В конце концов скрылись в ночи и друзья Стюарта (один из них, срывая голос, орал: «Аллилуйя!», безуспешно пытаясь попасть в мотив хора), и мэр с Гэлтоном, продолжавшие обсуждать какие-то подробности фестиваля в деревне, и огромные пластиковые занавеси входа под тент опустились, отгородив павильон от сырой ветреной темноты. В большом зале закрыли и заперли окна.
Потом они направились в кухню – Феликс решил лично поблагодарить горничных и вообще весь персонал службы доставки, участвовавший в обслуживании гостей. Может быть, Ройбен присоединится к нему? Ему хотелось бы воочию продемонстрировать Ройбену свой подход к таким вещам.
Ройбен с готовностью согласился поучиться – когда нужно было давать кому-то чаевые, ему всегда становилось не по себе.
Откуда ни возьмись появилась Лиза с большой кожаной сумкой; из нее Феликс один за другим извлекал конверты для каждого – персонально! – повара, официанта или официантки, горничной, уборщика и вручал их со словами благодарности. Показав пример, он начал передавать часть конвертов Ройбену, а тот попытался имитировать непринужденную манеру старшего товарища и обнаружил, насколько легко преодолеть неловкость при вручении денег, когда при этом смотришь человеку прямо в глаза.
Под конец они вручили такие же конверты изрядно обалдевшим от этого подросткам-волонтерам, которые помогали гостям в поисках нужных помещений и развлекали их рассказами о доме, в котором состоялся прием. Молодежь явно не ожидала такого внимания к своим персонам и пришла в неподдельный восторг.
Остальные Почтенные джентльмены куда-то разбрелись. Вскоре остались только Лиза, Жан-Пьер и Хедди, которые устраняли мелкие недоделки, оставшиеся после работы уборщиков, и Феликс – он рухнул в глубокое кресло и стряхнул с ног лаковые туфли.
Ройбен стоял рядом, потягивал из чашки горячий шоколад и смотрел в огонь. Он хотел сказать Феликсу, что видел Марчент, но пока что не мог набраться решимости. От этого настроение Феликса могло резко испортиться – да, пожалуй, и у него самого тоже.
– Сейчас я втихомолку проживаю заново каждую минуту этого вечера, – весело сообщил Феликс, – и спрашиваю сам себя, что я мог бы сделать лучше и что нужно будет сделать на следующий год.
– Знаете, большинство присутствовавших просто никогда не видели ничего подобного, – ответил Ройбен. – Сомневаюсь, чтобы моим родителям за всю жизнь хоть бы раз пришло в голову устроить большой прием – пусть не такой, как у нас, но достаточно многолюдный. – Он сел в ближайшее клубное кресло и сознался, что бывал на симфоническом концерте лишь четыре раза в жизни, а «Мессию» Генделя слушал только один раз, да и то заснул во время исполнения. Ну, а приемы всегда наводили на него тоску: там обычно подавали какие-то скудные закуски на пластиковых одноразовых тарелках, в таких же стаканах белое вино, не оставляющее следов ни на коврах, ни на скатертях, а народ изнывал от желания скорее уйти. В последний раз он повеселился еще в Беркли, на вечеринке, куда каждый приходил со своей бутылкой, а из еды была только пицца, от которой каждому досталось лишь по небольшому кусочку.
И тут его словно подбросило: он вспомнил о Филе. Он-то наверняка еще где-то здесь!
– Боже всемогущий! Где мой отец?
– О нем позаботились, мой мальчик, – успокоил его Феликс. – Ему отвели лучшую комнату в середине восточного крыла. Лиза проводила его туда и убедилась, что у него есть все, что нужно. Я думаю, что он решил остаться здесь, но не хочет навязываться.
Ройбен откинулся в кресле.
– Но, Феликс, ведь завтра будет наш собственный Солнцеворот. – Печаль, с которой он обычно думал о том, что родителей относит все дальше и дальше от него, вдруг куда-то делась. В конце концов, в этом не было ровно ничего нового.
– Мы попросим у него прощения за то, что будем отсутствовать в эту ночь, и уйдем в лес. Скажем, знаешь ли, что это европейский обычай. Ну, что-то в этом роде. Я сам поговорю с ним. Не сомневаюсь, что он охотно пойдет нам навстречу и позволит соблюсти традиции. Ведь твой отец – глубокий знаток истории, он хорошо осведомлен об обычаях европейских язычников. Он чрезвычайно начитан. И к тому же у него есть кельтский дар.
Ройбен снова встревожился.
– Сильный дар?
– Думаю, что да, – ответил Феликс. – А разве ты сам не знаешь?
