— Охотник!.. Волкодав!.. У матери, можно сказать, одна надежда, а он со здоровьем играет. Да волк-то тебя за версту услышит, А может и волка-то не было, поблазнило со страха, залазь на печь!
— Ну, не обидно ли, Вася! А утром я по следам установил, что всего было шесть волков и тот, который ближе ко мне подходил, на задней правой лапе не имел когтей. Зачуял он меня и повернул за кучу навоза. Ушел в узкую балку и увел с собой остальных.
Друзья вошли в рощу возле ропаков. Было прохладно. На сухие прошлогодние листья, из поврежденных веток, как крупный дождь, падали капли березового сока. Муравьи беспрерывно сновали по стволам. Местами они, до упоения набравшись сладкого сока, сидели с раздутым брюшком. У ропаков парни заметили тропу. Вдали виднелся островок. Тропа шла к нему.
Коля наклонился, но никаких следов не обнаружил.
— Да барсуки это, вон наверно там на островке у них и норы, — показал он рукой. — Давай проверим, время ещё есть, на озеро успеем. Если барсуки там живут, так возьмём их осенью капканами.
Вася согласился и они пошли. На грязи у ропаков они нашли хорошо отпечатавшиеся волчьи следы.
— Волки! — прошептал Вася.
— Ничего, давай дойдем до островка, проверим, что они там делают, — ответил Коля.
Между кочек ноги проваливались в грязь и невозможно было двигаться без шума. Перед островком на парней с шумом налетели вороны и сороки, гнезда которых чернели шапками на отдельных березах.
Но вот и островок. Тропа привела их к норе, вокруг которой были разбросаны крупные кости, рога, клочья шерсти… Все стало понятно.
— Волчье гнездо! — тихо сказал Коля и невольно направил ружьё в отверстие логова. Но зверей не было видно, и окружающую тишину нарушала только пара сорок, назойливо стрекотавших на осине. Вася посмотрел на засохшие отпечатки звериных лап и немного оробел:
— Пойдем, Коля, обратно! У нас и патроны-то с дробью, да сечкой… Пошли давай!..
Они быстро двинулись обратно и только в березовой роще заговорили полным голосом, обмениваясь впечатлением, перебивая друг друга.
Решили добраться скорее до села, зарядить патроны картечью, взять лопаты, пригласить с собой кого-нибудь из старых охотников и сегодня же раскопать нору.
— А вдруг там волчата! Когда они вырастут, то какой ущерб принесут, животноводству нашего колхоза… Да теперь и хорошо оплачивают за уничтожение волчьего гнезда!.. — оживленно говорил Коля. И парни размечтались о том, что они купят на полученную премию. Коля выбрал двухствольное ружье, а Вася двухрядную гармонь…
Часа через три группа охотников подошла к логову. Здесь опять было все также тихо, только стрекотали сороки, и ничто не говорило о присутствии волков.
Охотник Егор Васильевич встал с двухстволкой на изготовку, а Николай и Василий начали энергично раскапывать нору.
— Нажимай, ребята, нажимай, а то ночь захватим! — подбадривал парней Егор Васильевич. Ребята вырубили мешавшие корневища и вновь стали выбрасывать землю.
— Ну и дух здесь тяжелый! — заметил Вася.
— Да, а смотри нора сухая, здесь выше болота, — отвечал Коля.
Наконец, они добрались до лежки гнезда, но она оказалась пустой. Парни повернули вспотевшие лица к Егору Васильевичу и ждали его объяснения. Тот молчал…
Они обошли весь островок, обнаружили, что волк без когтей на правой задней лапе совсем недавно, сегодня, пил воду в болотце и ушел в ропаки. Но тут были свежие следы туда и обратно. Это было совсем непонятно.
— А волк-то этот беспалый, уже не тот ли, который тебя, Коля, зимой в навозных кучах заморозил? — догадливо спросил Вася.
Долго молчавший Егор Васильевич сказал:
— Это не волк, ребята, а волчица — след узкий… И мне кажется, что… она ещё не ощенилась и оба волка на охоте.
Коля энергично возразил.
— Но следы-то свежие только от волчицы, да и в гнезде лежка свежая, щенки были… Эх, вот областной инструктор все бы здесь расшифровал!..
— Ладно, инструктор… расшифровал… Айда, забирай шанцевый инструмент, пошли до дому! — обиженно заворчал Егор Васильевич.
Вася лукаво посмотрел на Колю и выпалил:
— Пропала твоя двухстволка, Коль!..
— И твоя двухрядка! — в тон ему ответил друг. И оба весело захохотали… Испуганные дрозды затрещали в мелколесье, а сороки воровато полетели на дальний березняк. Волнения тревожного дня нашли свой выход в этом задорном молодом смехе, далеко раскатившемся в ропаках. Егор Васильевич удивленно посмотрел на ребят и раскурил трубку…
В вечернем небе с цоканьем и хрипом протянул первый вальдшнеп.
ГЛАВА IIОНИ РАСТУТ
Неожиданно налетевший, сильный ветер с дождем, срывал листья берез и осинника, прижимал к земле кусты и июльские травы. С прижатыми ушами, натыкаясь на встречные корни и стволы деревьев, волчата сбегались к вишневым зарослям. Мокрые душистые травы хлестали их по бокам, шиповник царапал острые, подвижные мордочки. В логове под выворотом старой осины, волчата сбились в кучу и с дрожью озирались на разыгравшуюся непогоду.
