— Не… не надо… горячо!
— Ну, не так еще горячо, как будет через пять минут, — ответил Эдди. — Если, конечно, ты не прислушаешься к тому, что я тебе скажу, Джек. Твои шансы выбраться отсюда минимальны, но они есть. Будешь слушать?
— Я тебя не знаю. Откуда ты знаешь нас?
Эдди убрал револьвер из-под подбородка Старины Двойного Уродца и увидел оставшееся на шее красное кольцо в том месте, где в нее вжималось дуло револьвера Роланда. Допустим я скажу тебе, что по воле ка мы встретимся снова, через десять лет? И тебя съедят омароподобные чудовища? Что начнут они с твоих ступней, обутых в туфли от Гуччи, а потом двинутся вверх? Андолини, естественно, ему бы не поверил, как не верил, что револьвер Роланда может стрелять, пока Эдди ему это не продемонстрировал. А кроме того, существовала вероятность, что на этом уровне Башни Андолини и не съедят омароподобные чудовища. Потому что этот мир отличался от других. Потому что сейчас они находились на Девятнадцатом уровне Темной Башни. Эдди это чувствовал. Потом он собирался все это обдумать, но не сейчас. Сейчас думать не получалось. Сейчас хотелось прикончить этих двоих, а потом отправиться в Бруклин и перебить весь тет Балазара. Эдди постучал стволом револьвера по скуле Андолини. Ему приходилось сдерживаться, чтобы не слишком дать волю рукам и не превратить эту уродливую физиономию в кровавое месиво, и Андолини это видел. Моргнул, облизнул губы. Коленом Эдди по-прежнему упирался в его грудь. Чувствовал, как она поднимается и опускается.
— Ты не ответил на мой вопрос, — процедил он. — Вместо этого задал свой. Если сделаешь это еще раз, Джек, я вот этим стволом изуродую тебе лицо. Потом прострелю одну из коленных чашечек, и ты будешь до конца жизни прыгать на одной ноге. Я могу много чего тебе отстрелить, а ты все равно сможешь говорить. И не пытайся изображать тупицу. Ты далеко не глуп, за исключением ошибки с выбором работодателя, и я это знаю. Поэтому позволь снова спросить: ты будешь слушать?
— Разве у меня есть выбор?
И вновь Андолини не смог уловить невероятно быстрое движение руки Эдди. Ствол револьвера прошелся по его физиономии. Треснула сломанная ключица, кровь хлынула из правой ноздри, которая смотрела на Эдди, как жерло тоннеля Куинс-Мидтаун. Андолини вскрикнул от боли. Тауэр — от ужаса.
Эдди вновь уперся стволом под подбородок Андолини. Не сводя с него глаз, сказал:
— Приглядывайте за вторым, мистер Тауэр. Если начнет шевелиться, дайте мне знать.
— Кто вы? — проблеял Тауэр.
— Друг. Единственный из тех, что у вас есть, который может спасти вашу задницу. А теперь приглядывайте за ним и не мешайте мне.
— Х-хорошо.
Эдди Дин полностью сосредоточился на Андолини.
— Я уложил Джорджа, потому что Джордж глуп. Если бы и смог передать Балазару мое послание, мне он бы все равно не поверил. А разве может человек в чем-то убедить других, если сам в это не верит?
— Логично. — Андолини завороженно смотрел на Эдди, возможно, потому, что наконец-то разглядел, кто этот незнакомец с револьвером. Разглядел того, кого Роланд видел с самого начала, даже когда Эдди Дин был наркоманом, корчившимся в ломке. Джек Андолини разглядел в нем стрелка.
— Это точно, — кивнул Эдди. — А вот и послание, которое ты должен передать: Тауэра не трогать.
Джек замотал головой.
— Ты не понимаешь. У Тауэра есть то, что нужно кому-то еще. Мой босс согласился это добыть. Обещал. И мой босс всегда…
— Выполняет свои обещания, я знаю, — прервал его Эдди, — только на этот раз выполнить не сможет, и не по своей вине. Потому что мистер Тауэр решил не продавать свой пустырь «Сомбра корпорейшн». Он продаст его… э… «Тет корпорейшн». Усек?
— Мистер, я тебя не знаю, но я знаю своего босса. Он не остановится.
— Остановится. Потому что мистеру Тауэру будет нечего продавать. Пустырь перейдет в другие руки. А теперь слушай меня внимательно, Джек. Слушай ка-ми, не ка-маи, — слушай умом, а не ушами.
Эдди наклонился ниже. Джек таращился на него, в ужасе от этих глаз навыкате, со светло-коричневыми радужками, налитыми кровью белками и оскаленного рта, находящегося буквально в дюйме от его губ.
— Отныне мистер Келвин Тауэр находится под защитой людей, более безжалостных и могущественных, чем ты можешь себе представить, Джек. Людей, рядом с которыми Утес выглядит как хиппи в Вудстоке. Ты должен убедить его, что он ничего не приобретет, и дальше досаждая мистеру Тауэру, зато потеряет все.
— Я не смогу…
— Что до тебя, знай, что теперь этого человека взял под свою защиту Гилеад. Если ты прикоснешься к нему, если твоя нога еще раз ступит в этот магазин, я приду в Бруклин и убью твоих жену и детей. Потом найду твоих отца с матерью и убью их. Потом убью сестер твоей матери и братьев твоего отца. Потом убью родителей твоих родителей, если они еще живы. А тебя оставлю напоследок. Ты меня понимаешь?
