— Я буду считать это как прямое задание. Что еще мне нужно знать по устройству привады?
— Тревожить прикармливающихся зверей не надо. Надо поддерживать приваду новыми тушами. Вывозить туши лучше не ободранные, в коже. Через сельсовет запретить местным охотникам ставить тут капканы, ходить к приваде. Конечно, нельзя вывозить такие туши, которые имеют посторонний отталкивающий запах, кстати сказать, колхозные санитары любят иногда даже без надобности обливать павший скот карболкой. Договоритесь с санитарами, чтобы они делали это только при необходимости, при падеже скота от остро-заразных заболеваний. Когда волки начнут посещать приваду, бывает полезно убрать в окружности, в отвалах, на скотомогильниках и в случайных местах другие туши животных, чтобы голодные звери не могли отвлекаться в другие местности. Если этого сделать нельзя, то необходима знать и учитывать все эти дополнительные привады. Кстати сказать, можно удержать зверей от такого мяса, набросав у него ржавого железа. К такому мясу волк, даже сильно голодный, долго не решается подойти.
С устройством самоловов, капканным промыслом и выкладкой привад мы ознакомились. Когда я приеду, вы практически ознакомитесь и освоите основы охоты на волков с помощью окладного шнура с флажками. Там же поговорим еще и о технике весенне-летнего уничтожения волков на логове. Я надеюсь, что мы с вами будем иметь переписку по всем интересным вопросам.
— А стрихнин?
— Если в этом году будем применять стрихнин, то к вам вышлем специалиста стрихнинщика. Он ознакомит вас с этим методом. Но учтите, Николай, что работа со стрихнином, как с сильнейшим ядом, доверяется только проверенным людям, хорошим практикам. Сейчас не увлекайтесь этим вопросом, а нажмите на то, о чем мы с вами договорились.
В комнату вошел, начальник управления. Он заказал на Николая железнодорожный билет и попросил передать председателю колхоза запечатанное письмо. Кроме того, он вручил ему удостоверение, по которому Вихрев считался закрепленным на работе по организации борьбы с волками. Всем правлениям колхозов и сельским советам предлагалось оказывать ему в этом необходимую помощь. Удостоверение было подписано заместителем председателя исполкома областного Совета депутатов трудящихся. Вечером Вихрев простился с сотрудниками управления и ушел на станцию.
ГЛАВА VОДНАЖДЫ НОЧЬЮ
Смеркалось. Из болот ползли молочные туманы, накрывая поблекшие травы холодной сыростью. Запоздавшие вороны бесшумно отлетали на ночлег в березовые рощи. Серое осеннее небо все ниже и ниже опускалось к полям, сливаясь с ними.
Где-то на окраине деревни надсадно ревела корова и заливисто лаяли собаки. Кто-то на двухрядке старательно разучивал «На сопках Манчжурии», слышался девичий смех…
В далеких зарослях у ропаков зародилось в тумане гнусавое гудение волка-самца: Гу… у… у… у!
Ему вскоре на более высокой ноте ответила волчица: О!.. о… о… о!
А на вой матери начали часто взлаивать и подвывать прибылые и тенором выводить несколько в стороне переярки…
Кобылицы остановились и повернули головы к зарослям. Шедшая впереди Стрелка настороженно храпнув, укусила соседку… В голове табуна произошло замешательство.
— Жутко, Васька!..
— Да, неприятно. Давно их не было слышно. Или уходили куда, или больно сыты были от колхозного мяса… подлые!.. Заворачивай, айда, табун к Фирсову, там ночуем!..
Помощник коновода Васи, Петька быстро заехал в голову табуна, но лошади уже сами свернули от зарослей. Вскоре звон колокольчиков и топот копыт растаял в вечерней мгле.
Волки выли с перерывами больше получаса. Затем наступила какая-то тревожная тишина, только изредка нарушаемая криком совы.
Набежавший ветерок разорвал туманы, зашелестел в темных, поредевших листьях берез. Этот шелест усилился за кустами рябины и на кочковатый луг выскочили темные, бесшумные тени. Один… два… три… двенадцать! Впереди бежала, низко наклонив нос к траве «Беспалая», за нею гуськом шесть прибылых, за молодыми старик Черногривый, а еще дальше и несколько в стороне — четыре переярка.
На лугах волчица сделала круг, разбираясь в свежих следах лошадей.
Поиск ее был смел и широк. Строй волчьей стаи смешался. Молодые разбежались, также обнюхивая следы копыт и конский кал.
Но вот волчица с ворчанием оглядела стаю и на махах взяла направление к Фирсову ключу. Вскоре она перешла на обычный аллюр трусцой, не выбирая прикрытий. Опыт ночных охот подсказывал ей, что темная ночь хорошо маскирует всю стаю от глаз человека, что страшный враг беспомощен в это время. Вся стая цепочкой бесшумно следовала за нею.
Вскоре в поредевших туманах заиграл отблеск костра. Волчица перешла на осторожный шаг. Пройдя еще по сухому полыннику метров сто, она залегла. Черногривый осторожно подошел к ней и, лизнув в широкий, влажный нос, улегся рядом. Старики настороженно вглядывались в темноту ночи.