С тех памятных для волчицы апрельских дней, когда она спасла от людей свое потомство, волчата значительно выросли. Они очень походили на щенков овчарки. Но строение лба, узкий след лап, посадка хвоста и другие признаки говорили об их чистой породе волка. Еще больше проявлялась их волчья порода в ненасытности и жадности к мясной пище и повадке есть ее.
Они почти всегда были голодны и часто дрались. Причиной этих ссор обычно служила та пища, которую приносили старые волки.
Кто сильнее, злее, тот и был сыт. Он быстрее развивался и рос. Волчья порода не переносила слабых.
Жизнь волчьей семьи проходила в такой последовательности.
На двенадцатый день от рождения щенки прозрели. Они сосали мать до первых чисел июня, но волчица начала приучать их к мясной пище уже в месячном возрасте.
Первое время волчица, уходя на охоту (а ей скоро пришлось охотиться, так как Черногривый не мог один прокормить прожорливую семью), кроме материнского молока, приносила проглоченные, полупереваренные куски мяса и подкармливала детей отрыжкой. Потом волчата перешли на мясо, без его предварительной обработки. Наконец, мать стала часто приносить жертвы своей охоты в живом, полузадушенном состоянии и молодежь училась на зайцах, домашней и полевой птице волчьим хваткам и кровожадности.
В июне волчата уже расходились вокруг логова и самостоятельно ловили мелкую птицу, мышей, кузнечиков, жуков, ящериц, лягушек. Подрастая и развиваясь, приобретая навык к индивидуальной мелкой охоте, они уходили от гнезда все дальше и дальше, но всегда возвращались обратно. Здесь они ждали стариков с мясом, играли, ссорились, рыли земляные норки, возились с костями съеденных животных.
В первых числах августа произошел трагический случай. Один волчонок дымчатой шерсти, увлекшись разведкой, забрел от логова на значительное расстояние в осиновый лес. Был теплый, солнечный день. У кустов черемухи он натолкнулся на помет барсуков. Барсуки, обитавшие поблизости, как чистоплотные животные, исправно ходили к этому кусту. Волчонок обнюхал куст и побежал по набитой тропе. Он еще не знал этих животных и не ожидал опасности.
В это время старый барсук, после ночной охоты мирно дремал у центральной норы в гнездо на солнечном пригреве. Он заметил волчонка, когда тот уже подбежал к запасной норе гнезда и обнюхивал следы.
Старый барсук оглядел врага, прикинул его силу и с необычайной для него быстротой, бросился на волчонка.
Начался неравный бой.
У барсука был большой опыт смертельных схваток с врагами, сила и инстинктивное побуждение защищать гнездо. Волчонок же был растерян неожиданностью нападения, неопытен, но зато более подвижен. Они грызли друг друга, свиваясь в сплошном сером клубке.
Наконец, барсук выбрал момент и мертвой хваткой впился в горло волчонка. Вскоре все было кончено… Старый барсук разжал челюсти, взмахнул пушистым хвостом и победно хрюкнул. Припадая на одну ногу и потряхивая окровавленной мордой, он полез в нору.
Время шло. Однажды в средине августа волчица возвращалась к гнезду с молодой овцой на загривке. В полкилометре от логова, она сбросила ношу и чутко прислушалась. Затем закинула голову, и в сумерках вечера поплыл ее жуткий призыв… Выла она с определенными промежутками, каждый раз в конце опуская голову и заканчивая песню каким-то глухим стоном.
На второй призыв у логова послышалось ответное сбивчивое потявкивание прибылых волчат и короткие завывания переярков в стороне. Вскоре вдали, за ропаками, ответил своим низким гудением и Черногривый. Волчица продолжала выть до тех пор, пока волчата не подбежали к ней. С этого времени волчья семья каждый вечер, а часто и по утренним зорям, подавала голос. Волчица обучала волчат быстро собираться на ее призыв.
В конце августа беспалая волчица уже стала брать волчат с собой на охоту и обучать их искусству нападения на мелкий скот. А в сентябре старики вообще уже не носили мяса к гнезду, а вызывали и приводили молодых к зарезанному скоту.
Так росли и развивались, волчата, обучаясь волчьему искусству стариков. В октябре месяце они настолько возмужали, что могли уже самостоятельно охотиться и существовать.
Старые волки, в начале лета редко нападавшие на скот, осенью обнаглели и вместе с молодыми резали его без разбора, удивляя людей своей кровожадностью, смелостью и волчьей хитростью.
Раз в сентябре двоюродная сестра Коли Вихрева, Стеша, пасла колхозных овец. Подпасок Лёшка на березовом пне заплетал конец расхлопанного кнута. У его ног лежал кобель Полкан и, подняв одно ухо, наблюдал за работой хозяина.
Тихий пасмурный день был как бы напоен той раннеосенней тучностью и довольствием урожайного года, которые накладывают свой отпечаток положительно на все: и на спокойный ритм работающего невдалеке комбайна, и на отдыхающую упитанную отару овец, и на отдаленный шум колхозного тока, заканчивающего отгрузку золотистой пшеницы.
Овцы лежали. Стеша достала из мешка бурачок с молоком, вареную картошку, хлеб, огурцы, пироги и хотела уже позвать Лешку для совместного обеда, как вдруг шум поднявшейся отары и крик ягнят заставил ее вздрогнуть и быстро повернуть голову… Полкан, обгоняя Лешку, уже бросился к отаре, заливаясь злобным лаем. Какой-то серый клубок быстро разрезал отару пополам…