1
Покинув «Рокинг Би», первые полчаса Роланд и Джейк в молчании ехали на восток, к маленьким фермам. Их лошади шли бок о бок. Роланд знал, Джейка волнует что-то очень серьезное, тревога была написана на лице мальчика. Однако стрелок изумился, когда Джейк сжал правую руку в кулак, приложил к левой стороны груди и сказал:
— Роланд, до того, как Эдди и Сюзанна присоединятся к нам, могу я поговорить с тобой дан-дин?
Могу я открыть сердце твоему приказу? Но подтекст был более сложным, более древним, выражение это пришло из столетий, предшествующих Артуру Эльдскому, так, во всяком случае, говорил Ванни. Обычно речь шла о неразрешимой эмоциональной проблеме, чаще всего любовной, с которой обращались за помощью к старшему. Идя на такой шаг, он или она соглашались в точности последовать совету старшего, незамедлительно и без единого вопроса. Но, само собой, у Джейка Чемберза не могло быть любовных проблем… если, конечно, он вдруг не влюбился в ослепительную Франсину Тавери… и откуда он узнал эту фразу?
Тем временем Джейк смотрел на него широко раскрытыми глазами, и Роланду решительно не нравилась серьезность бледного лица мальчика.
— Дан-дин… где ты это слышал, Джейк?
— Нигде. Думаю, почерпнул из твоей головы. — Тут Джейк торопливо добавил: — Специально я туда не залезал, будь уверен, но иногда что-то мне перепадает. Обычно всякая ерунда, но бывает, и какие-то фразы.
— Ты подбираешь их, как ворона или расти подбирают блестящие предметы, за которые во время полета цепляется глаз?
— Полагаю, что да.
— Какие еще? Перечисли мне несколько.
Джейк смутился.
— Многие я запомнить не могу. Дан-дин означает открыть тебе свое сердце и согласиться сделать все, как ты скажешь.
Выражение это вбирало в себя значительно больше, но суть мальчик уловил. Роланд кивнул. Солнечные лучи приятно согревали ему лицо. Показательное выступление Маргарет Эйзенхарт в значительной степени успокоило его, а позднее состоялась и плодотворная беседа с отцом леди-сэй; впервые за много ночей он крепко спал.
— Да, — кивнул Роланд.
— Что же еще… Ага, тэлами, что означает… я думаю… сплетничать о человеке, о котором ты сплетничать не должен. Почему-то я ее запомнил, хотя сам вроде бы сплетничать не люблю.
Роланд улыбнулся. Джейк все говорил правильно. Чудеса, да и только. Он дал себе зарок в будущем лучше охранять глубинные мысли. Способы для того имелись, спасибо богам.
— Еще дэш-дин, так называют религиозного лидера. Это выражение мелькнуло у тебя в голове утром, думаю, в связи с этим стариком-Мэнни. Он — дэш-дин?
Роланд кивнул.
— Именно так. А его имя, Джейк? — Стрелок сосредоточился на нем. — Ты можешь увидеть его имя в моей голове?
— Конечно, Хенчек, — без малейшей запинки ответил Джейк. — Ты говорил с ним… когда? Вчера, поздней ночью?
— Да. — Вот на этом он не сосредоточивался, даже предпочел бы, чтобы Джейк об этом не узнал. Но в прикосновениях мальчику, похоже, уже не было равных, и Роланд верил его словам, что он не роется в чужих головах. Во всяком случае, специально.
— Миссис Эйзенхарт думает, что ненавидит Хенчека, а тебе кажется, что она просто его боится.
— Да, в прикосновениях ты силен. Стал куда сильнее Алена и гораздо сильнее, чем раньше. Причина в розе, не так ли?
Джейк кивнул. Естественно, в розе. Какое-то время они ехали молча, копыта лошадей тонули в тонкой пыли. Несмотря на солнце, день выдался холодным, чувствовалось приближение осени.
— Хорошо, Джейк. Поговори со мной дан-дин, если считаешь это необходимым, а я благодарю тебя за доверие мудрости, которой, по твоему разумению, я обладаю.
Но Джейк молчал почти две минуты. Роланд пытался проникнуть в его голову, как с другими проделывал это мальчик (и с легкостью), но ничего не увидел. Совершенно ни…
Ан, нет. Увидел крысу. Извивающуюся, на что-то насаженную…
— Где находится замок, в который она ходит? — спросил Джейк. — Ты знаешь?
Роланд не смог скрыть удивления. Точнее, изумления. Наверное, потому что чувствовал за собой вину. Внезапно он понял… если не все, то многое.
— Замка нет и никогда не было, — ответил он Джейку. — Это место, в которое она приходит в своем воображении, и создано оно на основе сказок, которые она, должно быть, читала, и историй, что я рассказывал у костра. Она приходит туда, чтобы не видеть, что она в действительности ест. Что требуется ее ребенку.
— Я видел, как она ела жареного поросенка. А до нее этого поросенка ела крыса. Она насадила крысу на вилку для мяса.
— И где ты это видел?
— В замке. — Он помолчал. — В ее сне. Я попал в ее сон.
— Она тебя видела? — Синие глаза стрелка сверкнули. Его лошадь что-то почувствовала и остановилась. Как и лошадь Джейка. Они стояли на Восточной дороге, примерно в миле от места, где Молли Дулин убила Волка из Тандерклепа. Стояли лицом к лицу.
— Нет, — ответил Джейк. — Она меня не видела.
Роланд думал о той ночи, когда последовал за ней в болото. Он знал, что мысленно она где-то еще, чувствовал это, только не мог сказать, где именно. Очень уж смутными были образы, выуженные из ее головы. Теперь он знал. Знал и другое: Джейк встревожен решением старшего оставить Сюзанну в неведении. И возможно, мальчик тревожился правильно. Но…
— Ты видел не Сюзанну, Джейк.
— Я знаю. Это другая личность, с ногами. Она называет себя Миа. Она беременна и до смерти напугана.
— Раз уж ты говоришь со мной дан-дин, расскажи все, что ты видел, и все, что тревожило тебя после пробуждения. Потом я отдам тебе мудрость моего сердца, ту мудрость, которая у меня есть.
— Ты не… Роланд, ты не сердишься на меня?
И на этот раз Роланд не смог скрыть изумления.
— Нет, Джейк. Отнюдь. Может, это я должен просить тебя не сердиться на меня.
Мальчик устало улыбнулся. Лошади двинулись дальше, на этот раз чуть быстрее, словно знали: в месте, где они стояли, чуть не случилась беда, и хотели как можно быстрее уйти оттуда.
2
Пока Джейк не начал говорить, он не знал, что именно расскажет, насколько раскроет душу. Проснувшись вновь, так и не смог решить, говорить Роланду об Энди и Слайтмане-старшем или нет. В конце концов ухватился за предложение Роланда: «Расскажи все, что ты видел, и все, что тревожило тебя после пробуждения», полностью исключив из рассказа встречу у реки. По правде говоря, утром встреча эта уже не казалась ему столь важной.
И он рассказал Роланду, как Миа спускалась по ступеням, о страхе, который она испытала, увидев, что в обеденном зале нет еды. О том, как пошла на кухню. Как увидела жареного поросенка, которым лакомилась крыса. Как убила соперницу. Как жрала добычу. Как он проснулся, дрожа всем телом и с трудом подавив крик.
Тут он запнулся и посмотрел на Роланда. Стрелок нетерпеливо сделал жест рукой: продолжай, скорее расскажи все до конца.
