[95] на День благодарения. Все население Кальи праздновало победу, и как же Эдди в тот момент их всех ненавидел. «Моя жена ушла из-за вас, гребаные трусы», — думал он. Глупая мысль, несправедливая, но позволяющая хоть как-то стравить пар. Что там писал Стивен Крейн в стихотворении, которое они учили в средней школе: «Я его люблю, потому что оно горькое и потому что оно — мое сердце». Что-то в этом роде. Неточно, конечно, но по смыслу совпадало.
А теперь Роланд стоял около брошенного, мягко жужжащего трайка[96], и если в глазах стрелка он видел сочувствие или, хуже того, жалость, то мог без них обойтись.
— Пошли, парни. Давайте ее найдем.
На этот раз голос, приветствовавший Эдди из глубин Пещеры двери, принадлежал женщине, которую он никогда не встречал, но о которой много слышал (ага, много, мы говорим спасибо тебе), а потому сразу узнал.
— Она ушла, ты, думающий членом молокосос, — прокричала из темноты Риа с Кооса. — Решила рожать в другом месте, понимаешь! И я не сомневаюсь, что ее младенец-людоед начнет жрать ее с манды, как только вылезет из нее, ага! — Она расхохоталась, дребезжащим, мерзким смехом злой колдуньи. — Этому малышу молоко не требуется, будь уверен! Этому подавай мясо!
— Заткнись! — крикнул Эдди во тьму. — Заткнись, ты… гребаный фантом!
И, вот уж чудо, фантом заткнулся.
Эдди огляделся. Увидел чертов шкаф Тауэра, с первыми изданиями за стеклом, которыми он так дорожил, но не обнаружил ни розового мешка, сплетенного из металлической нити, с надписью «ТОЛЬКО СТРАЙКИ НА ДОРОЖКАХ СРЕДИННОГО МИРА», ни ящика из дерева призраков. Ненайденная дверь стояла на прежнем месте, крепясь петлями к воздуху, но как-то потускнела. Стала не только ненайденной, но и ненужной: еще одной бесполезной вещью из мира, который сдвинулся.
— Нет, — покачал головой Эдди, — нет, я с этим не согласен. Здесь есть сила, которая откроет эту дверь. Она здесь есть.
Он повернулся к Роланду, но Роланд не смотрел на него. Кто бы мог подумать, Роланд разглядывал книги. Словно поиски Сюзанны наскучили ему и он высматривал хорошую книгу, чтобы скоротать время.
Эдди ухватил стрелка за плечо, развернул к себе.
— Что произошло, Роланд? Ты знаешь?
— Произошло очевидное, — ответил стрелок. К нему подошел Каллагэн. Джейк, который впервые попал в Пещеру двери, остался у входа. — Она, пока могла, ехала на коляске, потом на четвереньках добралась до тропы, а это подвиг для женщины, у которой, возможно, начались схватки. А на тропе кто-то, скорее всего, как и говорил Джейк, Энди, оставил ей средство передвижения.
— Если это был Слайтман, я вернусь и убью его собственными руками.
Роланд покачал головой.
— Не Слайтман.
«Но Слайтман об этом точно знал», — подумал он. Возможно, это не имело значения, но стрелок не любил открытых концов, как не любил перекошенных картинна стенах.
— Эй, братец, сожалею, что приходится говорить тебе об этом, но твоя черненькая сучка мертва, — крикнул Генри Дин из пещерной глубины. В голосе слышалось не сожаление — радость. — Это чертово отродье сожрало ее. Остановилось только раз, пока добиралось до мозга, чтобы выплюнуть ее зубы!
— Заткнись! — гаркнул Эдди.
— Мозги — лучшая еда для мозгов, знаешь ли, — продолжил Генри менторским тоном. — Ценятся людоедами во всем мире. У нее отличный малой, Эдди! Такой милый, но уж очень голодный.
— Замолчи, во имя Господа! — крикнул Каллагэн, и голос брата Эдди смолк. На какое-то время смолкли все голоса.
Роланд продолжил, словно его и не прерывали.
— Она пришла сюда. Взяла мешок. Открыла ящик, чтобы Черный Тринадцатый открыл дверь. Все это проделывала Миа, понимаешь… не Сюзанна — Миа. Дочь, не знающая отца. А потом, с открытым ящиком, она вошла в дверь. Оказавшись на другой стороне, закрыла ящик, закрыла дверь. Закрыла от нас.
— Нет. — Эдди схватился за хрустальную ручку с выгравированной на ней розой. Ручка не повернулась. Не сдвинулась ни на йоту.
Из темноты послышался голос Элмера Чемберза: «Будь ты проворнее, сынок, ты бы смог спасти своего друга. Это твоя вина», — и замолчал.
— Это не настоящий голос, Джейк. — Эдди провел пальцем по розе. На подушечке пальца осталась пыль. Словно бы ненайденная дверь, теперь уже не только ненайденная, но и ненужная, простояла в Пещере голосов пару десятков веков. — Пещера транслирует то, что находит в твоей голове.
— Я всегда ненавидела тебя, белый! — торжествующе прокричала Детта из темноты за дверью. — И я рада, что наконец-то избавилась от тебя!
— А это видела? — и Эдди показал ей кукиш.
Джейк кивнул, бледный и задумчивый. Роланд тем временем вновь повернулся к книжному шкафу.
— Роланд. — Эдди старался изгнать раздражение из голоса, добавить юмора, но у него не получилось. — Мы тебе наскучили?
— Нет.
