… Наконец волки поднялись и старая волчица повела их дальше. Стая начала суровую, бродячую жизнь, полную событий страшных и простых, полную дней невероятного голода и невероятного обжорства.
В эту ночь волки прошли более двенадцати километров. Они разрыли один скотомогильник и поглодали старые кости, но голод не утолили и утром залегли у перелеска выпасных лугов конефермы «Красный Асбай».
Беспалая вспомнила, что однажды здесь зимой она разорвала двух молодых лошадей, и вся ее стая успела поесть, пока не приехали люди. Они отобрали ее мясо.
Она лежала на брюхе, вытянув передние лапы и злыми, голодными глазами, наблюдала за выпасом.
Почти в центре лугов одиноко стоял летний вагончик, в который заходили греться коневоды, пастухи. Вокруг вагончика и ближе к Беспалой виднелись снежные бугры и пятна желтой травы, выбитой копытами лошадей на тебеневке[3].
Обстановка была все та же, что и в прошлую зиму.
Пара сорок обнаружила лежку стаи и надоедливо стрекотала, крутясь над нею. Иногда сороки присаживались на валежник и Малыш злобно бросался к ним, взметнув лапами комья снега.
Но вот вся стая насторожилась, у Беспалой зашевелился кончик хвоста и она положила голову на лапы… на выпасах появился табун лошадей, и они бежали к вагончику. За табуном верхами ехали два человека. Лошади рассыпались по лугу и начали выбивать копытами траву из-под снега. Коневоды объехали табун и один из них повернул в лес, где вырубил вязанку сушняка. Наконец, люди привязали верховых лошадей и зашли в вагончик, из трубы которого вскоре пошел дым. Пора!..
Волчица поднялась и, выбирая прикрытия, повела стаю к лошадям. Выйдя на чистое место, она оглянулась на стаю и бросилась к табуну.
Голодные звери неслись, как ураган. Лошади заметили их, когда Беспалая была уже рядом. Началось замешательство, паника. Храп и ржание лошадей скоро перешли в какой-то дикий рев и кони, сминая друг друга, бросились к ферме.
Беспалая отбила одного полуторагодовалого жеребенка и, наскочив сзади громадным прыжком, впилась ему а промежность, а Лобастая и Белобрюхий повисли на шее. Жеребенок споткнулся и на него навалилась вся стая…
Люди выскочили из вагончика с криком, сели на верховых и старались повернуть их к жеребенку, но лошади не слушались и бились на месте. Тогда старший коневод сделал выстрел.
Беспалая отскочила от мертвого жеребенка, подняла голову и злобно смотрела на людей… Она не убежала! Взлохмаченная, с голодными, горящими глазами и окровавленной, оскаленной мордой она была страшна.
Пастухи повернули лошадей и поскакали за табуном. В это время впереди произошло замешательство. Тройка новых волков выскочила из перелеска и понеслась во фланг табуну… Люди опять выстрелили и вскоре все скрылись за поворотом поляны. На выпасных лугах крутились три волка. Вот они остановились и заметили стаю Беспалой, рвущую жеребенка. Бросились к ней. Старая волчица, завидев волков и поняв их цель, грозно зарычала и обнажила зубы.
Тогда Белобрюхий выскочил вперед и с прижатыми ушами и вытянутым хвостом подошел к переднему волку. Они стояли рядом и с напряженными мускулами обнюхивали друг друга. В следующий момент рослый волк ляскнул зубами, и Белобрюхий отлетел в сторону. Это было сигналом. Беспалая в три прыжка накрыла пришельца и смяла его под себя. Стаи сшиблись. Начался жуткий бой за мясо, за жизнь… Волки с глухим рычанием рвали друг друга. Вскоре снег окрасился кровью. По лугу катились, под гоняемые ветром, клочья волчьей шерсти. Беспалая победила… Пара волков бежала с поля, оставив на снегу вожака. Он был разорван.
Падал снег, ровный, пухлый. Итти было тяжело и волки менялись местами. То впереди шла Беспалая, то ее место занимали Белобрюхий или Лобастая. Шли след в след. Впереди замигали огоньки деревни.
В этот вечер овчарница Фатима торопилась домой и, уходя с фермы, забыла повернуть вертушек и запереть ворота. Ферма была построена небрежно и не было принято мер по охране скота от волков. Крыша соломенная, стенки из плетня с навозом.
Стая обошла ометы ржаной соломы и направилась к ферме. Овцы мирно жевали сено у ясель и ароматная теплота сочилась через плетень, раздражая голодных зверей Беспалая вскочила на крышу и пробежала по ней, осматривая окрестность.