«Что ж, — подумал Джейк, — он обещал не сердиться и держит слово».
Все так, но Джейк по-прежнему не решался сказать Роланду, что собирался обо всем рассказать Сюзанне. Пока лишь обдумывал эту идею. Однако он озвучил свой главный страх: если трое о чем-то знают, а один нет, значит, ка-тет разбит, и именно в тот момент, когда он должен быть максимально крепок. Даже пересказал Роланду байку о спущенном колесе, «хорошо хоть оно спустило только внизу». Он не ожидал, что Роланд рассмеется, и ожидания его полностью оправдались. Но он почувствовал, что Роланд в определенной степени пристыжен, и вот это его испугало. Поскольку считал, что стыдиться могли лишь люди, которые не знали, что делали.
— И до последней ночи ситуация была еще хуже, чем теперь, когда трое знают, а один — нет, — продолжил Джейк. — Потому что ты пытался держать в неведении и меня. Так?
— Нет, — ответил Роланд.
— Нет?
— Я просто не мешал естественному ходу событий. Эдди рассказал о Сюзанне только по одной причине. Они остались вдвоем, вот я и боялся, что он, узнав о странствиях, попытается ее разбудить. Боялся, что может произойти между ними, когда он ее разбудит.
— А почему просто не сказать ей?
Роланд вздохнул.
— Послушай меня, Джейк. Когда мы были мальчиками, Корт занимался нашим физическим воспитанием. Ванни — духовным. Оба пытались научить тому, что знали об этике. Но по обычаям Гилеада, наши отцы учили нас всему, что касалось ка. А поскольку отцы у нас всех были разные, каждый из нас, оставляя позади детство, имел свое представление, что есть ка и что ка делает. Ты это понимаешь?
«Я понимаю, что ты уходишь от ответа на простой вопрос», — подумал Джейк, но кивнул.
— Мой отец много рассказывал мне об этом, и большая часть рассказанного им благополучно забылась, но одно я помню четко. Когда у тебя нет уверенности, предоставь ка определять курс.
— Значит, все дело в ка. — В голосе Джейка слышалось разочарование. — Роланд, пользы от этого немного.
Стрелок уловил тревогу в голосе Джейка, но куда больше его задело разочарование. Он повернулся в седле, открыл уже рот, собрался что-то сказать в подтверждение своих слов, но не стал. Не стал ничего подтверждать, сказал правду.
— Я не знаю, что делать. Не хочешь ли подсказать мне?
Лицо мальчика до корней волос залила краска, и Роланд понял, что мальчик думает, что над ним издеваются. Злится на Роланда. Такое отсутствие взаимопонимания пугало. «Он прав, — подумал стрелок. — Наш ка-тет дал трещину. Да помогут нам боги».
— Не думай так, — добавил Роланд. — Слушай меня, прошу… и слушай внимательно. В Калье Брин Стерджис нам предстоит схватка с Волками. В Нью-Йорке — с Балазаром и его «джентльменами». И произойдет это в самом скором времени. Будет ли находиться ребенок в чреве Сюзанны до того, как эти проблемы разрешатся так или иначе? Я не знаю.
— Она даже не выглядит беременной, — пробормотал Джейк. Щеки его чуть побледнели, но головы он не поднимал.
— Согласен, не выглядит, — кивнул Роланд. — Груди у нее чуть налились, может, увеличились и бедра, но это единственные признаки. Так что у меня есть основания надеяться. Я должен надеяться, должен и ты. Потому что еще до Волков и до розы нам придется решать вопрос с Тринадцатым Черным. Думаю, я знаю, что надо с ним сделать, надеюсь, что знаю, но сначала я должен вновь поговорить с Хенчеком. И нам еще предстоит дослушать до конца историю отца Каллагэна. Ты думал о том, чтобы самому рассказать все Сюзанне?
— Я… — Джейк прикусил губу и замолчал.
— Вижу, что думал. Выброси эти мысли из головы. Если что-то и может, за исключением смерти, навсегда порушить нашу дружбу, так это твой разговор с ней без моего разрешения, Джейк. Я — твой старший.
— Я это знаю! — Джейк чуть ли не кричал. — Не думай, что я этого не знаю.
— Думаешь, мне это нравится? — возвысил голос и Роланд. — Или ты не видишь, насколько мне было легче до того… — Он замолчал, в ужасе от тех слов, которые хотел произнести.
— До того, как появились мы, — ровным голосом закончил за него Джейк. — Но знаешь, что я тебе скажу? Мы об этом не просили, ни один из нас.
«И я не просил тебя сбросить меня в пропасть. Убить меня».
— Джейк… — Стрелок вздохнул, поднял руки, они вновь упали на бедра. Впереди показался поворот к ферме Джеффордсов, где их ждали Эдди и Сюзанна. — Я могу только повторить уже сказанное: когда человек не уверен в том, что хочет ка, лучше всего предоставить ка полную свободу. Если же человек пытается вмешаться, он наверняка все сделает неправильно.
— В королевстве Нью-Йорк это называется «умыть руки», Роланд. Ты не можешь предложить своего решения, вот и не противишься чужому, пусть оно тебе и не нравится.
Роланд задумался. Губы его затвердели.
— Ты попросил меня командовать твоим сердцем.
Джейк кивнул.
— Тогда слушай меня. Первое: мы втроем, ты, я и Эдди, поговорим с Сюзанной до прихода Волков, расскажем ей все, что знаем. Что она беременна, что отец этого ребенка — демон, что в ней — вторая личность, женщина по имени Миа, ставшая матерью этого ребенка. Второе: до нашего разговора с ней мы эту тему больше обсуждать не будем.
Джейк жадно ловил каждое слово, на лице ясно читалось облегчение.
— Ты серьезно?
— Да, — ответил Роланд, стараясь не показать, как обидел и рассердил его этот вопрос. Но он понимал, почему мальчик его задает. — Я обещаю и клянусь выполнить свое обещание. Тебя это устраивает?
— Да! Более чем!
Роланд кивнул.
— Я поступаю так не потому, что считаю это решение правильным, Джейк. Лишь потому, что так считаешь ты. Я…
— Подожди, подожди. — Улыбка Джейка поблекла. — Не пытайся переложить все на меня. Я…
— Избавь меня от этой ерунды. — К такому сухому, отстраненному тону Роланд прибегал крайне редко. — Ты захотел быть в числе тех, кто принимает решение, как положено мужчине. Я тебе это разрешаю, должен разрешить, потому что по велению ка ты играешь мужскую роль в этих событиях. Ты сам открыл эту дверь, когда засомневался в правильности моего суждения. Ты это отрицаешь?
Побледневший было Джейк вновь покраснел, снова побледнел. На лице отражался испуг, он качал головой, не произнося ни слова. «О боги, — думал Роланд. — Как же я ненавижу эти разговоры. Они смердят сильнее дерьма мертвеца». Но продолжил он более ровным, спокойным голосом:
— Нет, ты не просился сюда. И у меня не было ни малейшего желания лишать тебя детства. Однако мы здесь, а ка стоит в стороне и смеется. Мы должны делать все, что хочет ка, или нам придется пенять на себя.
Джейк опустил голову, с дрожью в голосе прошептал:
— Я знаю.
— Ты уверен, что Сюзанне надо все рассказать. Я, с другой стороны, не знаю, что делать… в этом вопросе определенности у меня нет. Когда один знает, а второй — нет, второй должен подчиниться, а первый — взять на себя ответственность. Ты меня понимаешь, Джейк?