У костра сидели два человека. Собак не было. Влево, вдоль ключа растянулся табун лошадей. Монотонно побрякивали разноголосые колокольчики. Некоторые лошади валялись на мокрой холодной траве и, поднявшись, громко, удовлетворенно отфыркивались. Жеребята терлись у маток. У поросли ольховника одна матка с жеребенком отбилась в сторону…
Волчица поднялась и мимо лежавших переярков стала осторожно спускаться к ключу, обходя заросли ольховника. За нею бесшумно тронулись Черногривый и прибылые. Переярки продвинулись еще вперед и залегли, следя за волчицей и табуном.
Коновод Васька уже много раз ночевал с конематками у Фирсова ключа. Здесь была неплохая трава, отличный водопой и как-то спокойнее от зверя. В эту тревожную октябрьскую ночь он решил с подпаском Петькой устроиться у старого огнища и подготовиться к ночлегу. Спрятанной в кустах литовкой, они накосили желтой травы и дали привязанным верховым лошадям. Натаскали сушнику и развели костер, над которым повесили котелок с картошкой.
Каждые 15—20 минут один из них объезжал табун, подгоняя отбившихся маток. Сделав очередную проверку, парни подошли к костру.
— А ночка сегодня холодная!
Петька подставил к огню ладони рук.
— Да… К утру сильный иней будет, скоро вызвездит!
Васька приставил к березе одностволку и развернул кисет с махоркой. На новом атласном кисете открылась искусная вышивка.
— Наверно Фенька вышивала? — спросил Петька, подбрасывая в костер сушнику. Сноп искр взвился вверх, освещая фигуры ближних маток и жеребят.
— Она!.. Еще рубашку вышить обещает.
Помолчали, раскурили сигарки…
— Скоро Николай приедет. Завтра уже неделя как в Челябинск уехал. Учится, наверно, волков бить? Его Иван Иванович за этим специально отправил.
— Так тебе всех волков и перебьет, как приедет!..
— Всех, не всех, а одного — двух убить и то легче.
— Вот волчицу бы взять! Расскажи Васька, как вы тогда весной волчье гнездо нашли. Люблю страшные рассказы!..
— Давай съезди, проверь табун!
— Что часто, сейчас проверяли… Рассказывай!
Васька начал рассказ, все больше и больше воодушевляясь, забыв счет времени. Он говорил со всеми подробностями, многое путал и вставлял небылицы.
— Я говорю Николаю — «это волчье гнездо». А он мне: «Давай, говорит, Васька, пойдем домой, страшно, здесь». Ну, я подумал, подумал и говорю…
У ключа раздалось ржание и топот лошади. Ближние матки шарахнулись к костру и захрапели. Темную ночь прорезал крик жеребенка… Весь табун пришел в движение.
Васька вскочил на ноги и крикнул: «Волки! Падай на мерина… Гони!..» Он схватил ружье и, сорвав с сучка березы повод, вскочил на лошадь. Верховая встала на дыбы и хотела сбросить седока, но Васька удержался, справился, и поскакал к зарослям ольховника. Навстречу ему бежали матки и жеребята, ошалевшие от испуга. У кустов ольховника он узнал Стрелку, которая отчаянно металась и отлягивалась… вокруг нее вертелись темные фигуры волков. Васька наскаку вскинул ружье и выстрелил. Одностволка сильно ударила его по зубам, но парень не почувствовал боли. От выстрела верховая метнулась в сторону и сшибла его на траву. Поднимаясь, он увидел ее вместе со Стрелкой. Они галопом неслись к костру. Кони ржали…
«Васька наскаку вскинул ружье и выстрелил…»
Не переставая кричать, Васька дрожащими руками зарядил ружье. Волков не видно было. В кустах ольховника кто-то шевелился. Парень выстрелил в этом направлении. Затем еще два раза выстрелил. Патроны вышли. Тогда ему сделалось жутко и он побежал к костру. Но вот что-то попало ему под ноги, он запнулся, упал… Руки нащупали что-то мягкое, липкое… Он вгляделся и понял, что это разорванный волками жеребенок. Брюшина его была вырвана и длинные кишки растянулись к зарослям. Ужас нашел на парня. Он вскочил и вновь побежал.
А между тем, Петька не успел вскочить на свою верховую. Обезумевшая лошадь оторвала повод и бросилась в табун. Вслед за тем, испуганные лошади всей массой сбежались к костру. Они лезли в огонь и давили его, сминая друг друга. И Петька от ужаса забрался на березу…
В чаду затоптанного костра стоял густой запах опаленных конских ног…
Волчица сначала шла на махах. В километре от Фирсова ключа она остановилась и оглядела стаю. Одного прибылого не хватало. О!.. этот страшный, ненавистный человек, эти крики, гром выстрелов! Сколько раз человек мешал ее охоте, отнимал теплое, трепещущее мясо.
Разъяренная волчица полоснула клыками одного подвернувшегося переярка и с поднятой на затылке шерстью села. Она завыла…
Вой ее был как-то особенно жуток. Вся стая молчала. Только Черногривый дважды прогудел басом и затих, смущенно вылизывая наколотую лапу.
Успокоившись, волчица долго сидела, чутко прислушиваясь к ночным, только ей понятным, звукам. Затем она повалялась на побелевшей от инея траве и повела стаю к деревне. Вот замерцали редкие огоньки. Стая обошла скотоферму и направилась вдоль огородов.
В эту ночь ребятишки вдовы Дарьи Грачевой, вернувшись с улицы, забыли запереть ворота. Корова Жданка вышла со двора. Долго бродила она по деревне и, наконец, по проулку зашла в огороды. Здесь она наелась капустных листьев и тяжело дыша, устроилась на ночлег у колхозных коноплянников.