Ничего опасного. Она соскочила обратно и обежала кругом фермы. Все спокойно. Людей нет. Человек совсем недавно ушел отсюда, оставив на снегу след натоптанными в навозе валенками.
Беспалая опять вскочила на крышу и, принюхавшись, в одном месте, стала быстро раскидывать лапами снег и солому. Вот теплый, дурманящий воздух ударил ей в нос, она просунула морду и увидела овец… Вытащив голову обратно и взглянув на Лобастую, она вновь заработала лапами и… прыгнула вниз.
Поднялся шум и крик ярок. Волчица рвала овец и они гурьбой навалились к воротам.
Лобастая уже хотела прыгнуть за матерью, как услышала, что ворота распахнулись, и овцы всей массой выскочили в пригон, огороженный жердями. Тогда она, а за нею Белобрюхий, Малыш и Серая спрыгнули с крыши и врезались в овечью массу…
Звери рвали молча и злобно, все больше и больше шалея от этого обилия крови и теплых трепещущих туш. Часть овец бросилась обратно в ферму, но волки забегали туда и продолжали разметывать их, выгоняя в пригон. Наконец, отдельные овцы стали прыгать через жерди пригона и разбегаться по огородам и задам деревни.
Разгром фермы закончился. В пригоне и ферме лежали сорок восемь разорванных туш, а шестнадцать израненных овец забились в поломанные ясли и тупики.
Волки обжирались парным мясом…
На рассвете деревня зашевелилась и колхозники обнаружили последствия волчьего налета.
В правлении у председателя колхоза Сафиуллина был переполох. Только что прибежала колхозница и сообщила о разгроме фермы волками. Народ волновался. Раздавались крики: «Бить их надо! Догонять!»
Бригадир Имагужин понял в чем дело. Невероятная злость овладела им…
Имагужин выскочил из правления и прибежал домой. Он сорвал со стены нагайку и забежал в конюшню. Султан — поджарый меринок пяти лет — встретил его храпом и бросился в угол. Но, почувствовав умелые руки и обхождение, подчинился. Имагужин вскочил на лошадь и поехал к ферме. Туда уже бежали люди. Многие толпились в загоне. Слышался плач женщины… Имагужин выехал в поле и поехал по волчьим следам. Султан рвался вперед, но он сдерживал его, берег силы.
— Стой, дурашка!.. Напрыгаешься еще! Ш-ш-ш-ш!
В километре от деревни начинались камыши болота. Здесь и залегли отяжелевшие от мяса волки. Имагужин направил Султана вдоль кромки. Так он доехал до летнем дороги через болото и, повернув по ней, стал пересекать камыши. Волки выскочили слева и пошли гуськом в поле. Имагужин повернул Султана.
— Видишь? Г-е-е-е-й!..
Лошадь пошла легким наметом. Волки, чувствуя погоню, стали рассыпаться. До зверей было еще метров двести. Султан нажимал… Пара волков отделилась влево и пошла к лесу, а тройка — к камышам озера.
До пары было ближе и Имагужин погнался за нею. Пара волков бежала тяжелым махом, низко наклонив головы и не оглядываясь назад, только прижатые уши ловили шум погони. Вот один из них замедлил ход и… на снегу осталась какая-то темная масса. Так он делал несколько раз. Это была отрыжка. Волк облегчал себя, выбрасывая куски мяса с овечьей шерстью.
Они проскакали около километра. До леса оставалось не более пятисот-шестисот метров; до ближайшего зверя не более пяти-десяти метров. Волк мог успеть добежать до леса. Тогда все потеряно. Зверь успеет передохнуть и уйдет. Имагужин скакал, низко наклонившись к шее лошади, и прикидывая ее силы.
— Возьмем? Должна взять!.. — Ручкой нагайки он сильно ударил Султана по крупу. Султан еще не переживал такого оскорбления. Он вытянулся над полем и замахал чаще.
— Э-э-э-э-э!.. Поше-е-е-е-ел!..
Волк уже близко. Он скачет, далеко выбросив красный язык, с плотно прижатыми ушами и побелевшими от ужаса глазами…
Имагужин опять ударил Султана и лошадь вырвалась вровень с волком. Тогда он быстро нагнулся и ударил зверя по морде нагайкой…[4]
«Тогда он быстро нагнулся и ударил зверя нагайкой…»
Лошадь пронеслась дальше и Имагужин стал сдерживать ее ход, поворачивая обратно. Он оглянулся. Волк бился в снегу. Султан тяжело дышал, вскидывая потными боками и разбрасывая из рта пену. Густой пар шел от него.
— Стой! Шагом… Все кончено. Нельзя снег брать! — успокаивал его Имагужин, хлопая ладонью по мокрой шее и не позволяя хватать снег.