— Да, — прошептал мальчик и вытер со лба пот.
— Хорошо. Мы закрываем эту тему, и я говорю спасибо тебе. Ты силен в прикосновениях.
— Я только жалею об этом! — вырвалось у Джейка.
— Тем не менее. Ты можешь прикоснуться к ней?
— Да. Я не проникаю внутрь, ни в ее разум, ни в любой другой, но иногда прикасаюсь. Улавливаю отрывки песен, которые она вспоминает, мысли о ее квартире в Нью-Йорке. Ей недостает этой квартиры. Однажды она подумала: «Как же мне хочется прочитать новый роман Аллена Друри, который как раз прислали из книжного клуба». Я думаю, Аллен Друри — известный писатель ее времени.
— Другими словами, выхватываешь то, что лежит на поверхности.
— Да.
— Но ты можешь проникнуть глубже?
— Я, наверное, могу наблюдать и как она раздевается, — мрачно ответил Джейк, — но ведь это нехорошо.
— В сложившихся обстоятельствах хорошо, Джейк. Воспринимай ее, как колодец, к которому ты должен наведываться каждый день и доставать одно ведро, чтобы убедиться, что вода по-прежнему пригодная. Если у нее в голове возникнут какие-то перемены, я хочу об этом знать. Особенно хочу знать, не планирует ли она убежать.
У Джейка округлились глаза.
— Убежать? Куда убежать?
Роланд покачал головой.
— Не знаю. Куда уходит кошка перед тем, как окотиться? В чулан? Под крыльцо?
— А если мы все ей расскажем и другая возьмет верх? Если Миа убежит, Роланд, и утащит с собой Сюзанну?
Роланд не ответил. Собственно, именно этого он боялся, а Джейку хватило ума, чтобы докопаться до сути.
Джейк смотрел на него. Он все понял и, похоже, согласился.
— Раз в день. Не чаще.
— Чаще, если почувствуешь изменения.
— Хорошо, — кивнул Джейк. — Мне это противно, но я сам открыл сердце твоему приказу. Пожалуй, ты победил.
— Это не состязание в силе рук, Джейк. Не игра.
— Знаю. — Джейк тряхнул головой. — У меня такое ощущение, что ты обвел меня вокруг пальца, но пусть так и будет.
«Я и обвел тебя вокруг пальца, — подумал Роланд. Как хорошо, добавил он про себя, что никто из них пока не почувствовал его растерянности. Интуиция, позволявшая ему выходить из многих сложных положений, молчала. — Обвел… потому что другого выхода не было».
— Пока мы будем молчать, но расскажем ей все до прихода Волков, — уточнил Джейк. — До того, как мы сразимся с ними. Так?
Роланд кивнул.
— А если сначала нам придется сразиться с Балазаром… в другом мире… мы скажем ей до того, как это случится. Да?
— Да, — кивнул Роланд. — Будь уверен.
— До чего мне это противно, — вырвалось у Джейка.
— Мне тоже, — ответил Роланд.
3
Эдди сидел на крыльце дома Джеффордсов, строгал палку, слушал какую-то путаную историю деда, кивал, как он надеялся, впопад, когда во двор въехали Роланд и Джейк. Он тут же отложил нож и сбежал со ступенек, оборачиваясь на ходу и зовя Сюзи.
Этим утром он пребывал в превосходном настроении. Страхи прошлой ночи как ветром сдуло, что обычно и бывает с нашими самыми жуткими ночными страхами. Страхи эти ничем не отличаются от вампиров первого и второго типа отца Каллагэна, точно так же не выносят дневного света. Во-первых, на завтрак собрались все дети Джеффордсов. Во-вторых, в хлеву действительно недосчитались поросенка. Тиан спросил Эдди и Сюзанну, не слышали ли они ночью каких-то подозрительных звуков, и с мрачной удовлетворенностью кивнул, когда оба отрицательно покачали головами.
— Ага. В наших краях живут мутанты, правда, южнее. Стаи диких собак появляются здесь каждую осень, две недели тому назад их видели в Калье Амити. На следующей они доберутся до нас, потом отправятся в Калью Локвуд. Мутанты, они молчаливые. Не в смысле спокойные — немые. Тут у них ничего нет. — Он похлопал себя по горлу. — И потом, они, можно сказать, заплатили за поросенка. Я нашел около клети для поросят огромную крысу. Дохлую. Ей практически оторвали голову.
— Фу. — Хедда отодвинула тарелку, жеманно скорчив гримаску.
— Тебе бы лучше съесть эту овсянку, мисс, — прикрикнула на нее Залия. — Она тебя согреет, когда ты будешь развешивать выстиранное белье.
— Ма-ма, почему-у-у?
Эдди поймал взгляд Сюзанны и подмигнул ей. Они подмигнула в ответ, и все у них разом наладилось. Ладно, она устроила себе ночную прогулку. Закусила в темноте. Спрятала то, что осталось после трапезы. Да, конечно, предстояло решить вопрос с ее беременностью. Эдди понимал, что от этого никуда не деться. Но почему-то не сомневался, что все будет хорошо. Днем нелепой казалась сама мысль, что Сюзанна может причинить вред ребенку.
— Хайл, Роланд, Джейк.
Эдди вновь обернулся. На крыльцо вышла Залия. Сделала реверанс. Роланд приподнял шляпу, приветствуя ее, вернул на место.
— Сэй, — спросил он ее, — ты встанешь плечом к плечу с мужем, когда придет время сразиться с Волками, ага?
Она вздохнула, но глаз не отвела.
— Встану, стрелок.
— Ты просишь помощи и поддержки?
Каких-то особых интонаций в голосе Роланда не слышалось, вопрос задавался походя, как бы между прочим, но Эдди почувствовал, как екнуло у него сердце, а когда рука Сюзанны коснулась его пальцев, крепко ее сжал. Потому что Роланд задал третий вопрос, ключевой вопрос, и задал его не самому крупному фермеру Кальи, не самому крупному ранчеру, не самому крупному бизнесмену. Вопрос адресовался жене мелкого фермера, с забранными в узел на затылке каштановыми волосами, с загорелым до черноты лицом, в вылинявшем застиранном платье. И Эдди полагал, что Роланд попал в точку. Потому что душа Кальи Брин Стерджис жила в четырех десятках таких вот маленьких ферм. Так пусть Залия Джеффордс ответит за них всех. Почему нет?
— Я прошу и говорю спасибо тебе, — ответила она. — Пусть Господь Бог и Человек-Иисус благословят тебя и тех, кто с тобой.
Роланд кивнул, как будто ответ этот ровным счетом ничего не значил.
— Маргарет Эйзенхарт мне кое-что показала.
— Правда? — спросила Залия и улыбнулась. Тиан вышел из-за угла, вспотевший и усталый, хотя было только девять утра. С порванной упряжью на плече. Пожелал доброго дня Роланду и Джейку, подошел к жене, обнял за талию.
— Ага, и она рассказала нам историю о леди Орисе и Сером Дике.
— Это хорошая история, — отозвалась Залия.
— Хорошая, — согласился Роланд. — Я не буду ходить вокруг да около, леди-сэй. Ты выйдешь на линию огня со своей тарелкой, когда пробьет час?
Глаза Тиана широко раскрылись. Он уже открыл рот, но тут же закрыл его. Посмотрел на жену, как человек, которому вдруг открылась истина.
— Ага, — ответила Залия.
Тиан бросил упряжь на землю и обнял жену. Она — мужа, крепко, потом вновь повернулась к Роланду и его друзьям.