Джек Андолини все таращился в нависшее над ним лицо, с налитыми кровью глазами, оскаленным ртом, но теперь в его глазах застыл ужас. Потому что он поверил. Кем бы ни был этот незнакомец, он многое знал о Балазаре и деле, которым тот сейчас занимался. Да что там, он знал даже больше, чем сам Андолини.
— Нас много, — продолжал Эдди, — и мы занимаемся одним — защищаем… — он едва не сказал: «Защищаем розу», — …Келвина Тауэра. Мы будем наблюдать за магазином, будем наблюдать за Келвином Тауэром, будем наблюдать за друзьями Тауэра… такими, как Дипно. — Эдди увидел, как глаза Андолини широко раскрылись от изумления, и ему это понравилось. — У тех, кто посмеет прийти сюда и даже хотя бы прикрикнуть на Тауэра, мы убьем всех ближайших родственников, а потом и их самих. Это касается и Джорджа, и Чими Дретто, и Трикса Постино… и твоего брата, Клаудио.
Глаза Андолини раскрывались все шире при каждом имени, а при упоминании брата на мгновение закрылись. Эдди подумал, что до Андолини дошел смысл его слов. «Сможет ли он убедить Балазара — другой вопрос, — холодно подумал Эдди. — Но в принципе это и не важно. Как только Тауэр продаст нам пустырь, какая разница, что они с ним сделают, не так ли?»
— Откуда ты так много знаешь? — спросил Андолини.
— Какая разница? Просто передай мои слова. Скажи Балазару, пусть поставит в известность своих друзей из «Сомбры», что этот участок больше не продается. Во всяком случае, они его купить не смогут. И еще скажи, что отныне Тауэр под защитой людей из Гилеада, у которых большие «пушки».
— Едва ли…
— Я хочу сказать, людей куда более опасных, чем те, с кем Балазару доводилось иметь дело, включая и «Сомбра корпорейшн». Скажи ему, если он будет настаивать на своем, в Бруклине появится достаточно трупов, чтобы завалить Грэнд-Арми-плазу[73]. И среди них будет много женщин и детей. Убеди его.
— Я… я постараюсь.
Эдди поднялся, попятился. Лежащий среди лужиц керосина и осколков стекла Джордж Бьонди шевельнулся, застонал. Эдди повел стволом револьвера Роланда, показывая Джеку, что тот может встать.
— Уж постарайся.
Тауэр налил две чашки кофе, но сам пить не смог. Очень уж сильно дрожали руки. После нескольких неудачных попыток (Эдди вспомнился сапер из фильма про обезвреживание неразорвавшихся бомб, у которого от напряжения случился нервный срыв) Эдди его пожалел и перелил половину из его чашки в свою.
— Попробуйте теперь. — Он поставил ополовиненную чашку перед владельцем книжного магазина. Тауэр вновь надел очки. Одна из дужек погнулась, так что сидели они криво. По левому стеклу змеилась трещина, напоминающая разряд молнии. Мужчины находились у мраморной стойки. Тауэр стоял за ней, Эдди сидел на высоком стуле. Тауэр принес с собой книгу, которую собирался сжечь Андолини, и теперь она лежала рядом с кофеваркой. Похоже, не мог заставить себя с ней расстаться.
Тауэр поднял чашку дрожащей рукой (Эдди заметил, что перстня на ней нет, как, впрочем, и на другой руке) и выпил. Эдди не мог понять, почему этот человек пьет черный кофе. Сам-то он полагал, что кофе надо пить с молоком. После месяцев, проведенных в мире Роланда (а может, и лет), кофе, сваренный Тауэром, казался очень уж крепким.
— Полегчало? — спросил Эдди.
— Да. — Тауэр глянул в окно, словно ожидал увидеть возвращение серого «таун-кара», который всего десять минут, как уехал. Потом посмотрел на Эдди. Он все еще немного боялся этого молодого человека, но прежний ужас покинул его, как только тот убрал огромный револьвер в, как он сказал, «суму моего друга». Сума эта из вытертой выцветшей кожи чем-то напоминала женские сумки с одной лямкой, какие носят на плече. Только «молнию» заменяли тесемки. Келвин Тауэр подумал, что вместе с револьвером молодой человек убрал в суму и какую-то свою, самую жуткую часть. И Тауэра это радовало, позволяя надеяться, что молодой человек блефовал, грозя убить не только самих бандитов, но и их семьи.
— А где сегодня ваш приятель Дипно? — спросил Эдди.
— У онколога. Два года назад Эрон увидел кровь в унитазе, когда справлял большую нужду. В молодости ты думаешь: «Чертов геморрой» — и покупаешь тюбик «Предотвращая Г.». Но когда тебе больше семидесяти, ты предполагаешь самое страшное. В его случае все оказалось плохо, но не ужасно. В его возрасте и раковая опухоль теряет активность. Раковые клетки тоже стареют. Забавно, не так ли? В общем, он прошел курс радиационной терапии, и ему сказали, что рака у него больше нет, но Эрон считает, что с этой гадостью нужно быть настороже. Поэтому проверяется каждые три месяца. Вот и сейчас он на обследовании. Оно и к лучшему. Потому что он пусть и старик, но все равно сорви-голова.
«Надо бы познакомить Эрона Дипно с Хейми Джеффордсом, — подумал Эдди. — Они смогли бы играть в «замки» вместо шахмат и вспоминать бурное прошлое».
Тауэр тем временем грустно улыбнулся. Поправил очки. С мгновение они сидели на его лице прямо, потом снова перекосились.
— Он — сорви-голова, а я — трус. Возможно, поэтому мы и дружим, у каждого есть то, чего нет у другого, мы дополняем друг друга, составляя единое целое.