— Тогда перестань смотреть на эти книги и помоги мне найти способ открыть эту д…
— Я знаю, как ее открыть, — ответил Роланд. — Вопрос в том, куда она нас перенесет теперь, без Черного Тринадцатого? И второй вопрос, куда мы хотим пойти? За Миа или в то место, где Тауэр и его друг прячутся от Балазара и его друзей?
— Мы пойдем за Сюзанной! — воскликнул Эдди. — Или ты не слышал, что говорят эти голоса? Они говорят, что он — людоед! Моя жена, возможно, прямо сейчас рожает какого-то монстра-людоеда, и если ты думаешь, что есть что-то более важное, чем…
— Башня важнее, — оборвал его Роланд. — И где-то по другую сторону двери есть человек, чья фамилия Тауэр. То есть башня. Человек, которому принадлежит некий пустырь, где растет некая роза.
Эдди молча смотрел на него. Так же, как Джейк и Каллагэн. А Роланд опять повернулся к шкафу. Столь неуместному в полумраке пещеры.
— И ему принадлежат все эти книги, — добавил Роланд. — Он рисковал жизнью, чтобы спасти их.
— Да, потому что у него навязчивая идея.
— Все служит ка и следует Лучу, — ответил Роланд и снял книгу с верхней полки. Эдди обратил внимание, что стояла она вверх ногами, и в голову пришла мысль, что Тауэр никогда бы так ее не поставил.
Роланд подержал книгу в покрытых шрамами, иссеченных ветром, обожженных солнцем руках, словно раздумывая, кому ее передать. Посмотрел на Эдди… на Каллагэна… и отдал книгу Джейку.
— Прочитай, что написано на обложке, — попросил он. — От слов твоего мира у меня болит голова. Глаз их воспринимает легко, но, когда я пытаюсь их понять, они уплывают.
Джейк его практически не слышал. Во все глаза смотрел на суперобложку с изображением маленькой деревенской церкви на фоне заката. Каллагэн тем временем прошел мимо, чтобы получше рассмотреть дверь, стоявшую посреди пещеры.
Наконец мальчик поднял голову.
— Но… Роланд, разве это не тот город, о котором рассказывал нам отец Каллагэн? Где вампир сломал его крест и заставил пить свою кровь?
Каллагэн круто развернулся.
— Что?
Джейк молча протянул книгу. Каллагэн ее взял. Точнее, выхватил.
— «Салемс-Лот»[97], — прочитал он. — Роман Стивена Кинга. — Он посмотрел на Эдди, потом на Джейка. — Слышали о нем? Кто-нибудь из вас? Я думаю, он не из моего времени.
Джейк покачал головой. Эдди уже собрался последовать его примеру, но тут его взгляд упал на обложку.
— Церковь. Она выглядит, как Зал собраний Кальи. Прямо-таки близнец.
— Она также выглядит, как Молельный дом методистов в Ист-Стоунэме, который построен в 1819 году, — вставил Каллагэн. — Так что на этот раз речь идет о тройне. — Но его голос показался ему таким же далеким, как и ложные голоса, доносящиеся из глубин пещеры. Внезапно он сам себе показался ложным, нереальным.
«Это чья-то шутка, — утверждала какая-то часть его рассудка. — Не иначе, как шутка, на обложке книги указано, что это роман, вот…»
Новая мысль сверкнула в голове, и он почувствовал облегчение. Обусловленное определенными оговорками, но все-таки облегчение. Мысль заключалась в следующем: иногда люди пишут романы о реальных местах. И это тот самый случай. Другого не дано.
— Открой страницу сто девятнадцать, — попросил Роланд. — Что-то я на ней разобрал, но не все. Далеко не все.
Каллагэн открыл указанную страницу, прочитал:
— «Давным-давно, в семинарии, один однокашник…» — Он замолчал, глаза побежали по строчкам.
— Продолжай, — подал голос Эдди. — Читай, отец, или прочитаю я.
Каллагэн продолжил, медленно:
— «…один однокашник показал отцу Каллагэну полоску материи с вышитым на ней святотатственным правилом, в то время вызвавшим у него конфузливый смешок, но с годами казавшимся все более верным и менее святотатственным: «Господи, дай мне СМИРЕНИЕ принять то, что я не могу изменить, ВОЛЮ изменять то, что не могу принять, и УДАЧУ, дабы я не слишком часто при этом портачил». Слова вышили староанглийским шрифтом на фоне встающего солнца.
И теперь, когда он стоял у открытой могилы Дэнни Глика, среди тех, кто пришел проводить мальчика в последний путь, старое изречение всплыло в памяти».
Рука, державшая книгу, задрожала. Если бы Джейк не поймал ее, она бы точно упала на каменный пол пещеры.
— Она у тебя была? — спросил Эдди. — Тебе действительно дали полоску материи с таким изречением?
— Мне дал ее Фрэнки Фойл. — Каллагэн не говорил — шептал. — В семинарии. И Дэнни Глик… Я отпевал его, думаю, я вам об этом рассказывал. Именно тогда все и переменилось. Но это роман! Роман — это выдумка! Как… как… — Шепот внезапно перешел в вопль отчаяния. И Роланду показалось, что он ничем не отличается он ложных голосов, которые поднимались из глубин пещеры. — Черт побери, я — РЕАЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК!
— А вот здесь написано о том, как вампир разломал твой крест, — доложил Джейк. — «Наконец-то мы вместе. — Барлоу усмехнулся. Его лицо, волевое, умное, симпатичное, в этом слабом свете напомнило…»