Роланд улыбался. Эдди просто не мог поверить своим глазам, так случалось всегда, когда ему доводилось лицезреть этот феномен.
— Хорошо. И ты покажешь Сюзанне, как бросать тарелку?
Залия задумчиво посмотрела на Сюзанну.
— Она сможет научиться?
— Не знаю, — ответила Сюзанна. — Я чему-то должна научиться, Роланд?
— Да.
— Когда, стрелок? — спросила Залия.
Роланд задумался.
— Через три или четыре дня, если все пойдет хорошо. Если у нее не будет получаться, отошлешь ее ко мне и возьмешься за Джейка.
Джейк аж вздрогнул.
— Но думаю, у нее все получится. Я не знаю ни одного стрелка, который с ходу не мог бы овладеть новым оружием. И одному из нас придется бросать тарелки или стрелять из арбалета, потому что на четверых из стрелкового оружия у нас только два револьвера и один пистолет, которые точно не подведут. И мне нравится тарелка. Очень нравится.
— Я покажу тебе, на что способна, не сомневайся, — и Залия застенчиво посмотрела на Сюзанну.
— А потом, через девять дней, ты, Маргарет, Розалита и Сари Адамс придете в дом Старика и мы посмотрим, что вы умеете.
— У тебя есть план? — спросил Тиан. Его глаза горели надеждой.
— К тому времени будет, — ответил Роланд.
4
Они ехали к городу четверо в ряд, неспешным шагом, но когда Восточную дорогу пересекла другая, уходящая и на север, и на юг, Роланд натянул поводья.
— Здесь я вас покину. — Он показал на север, в сторону холмов. — В двух часах отсюда находится место, которое одни называют Мэнни Калья, а другие — Мэнни Редпат, маленькое поселение внутри большого. Там я встречаюсь с Хенчеком.
— Их старшим, — вставил Эдди.
Роланд кивнул.
— За деревней Мэнни, еще в часе езды, находятся выработанные шахты и множество пещер.
— Место, которое ты указывал на карте близнецов Тавери? — спросила Сюзанна.
— Нет, но близко. Интересующую меня пещеру они называют Пещерой двери. Мы услышим о ней от Каллагэна этим вечером, когда он будет заканчивать свою историю.
— Ты точно знаешь или это интуиция? — спросила Сюзанна.
— Я узнал об этом от Хенчека. Прошлой ночью он рассказал мне и о пещере, и об отце Каллагэне. Я могу рассказать вам, но думаю, будет лучше, если мы услышим все от самого Каллагэна. В любом случае пещера для нас очень важна.
— Через нее мы сможем вернуться, не так ли? — подал голос Джейк. — Ты думаешь, что через нее мы сможем вернуться в Нью-Йорк?
— И не только, — ответил Роланд. — Я думаю, что, имея при себе Черный Тринадцатый, через пещеру мы сможем попасть куда угодно и когда угодно.
— В том числе и в Темную Башню? — спросил Эдди. Он внезапно осип, вопрос задал едва ли не шепотом.
— Этого я сказать не могу, — ответил Роланд, — но уверен, что, когда Хенчек покажет мне пещеру, я, возможно, узнаю больше. А у вас пока будет дело в магазине Тука.
— У нас? — удивился Джейк.
— Да. — Роланд подтянул кошель на колени, открыл, порылся в нем. Достал кожаный мешочек с завязанными тесемками, который они увидели впервые.
— Его мне дал отец, — рассеянно продолжил Роланд. — Единственное, что осталось у меня, не считая следов времени на моем лице, с тех пор как я с друзьями ехал в Меджис.
Они с благоговейным трепетом смотрели на мешочек, думая об одном и том же: если стрелок говорил правду, а сомневаться в этом не приходилось, кожаному мешочку многие сотни лет. Роланд развязал тесемки, заглянул в мешочек, удовлетворенно кивнул.
— Сюзанна, подставь руки.
Она подставила. В сложенные лодочкой ладони Роланд высыпал с десяток серебряных монет, опустошив мешочек.
— Эдди, теперь ты.
— Роланд, я думаю, загашник пуст.
— Подставляй руки.
Эдди пожал плечами, но подчинился. Роланд перевернул мешочек над его ладонями, и в «лодочку» высыпались золотые монеты, столько же, сколько серебряных. Мешочек опустел.
— Джейк?
Мальчик молча подставил руки. Из нагрудного кармана пончо Ыш с интересом наблюдал за происходящим. На этот раз из мешочка высыпались драгоценные камни. Сюзанна ахнула.
— Это всего лишь гранаты. — В голосе Роланда слышались извиняющиеся нотки. — Здесь их цена невысока, но, думаю, ты сможешь купить все, что тебе захочется.
— Круто! — Джейк широко улыбнулся. — Я говорю спасибо тебе! Большое-большое!
В их взглядах, устремленных на мешочек, читалось такое изумление, что Роланд улыбнулся.
— Большая часть магии, которую я знал или к которой имел доступ, канула в Лету, но, сами видите, кое-что осталось. Как напитавшиеся водой листочки чая, прилипшие ко дну чашки.
— А в нем еще что-то осталось? — спросил Джейк.
— Нет. Но со временем что-нибудь да появится. Потому что деньги в нем не переводятся. — Роланд убрал древний мешочек в кошель, достал кисет с табаком, которым снабдил его Каллагэн, свернул самокрутку. — Зайдите в магазин. Купите все, что пожелает ваша душа. Рубашки, к примеру. Одну и мне, если вас не затруднит. А потом возвращайтесь на крыльцо и посидите там, как принято у местных жителей. Сэю Туку это не понравится, он будет счастлив, лишь увидев ваши спины, удаляющиеся на восток, в сторону Тандерклепа, но он вас не прогонит.
— Пусть только попробует, — пробурчал Эдди и коснулся рукоятки револьвера Роланда.
— В этом не будет необходимости, — покачал головой Роланд. — Он не выйдет из-за прилавка, таков обычай. Да и настроение горожан удержит его.
— Они склоняются на нашу сторону, не так ли? — спросила Сюзанна.
— Да, Сюзанна. Если бы ты прямо сейчас задала им тот же вопрос, что я задал сэй Джеффордс, они бы не ответили, поэтому лучше их не спрашивать. Но да. Они готовы сражаться. Или позволить нам сражаться за них. И это нельзя ставить им в укор. Наша работа — сражаться за тех, кому это не под силу.
Эдди уже открыл рот, чтобы пересказать Роланду услышанное от деда Джеффордса, но ничего не сказал. Роланд ни о чем его не спрашивал, хотя послал к Джеффордсам, чтобы они выслушали историю старика. И тут до него дошло, что и Сюзанна не спрашивала. Даже не упомянула про его разговор со старым Хейми.
— Ты задашь Хенчеку тот же вопрос, что задавал миссис Джеффордс? — спросил Джейк.
— Да, — ответил Роланд. — Ему задам.
— Потому что знаешь, что он ответит.
Стрелок кивнул и вновь улыбнулся. Не той улыбкой, от которой легко на душе, а холодной, как отблеск солнца на снегу.
— Стрелок никогда не задает этого вопроса, пока не знает, каким будет ответ. Встретимся в доме отца Каллагэна за вечерней трапезой. Если все пойдет хорошо, я приеду, когда солнце закатится за горизонт. Вы в порядке? Эдди? Джейк? — Короткая пауза. — Сюзанна?
Все кивнули. В том числе и Ыш.
— Тогда до вечера. Всего вам хорошего, и пусть солнце никогда не упадет на ваших глазах.
Он пришпорил коня и повернул на заросшую травой дорогу — видать, пользовались ею не так чтобы часто, — уходящую на север. Они наблюдали за Роландом, пока он не скрылся из виду, так было всегда, если он уезжал и оставлял их одних, и каждый в этот момент испытывал смешанные чувства: страх, одиночество, но и гордость.
Втроем они двинулись к городу, стараясь держаться ближе друг к другу.
5
— Нет, нет, нельзя приносить сюда этого грязного зверька-путаника, никак нельзя! — закричал Эбен Тук из-за прилавка. Голос у него был высокий, пронзительный, ближе к женскому, чем к мужскому, и сонную тишину магазина он разорвал, как звон разбившегося стекла. Его указующий перст нацелился на Ыша, который выглядывал из нагрудного кармана пончо. С дюжину покупателей, в основном женщины, повернулись, чтобы посмотреть на возмутителя спокойствия.
Двое рабочих с фермы, в коричневых рубашках, грязных белых брюках и сомбреро, стоявших у прилавка, поспешно отошли в сторону, словно ожидали, что пришельцы из другого мира тут же выхватят оружие и превратят сэя Тука в решето.
— Да, сэр, — бесстрастно ответил Джейк. — Извини. — Он вынул Ыша из кармана, опустил на залитое солнцем широкое крыльцо у двери. — Подожди нас здесь, малыш.
— Жди Ыш, — ответил ушастик-путаник, и его хвост обвился вокруг задних лап.
Джейк присоединился к своим друзьям и втроем они прошли в магазин. Сюзанна решила, что пахнет в нем, как в магазинах Миссисипи. Те же смешанные запахи солонины, кожи, пряностей, кофе, моли и вранья. У прилавка стояла большая бочка с чуть сдвинутой крышкой. Рядом на гвозде висели щипцы. Из бочки шел острый запах маринованных огурцов.
— Кредита не будет! — все тем же пронзительным, вызывающим раздражение голосом выкрикнул Тук. — Я никому не давал кредита и никому не дам! Правду говорю! Спасибо вам!
Сюзанна схватила Эдди за руку, сжала, призывая к спокойствию. Эдди нетерпеливо вырвал руку, но когда заговорил, голос его звучал так же бесстрастно, как и у Джейка.
— Спасибо тебе, сэй Тук, мы его и не просим. — Тут ему вдруг вспомнились слова Каллагэна. — Никогда в жизни.
Послышался одобрительный шепот покупателей. Никто из них более не делал вида, что интересуется товарами. Тук покраснел. Сюзанна вновь взяла Эдди за руку и на этот раз, пожимая ее, улыбнулась.
Поначалу они молча выбирали то, что им нужно, но вскоре к ним начали подходить люди, все они были в Павильоне на торжественной встрече стрелков, здоровались, спрашивали (застенчиво), как они поживают. Все трое отвечали, что отлично. Они взяли рубашки, в том числе две для Роланда, штаны из плотной хлопчатобумажной ткани, нижнее белье, три пары сапог с короткими голенищами, уродливых, но, похоже, крепких. Джейк попросил Тука достать с полки пакетик с леденцами. Тот достал, что-то ворча себе под нос. А вот когда Джейк захотел прикупить мешочек табака и пачку папиросной бумаги для Роланда, Тук отказал с видимым удовольствием:
— Нет. Нет. Я не продаю курительную траву мальчикам. Никогда не продавал.
— Хорошая идея, однако, — кивнул Эдди. — Уверен, что министерство здравоохранения выдало бы тебе похвальную грамоту. Но ты продашь табак и бумагу мне, не так ли, сэй? Наш старший любит покурить вечерком, размышляя, как помочь тем, кто попал в беду.
Послышались смешки. Магазин начал заполняться. Не покупателями — зрителями. Теперь они выступали перед аудиторией, и Эдди ничего не имел против. Тука в Калье, похоже, не жаловали, но удивляться этому не приходилось. В том, что он — дерьмо, двух мнений быть не могло.
— Никогда не видел, чтобы кто-то танцевал каммалу лучше, чем он, — крикнул один мужчина, и остальные одобрительно загудели.
— Я говорю спасибо вам, — ответил Эдди. — Обязательно ему передам.
— И твоя леди прекрасно поет, — добавил другой мужчина.
Сюзанна сделала реверанс. Сама она напоследок сдвинула крышку с бочки и щипцами достала огромный огурец. Эдди наклонился, присмотрелся к нему.
— Вроде бы однажды я достал из носа что-то такое же зеленое, но точно не помню.
— Не паясничай, дорогой, — с улыбкой ответила Сюзанна.
Право определиться с окончательной ценой Эдди и Джейк предоставили Сюзанне, что ее вполне устроило. Тук постарался ободрать их по максимуму, но Эдди решил, что дело не в личной неприязни к стрелкам — просто Тук считал выкачивание денег из покупателей частью своей работы (а может, и вовсе даже призванием). Однако ему хватало ума учитывать настроение конкретных клиентов, потому что в конце концов он заметно убавил свои аппетиты. Что не помешало ему взвесить монеты на специальных весах, которые, похоже, служили исключительно для этой цели, а также посмотреть на свет гранаты Джейка и отказаться принять один из них (который выглядел точно так же, как и остальные, по мнению Эдди, Джейка и Сюзанны).
— Как долго вы пробудете здесь? — вежливо осведомился Тук, когда покупки стали собственностью стрелков, а монеты и камни исчезли с прилавка. Однако глаза пристально поглядывали на них; Эдди не сомневался, что их ответ в самом скором времени дойдет до ушей Эйзенхарта, Оуверхолсера и всех тех, чье мнение окажется весомым в день принятия решения.
— Ну, все зависит от того, что мы увидим, — ответил Эдди. — А что мы увидим, зависит от того, что вы нам покажете, не так ли?
— Ага, — согласился Тук, несколько озадаченный ответом. В магазине собралось уже человек пятьдесят. Никто ничего не покупал, все глазели на стрелков. Чувствовалось, как нарастает напряжение. Эдди все это нравилось. Он не знал, хорошо это или плохо, и все же ему это очень нравилось.
— А также зависит от того, что хотят горожане, — внесла свою лепту Сюзанна.
— Я скажу тебе, что они хотят, коричневая! — прозвенел пронзительный голос Тука. — Они хотят мира, чтобы все было, как и всегда! Они же останутся в городе после того, как вы четверо…
Сюзанна схватила большой палец Тука и вывернула его. Продела это на удивление ловко. Джейк не сомневался, что ее маневр увидели только два или три человека, стоявших у самого прилавка.
— Я разрешаю произносить это слово старику, практически лишившемуся разума, но отнюдь не тебе. Назови меня еще раз коричневой, толстяк, и я вырву у тебя язык и подотру им твою задницу.
— Извини меня! — прохрипел Тук. Пот градом катился по его щекам. — Извини, прошу тебя!
— Хорошо. — Сюзанна отпустила палец. — А теперь мы выйдем на крыльцо и немного посидим, ибо шоппинг — занятие утомительное.
6
На крыльце магазина Тука не было тотемов, изображавших хранителей Луча, какие Роланд видел в Меджисе, но кресла-качалки стояли рядком, не меньше двух десятков. И все три лестницы охраняли пугала, поставленные по случаю приближения праздника Жатвы. Выйдя из магазина, Эдди, Сюзанна и Джейк заняли три центральных кресла. Ыш улегся у ног Джейка и вроде бы заснул, положив мордочку на передние лапы.
Эдди кивнул в сторону двери.
— Жаль, что здесь нет Детты Уокер. Она бы что-нибудь умыкнула у этого сукиного сына.
— Думаешь, меня не подмывало последовать ее примеру? — хмыкнула Сюзанна.
— Горожане выходят на крыльцо, — заметил Джейк. — Думаю, они хотят поговорить с нами.
— Конечно, хотят, — кивнул Эдди. — Для этого мы здесь и сидим. — Он улыбнулся, и от улыбки его красивое лицо еще больше похорошело. Прошептал: — Встречайте стрелков, горожане. Кам-кам-каммала, говнюка я наказала.
— Закрой свой грязный рот, сынок, — строго бросила Сюзанна и тут же рассмеялась.
«Они чокнутые», — подумал Джейк. Но если он — исключение, почему тоже засмеялся?
7
Хенчек из Мэнни и Роланд из Гилеада вторую половину дня проводили в тени массивной скалы. Ели куски холодной курицы с рисом, завернутые в тортильи, запивая сидром из кувшина, передаваемого друг другу. Перед едой старик произнес молитву тому, кого называл Силой и Всевышним, после чего замолчал. Роланда это устраивало. Хенчек уже ответил положительно на вопрос стрелка.
Когда они поели, солнце уже ушло за высокие хребты. Так что и шли они в тени, поднимаясь по тропе, усыпанной камнями и слишком узкой для лошадей, которых они оставили в осиной роще. Десятки маленьких ящериц разбегались из-под ног, многие ныряли в щели между камнями.
Солнце зашло, но воздух оставался горячим. После мили подъема Роланд уже тяжело дышал и то и дело вытирал банданой пот с лица и шеи. Хенчек же, несмотря на почтенный возраст, если судить по внешнему виду, где-то под восемьдесят, размеренно шагал впереди. Дыхание оставалось ровным, как у человека, прогуливающегося по парку. Свой плащ он оставил внизу, и Роланд видел, что по черной рубашке не расползаются пятна пота.
Они достигли поворота тропы, и на мгновение перед ними открылся великолепный вид на лежащую внизу равнину. На западе и севере Роланд видел прямоугольники пастбищ, с крошечными фигурками скота. На юге и востоке поля становились все зеленее по мере приближения к реке. Он видел и Калью, и, пусть и очень далеко на западе, границу огромного леса, который они пересекли, чтобы добраться до Дуги. На этом участке тропы дул холодный ветер, но Роланд с радостью подставил ему лицо, закрыл глаза, вбирая в себя запахи Кальи: овец, лошадей, пшеницы, речной воды и риса, риса, риса.
Хенчек снял широкополую, с плоской тульей шляпу и застыл, подняв голову и тоже закрыв глаза, словно безмолвно благодарил того, кто сотворил всю эту красоту. Ветер развевал его длинные волосы и поделил пополам длинную, до пояса, бороду. Так они простояли минуты три, давая ветру охладить разгоряченные тела. Потом Хенчек нахлобучил шляпу и посмотрел на Роланда.
— Скажи мне, стрелок, мир кончится в огне или во льду?
Роланд задумался.
— Ни в том, ни в другом. Я думаю, во тьме.
— Ты так думаешь?
— Ага.
Хенчек ничего не ответил, повернулся, чтобы продолжить путь. Роланду не терпелось добраться до пещеры, но он тем не менее коснулся руки старика. Обещания надо выполнять. Особенно данные женщине.
— Прошлую ночь я провел в доме одной забывшей. Так вы называете тех, кто покинул ваш ка-тет?
— Мы говорим о забывших, ага, — Хенчек пристально смотрел на него, — но не ка-тет. Мы знаем это слово, но оно не наше, стрелок.
— В любом случае я…
— В любом случае ты провел ночь в «Рокинг Би», доме Воуна Эйзенхарта и нашей дочери, Маргарет. И она бросала для тебя тарелку. Я не упоминал об этом прошлой ночью во время нашего разговора, потому что знал об этом так же, как и ты. И потом, нам и без этого было о чем поговорить, не так ли? О пещерах и прочем.
— Было, — согласился Роланд. Он попытался скрыть удивление, но, похоже, безуспешно, потому что Хенчек кивнул, а его губы, едва видимые из-под бороды и усов, изогнулись в легкой улыбке.
— У Мэнни есть способы многое узнать, стрелок; всегда были.
— Ты не будешь называть меня Роландом?
— Нет.
— Она просила передать тебе, что Маргарет из клана Красной тропы прекрасно живет со своим любимым, по-прежнему прекрасно.
Хенчек кивнул. Если и почувствовал боль, внешне ничем это не выказал, даже взглядом.
— Она проклята. — Эти слова он произнес тоном, каким обычно говорят: «Похоже, во второй половине дня может выглянуть солнце».
— Ты просишь меня сказать ей об этом? — спросил Роланд. Ситуация и забавляла, и ужасала его.
Синие глаза Хенчека выцвели от возраста, но в них явно читалось удивление, вызванное этим вопросом. Кустистые брови приподнялись.
— Зачем? Она знает. Каждый миг, который она провела со своим любимым, ей придется искупать в глубинах Наара. И это она знает. Пойдем, стрелок. Еще четверть колеса, и мы у цели. Но подъем будет крутым.
8
Как выяснилось, подъем оказался не просто крутым, а очень крутым. Спустя полчаса они подошли в валуну, перегородившему большую часть тропы. Хенчек первым обогнул его; черные штаны трепало ветром, бороду уносило за плечо, пальцы с длинными ногтями вжимались в камень. Валун еще сохранил тепло солнца, но ледяной ветер пронизывал до костей. Роланд чувствовал, что каблуки его сапог висят над пропастью глубиной в добрые две тысячи футов. Если б старик решил столкнуть его вниз, поход к Темной Башне на том и закончился.
«Как бы не так, — подумал Роланд. — Эдди займет мое место, а остальные будут идти с ним, пока не упадут».
На другой стороне валуна тропа обрывалась черной дырой высотой девять и шириной пять футов. Выходящий из пещеры воздух с неприятным, мерзким запахом разительно отличался от ветра, обдувавшего их на последнем участке тропы. Вместе с запахом воздух нес с собой крики, пусть Роланд и не мог разобрать ни слова. Человеческие крики.
— Мы слышим крики тех, кто находится в Нааре? — спросил он Хенчека.
На этот раз и тени улыбки не коснулось губ старика.
— Не шути с этим, — отчеканил он. — Особенно здесь. В присутствии вечного.
Роланд ему поверил. Осторожно двинулся к зеву пещеры, положив руку на рукоятку револьвера, левого, теперь он носил только один револьвер, потому что правой рукой стрелять не мог. Под сапогами хрустели камешки.
Запах усиливался. Противный, но не ядовитый. Правой рукой Роланд прижимал бандану ко рту и носу. В темноте пещеры, на земле, он видел кости ящериц и других мелких животных, а чуть дальше — смутные очертания чего-то большого — знакомые очертания.
— Будь осторожен, стрелок. — Хенчек отступил в сторону, освобождая Роланду дорогу, чтобы тот смог, если захочет, войти в пещеру.
«Мои желания тут ни при чем, — подумал Роланд. — Я должен войти. Может, так оно и проще».
Очертания проступали все четче. И Роланд особо не удивился, убедившись, что перед ним дверь, точно такая же, какие он обнаружил на берегу. Отсюда и название — Пещера двери. Сработанная из железного дерева (а может, из дерева призраков), дверь стояла в двадцати футах от входа в пещеру. Высотой шесть с половиной футов, как и двери на берегу. И петли у нее тоже ни к чему не крепились.
«Однако она легко повернется на этих петлях, — подумал он. — Повернется. Когда придет время».
Замочной скважины не было. Ни над, ни под хрустальной ручкой. С выгравированной на ней розой. На берегу Западного моря все три двери маркировались надписями на Высоком Слоге: первая — «УЗНИК», вторая — «ГОСПОЖА ТЕНЕЙ», третья — «ТОЛКАЧ». На этой нарисовали то ли символы, то ли иероглифы, то ли руны, идентичные тем, что он видел на ящике, спрятанном в церкви Каллагэна:
— Тут написано — «ненайденная». — Роланд посмотрел на Хенчека.
Старик кивнул, но, когда Роланд двинулся вокруг двери, шагнул вперед и вытянул руку.
— Будь осторожен, а не то узнаешь, кому принадлежат эти голоса.
Роланд увидел, о чем говорил Хенчек. В восьми или девяти футах за дверью пол резко уходил вниз, под углом в пятьдесят, а то и шестьдесят градусов. Уцепиться было не за что, камень словно отшлифовали. Где-то в тридцати футах все тонуло в темноте. А оттуда неслись голоса. Один вдруг выделился из общего хора. Голос Габриэль Дискейн.
«Роланд, нет! — выкрикнула его мать из темноты. — Не стреляй! Это же я! Твоя м…» — но ее последние слова заглушил грохот револьверных выстрелов. Боль раскаленным гвоздем пронзила голову Роланда. Он с такой силой прижал бандану к лицу, что едва не сломал себе нос. Попытался расслабить мышцы руки, но удалось ему это не сразу.
А из зловонной тьмы донесся голос отца:
— С того момента, как ты начал ходить, я знал, что ты не гений, — усталый голос, — но до вчерашнего дня не верил, что ты идиот. Позволить ему заманить себя в ловушку, как корову на бойню! Боги!
Не обращай внимания. Это даже не призраки. Я думаю, это всего лишь эхо, отражение от стен голосов, каким-то образом вытащенных из моей головы.
Когда он обошел дверь (помня о пропасти справа), она исчезла. Так что увидел он только силуэт Хенчека, вырезанную из черной бумаги человеческую фигуру, поставленную на входе в пещеру.
Дверь есть, но ты можешь видеть только одну ее сторону. Точно так же, как и у других дверей.
— Выводит из равновесия, не так ли? — донесся из пропасти голос Уолтера. — Отступись, Роланд! Лучше отступиться и умереть, чем обнаружить, что комната на вершине Темной Башни пуста.
И тут же заревел рог Эльда, от этого звука по коже Роланда побежали мурашки, волосы на затылке встали дыбом: последний боевой клич Катберта Олгуда, когда тот бежал по склону Иерихонского Холма навстречу смерти от рук варваров с синими лицами.
Роланд опустил руку с банданой и двинулся дальше. Шаг, второй, третий. Кости хрустели под подошвами сапог. На третьем шаге дверь появилась вновь, ее торец, с торчащим из него язычком замка. С другой стороны так же торчали петли. Он на мгновение остановился, глядя на торец двери, оценивая ее необычность, как оценивал необычность других дверей, на морском берегу. Но там он мало что соображал, чуть живой, на грани смерти. Если он чуть поворачивал головой, дверь исчезала, если смотрел прямо перед собой, появлялась вновь. Не колыхалась, не начинала мерцать. Или была, или ее не было.
Он вернулся к фасаду тем же путем, положил ладони на железное дерево, надавил. Почувствовал легкую вибрацию, словно за дверью работали мощные двигатели. Из пропасти Пещеры двери ему кричала Риа с Кооса, называла отродьем, никогда не видевшим истинного лица своего отца, рассказывала, как его шлюшка изорвала горло криками, горя на костре. Роланд, не обращая внимания на ее вопли, взялся за хрустальную ручку.
— Нет, стрелок, ты не посмеешь! — в тревоге воскликнул Хенчек.
— Посмею, — ответил Роланд. И посмел, но ручка не повернулась — ни вправо, ни влево. Он отступил от двери.
— Но дверь была открыта, когда ты нашел священника? — спросил он Хенчека. Они говорили об этом прошлой ночью, но теперь у Роланда появились новые вопросы.
— Ага. Когда я и Джеммин нашли его. Ты знаешь, что мы, старики-Мэнни, ищем другие миры? Не ради сокровищ, а для обогащения души.
Роланд кивнул. Он также знал, что некоторые возвращались из таких путешествий безумцами. А другие вовсе не возвращались.
— Эти холмы обладают магнетической силой, — продолжил Хенчек. — Отсюда начинается много дорог в другие миры. Мы пошли в пещеру около старых гранатовых шахт и обнаружили там послание.
— Какое послание?
— У входа в пещеру стояла машина. После нажатия кнопки раздавался голос. Он и велел нам прийти сюда.
— Вы знали об этой пещере и раньше?
— Ага, но до того как появился отец, она называлась Пещерой голосов. Теперь ты знаешь почему.
Роланд кивнул, взмахом руки предложил Хенчеку продолжить.
— Голос из машины интонациями и акцентом напоминал голоса членов твоего ка-тета, стрелок. Он сказал, что мы должны прийти сюда, Джеммин и я, где и найдем дверь, человека и чудо. Вот мы и пришли.
— Кто-то оставил вам инструкции, — пробормотал Роланд. Думал он об Уолтере. Человеке в черном, снабдившем их печеньем с эльфами на обертке, компании «Киблер», по словам Джейка. Уолтер был Флеггом, Флегг — Мортеном, а Мортен… Мэрлином, старым волшебником из легенды? Этого Роланд не знал. — Он обратился к вам по имени?
— Нет, так много он не знал. Только назвал нас Мэнни.
— Каким образом кто-то мог узнать, где нужно оставить говорящую машину?
Хенчек поджал губы.
— Почему ты думаешь, что это был человек? Разве Бог не может говорить человеческим голосом? Может, машину оставил посланец Всевышнего?
— Боги оставляют знамения, люди — машины, — ответил Роланд. — Разумеется, я исхожу из собственного опыта, Па.
Хенчек резко махнул рукой, как бы прося Роланда избавить его от лести.
— Многие знали, что ты и твой друг исследуете пещеру, в которой вы нашли говорящую машину?
Хенчек пожал плечами.
— Полагаю, люди нас видят. Кто-то может увидеть издалека с помощью подзорной трубы или бинокля. И есть еще этот механический человек. Он многое видит и рассказывает об увиденном всем, кто готов его слушать.
Роланд воспринял его ответ как утвердительный. Подумал, что кто-то знал о прибытии отца Каллагэна в окрестности Кальи. Как и о том, что ему потребуется помощь.
— Дверь была открыта полностью? — спросил Роланд.
— Это вопросы Каллагэну, — ответил Хенчек. — Я обещал показать тебе пещеру. И показал. По-моему, этого достаточно.
— Он был в сознании, когда вы его нашли?
Хенчек замялся с ответом.
— Нет. Только что-то бормотал. Как спящий человек, которому снится кошмар.
— Тогда он не сможет ответить на этот вопрос, не так ли? Хенчек, ты просил помощи и поддержки. Просил от лица всех своих кланов. Тогда помоги мне! Помоги мне, чтобы я смог помочь тебе!
— Я не вижу, чем это поможет.
Может, и не помогло бы, не помогло бы в борьбе с Волками, страшной угрозой нависшими над всей Кальей Брин Стерджис, но у Роланда были и другие заботы, в других мирах; сразиться ему и его ка-тету предстояло не только с выходцами из Тандерклепа. Он стоял, глядя на Хенчека, положив руку на хрустальную ручку двери.
— Она была приоткрыта, — наконец ответил Мэнни. — Так же, как и ящик. Чуть-чуть. Тот, кого они зовут Стариком, лежал лицом вниз. Здесь. — Хенчек указал на усыпанный камешками и костями пол пещеры у ног стрелка. — Ящик стоял у его правой руки, открытый вот на столько. — Хенчек развел большой и указательный пальцы примерно на два дюйма. — Из него доносились звуки каммен. Я слышал их и раньше, но такие громкие — никогда. От них у меня заболели глаза, покатились слезы, а Джеммин вскрикнул и двинулся к двери. Наступил на руку распростертого на земле Старика и даже этого не заметил.
Дверь была приоткрыта, как и ящик, и из нее в пещеру лился ужасный свет. Я много путешествовал, стрелок, побывал во многих где и во многих когда; я видел другие двери и тодэш-такены, дыры в реальности, но никогда не сталкивался с таким светом. Черным, как все в пустоте, но в нем выделялось что-то красное.
— Глаз, — уточнил стрелок.
Хенчек уставился на него.
— Глаз? Так ты говоришь?
— Думаю, что да. Черноту, которую ты видел, отбрасывал Черный Тринадцатый. А красное — скорее всего Глаз Алого Короля.
— Кто он?
— Я не знаю. Мне лишь известно, что находится он далеко на востоке, в Тандерклепе или еще дальше. Я верю, что он, возможно, хранитель Темной Башни. Может, даже думает, что Башня принадлежит ему.
При упоминании Роландом Темной Башни старик, словно в ужасе, закрыл глаза руками.
— Что произошло потом, Хенчек? Скажи мне, прошу тебя.
— Я потянулся к Джеммину, чтобы остановить его, потом вспомнил, как он наступил на руку лежащего мужчины, не заметив этого, и отказался от этой мысли. Подумал: «Хенчек, если ты это сделаешь, он утащит тебя за собой». — Старик встретился с Роландом взглядом. — Мы путешествуем, тебе это известно, и редко страшимся, потому что полностью доверяем Всевышнему. Однако я испугался этого света и мелодии этих колокольцев. — Он помолчал. — Они ужаснули меня. Я никогда не говорил о том дне.
— Даже с отцом Каллагэном?
Хенчек кивнул.
— Он ничего не сказал вам, когда очнулся?
— Спросил, умер ли он. Я ответил: если он умер, то мы тоже мертвецы.
— А что случилось с Джеммином?
— Умер через два года. — Хенчек похлопал по левой стороне груди. — Сердце.
— Сколько лет прошло с тех пор, как вы нашли Каллагэна?
Хенчек покачал головой.
— Стрелок, я не знаю. Ибо время…
— Да, сдвинулось, — нетерпеливо прервал его Роланд. — Но все-таки, по твоим прикидкам.
— Больше пяти лет, потому что он построил церковь и заполнил ее суеверными дураками, ты понимаешь.
— А что сделал ты? Как спас Джеммина?
— Упал на колени и закрыл ящик, — ответил Хенчек. — Это все, что я мог сделать. Если б промедлил секунду — затерялся в черном свете, все лившемся из двери. Он отбирал у меня все силы… и туманил голову.
— По-другому и быть не могло, — мрачно бросил Роланд.
— Но я действовал быстро, и как только крышка захлопнулась, закрылась и дверь. Джеммин барабанил по ней кулаками, требовал и молил, чтобы она пропустила его. Потом упал, потеряв сознание. Я вытащил его из пещеры. Вытащил их обоих. Побыв какое-то время на свежем воздухе, они пришли в себя. — Хенчек поднял руки, опустил, как бы говоря: «Такие вот дела».
Роланд в последний раз попытался повернуть ручку. С прежним результатом. Но он понимал, что ситуация изменится, если принести сюда Магический кристалл…
— Пора возвращаться. — Он опустил руку. — Я хотел бы успеть в дом отца Каллагэна к ужину. А для этого нам нужно быстро спуститься к лошадям и еще быстрее скакать всю дорогу.
Хенчек кивнул. Борода во многом скрывала выражение его лица, но Роланд чувствовал, что старик испытывает облегчение, покидая пещеру. Облегчение испытывал и Роланд. Кому приятно слышать обвиняющие вопли матери и отца, доносящиеся из пропасти. Не говоря уже про крики мертвых друзей.
— Что случилось с говорящей машиной? — спросил Роланд, когда они двинулись вниз по тропе.
Хенчек пожал плечами.
— Ты знаешь, что такое байдерейки?
«Батарейки». Роланд кивнул.
— Пока они работали, машина вновь и вновь повторяла одно и то же сообщение, говоря нам, что мы должны пойти в Пещеру голосов и найти человека, дверь и чудо. А также песню. Когда однажды мы дали послушать ее отцу Каллагэну, он заплакал. Ты должен спросить его об этой песне, она — точно часть его истории.
Роланд вновь кивнул.
— Потом байдерейки умерли. — В пожатии плеч Хенчека читалось презрение к машинам, к ушедшему миру, а может, и к первому, и второму. — Мы их вытащили. Прочитали на них: «Дюраселл». Ты знаешь, что такое «Дюраселл», стрелок?
Роланд покачал головой.
— Мы отнесли их Энди и спросили, не сможет ли он перезарядить их. Он сунул их в себя, но вытащил такими же бесполезными. Энди сказал: ничем не могу помочь, извините. Мы сказали, спасибо тебе. — Хенчек пожал плечами с тем же презрением. — Мы открыли машины… это сделала еще одна кнопка, и из нее высунулся язык. Вот такой длины. — Хенчек развел руки на четыре или пять дюймов. — С двумя дырками. Внутри находилось что-то коричневое и блестящее, как веревка. Отец Каллагэн назвал ее «кассетной пленкой».
Роланд кивнул.
— Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты привел меня в пещеру, Хенчек, и рассказал все, что знаешь.
— Я сделал то, что должен, — ответил Хенчек. — А ты сделаешь то, что обещал. Не так ли?
Роланд из Гилеада кивнул.
— Пусть Бог определит победителя.
— Ага, это и наши слова. Ты говоришь так, будто знаешь нас. — Он остановился, пристально всмотрелся в Роланда. — Или ты только выдаешь себя за того, кем представляешься? Каждый, кто прочитал Добрую книгу, знает, что такое возможно.
— Ты спрашиваешь, не самозванец ли я? Здесь, где нас никто не может услышать? Ты должен знать, что нет, а если не знаешь, то ты просто дурак.
Старик обдумал его слова, потом протянул узловатую руку.
— Удачи тебе, Роланд. Это хорошее имя и благородное.
Роланд протянул ему правую руку и, когда старик пожимал ее, почувствовал первый укол боли там, где совершенно не хотел его чувствовать.
Ладно, не так уж и страшно. Пока болит другая рука. Не та, что целая и невредимая.
— Может, на этот раз Волки убьют нас всех, — сказал Хенчек.
— Может, так и будет.
— И, однако, хорошо, что мы встретились.
— Да, хорошо, — кивнул стрелок.