– Мы с Филом никогда не говорили об этом. Помнится, он упоминал о том, что его бабушка могла видеть призраков и что он сам их видел, но, пожалуй, больше ничего. У нас дома разговоры на такие темы были не слишком популярны.
– Уверен, что это далеко не все. Но главное, что тебе совершенно незачем тревожиться на этот счет. Я объясню, что мы отмечаем канун Рождества по собственному обычаю.
– Да, конечно… – пробормотал Ройбен. Лиза наливала ему в чашку следующую порцию горячего шоколада. – Да, конечно, так мы все уладим…
– Послушайте, я должен кое в чем сознаться, – сказал он и, дождавшись, пока Лиза выйдет из библиотеки, продолжил: – Сегодня тут была одна девочка…
– Знаю, мой мальчик. Я видел ее. И сразу узнал по газетным фотографиям. Когда она и ее старший друг пришли сюда, я приветствовал их и пригласил в дом. Они не ожидали, что это окажется так легко. Просили устроить им разговор с тобой. Я сказал, что мы рады видеть их на празднике, и убедил включиться в него. Объяснил, что они найдут тебя в главном зале. А потом видел тебя вместе с ними возле вертепа. Ты очень сильно поддержал малышку.
– Знаете, я ничего не раскрыл ей, во всяком случае намеренно. Я лишь пытался убедить ее в том, что Человек-волк действительно существует и что она не должна сомневаться в том, что видела…
– Не переживай. Я знаю, что ты сделал то, что следовало. Я не сомневался, что ты наилучшим образом справишься со всем этим, и удостоверился в том, что не ошибся.
– Феликс, я боюсь, что она могла что-то заподозрить… я мог сказать что-то такое… случайно сказать… и она могла узнать меня… ну, ей могло показаться на мгновение… У меня есть сомнения…
– Не переживай, Ройбен. Ты заметил, как мало народу разговаривало сегодня о Человеке-волке или пытались выяснить, что, где и как происходило? О, да, без упоминаний об этом не обошлось, но всех занимал в основном сам праздник. Так что давай лучше будем наслаждаться приятными воспоминаниями о том, что было сегодня. А если девочка станет тревожиться… что ж, когда будет нужно, мы с этим разберемся.
Последовала довольно продолжительная пауза, а потом Феликс сказал:
– Я заметил, что тебя удивил Хокан Крост и еще несколько гостей. Стюарт наверняка тоже в растерянности.
Сердце Ройбена вдруг сбилось с ритма.
– Это, судя по всему, морфенкиндеры.
Феликс вздохнул.
– Знал бы ты, как мало меня привлекает их общество.
– Мне кажется, я понял. Они заинтересовали меня, только и всего. По-моему, это естественно.
– Они никогда не одобряли моих действий и моего мировоззрения, – сказал Феликс. – Этот дом, мою прежнюю семью. И деревню; они никогда не понимали моей любви к деревне. Они не понимают моих поступков. И считают, что я сам виноват во многих моих неприятностях.
– Это я заметил, – сказал Ройбен.
– Но в Солнцеворот морфенкиндеры никогда не отворачиваются от своих сородичей. А я считаю, что вообще-то отворачиваться от них не следует никогда. Жить можно по-разному, и я предпочитаю жить в единстве – в единстве с моими сородичами, со всем человечеством, со всеми духами и со всем, что существует под солнцем. Я не считаю это какой-то добродетелью. Просто я не знаю иного способа обитать в этом мире.
– Но вы их не приглашали?
– Их я не приглашал, но ведь я пригласил весь мир. И они знали об этом. Меня их появление нисколько не удивило, и вполне понятно, что они могут присоединиться к нам и на празднике Солнцеворота. Если они придут, мы, конечно, примем их. Но, если честно, я не думаю, что они придут. У них есть своя традиция для этого праздника.
– Мне показалось, что этот Хокан Крост вам нравится, – заметил Ройбен.
– А тебе?
– Он производит впечатление, – признал Ройбен. – А голос у него прямо-таки обворожительный.
– Он всегда был немного поэтом и, конечно, оратором, – сказал Феликс, – он обладает изрядным обаянием и, можно сказать, притягательной силой. Черные брови, черные глаза, белая грива – незабываемая внешность.
– И к тому же он стар и опытен? – предположил Ройбен.
– О, да. Конечно, не так стар, как Маргон. Таких старых и таких повсеместно уважаемых, как Маргон, просто нету. А Хокан – наш родственник. В самом буквальном смысле. У нас много расхождений, но я не могу питать к нему неприязни. Тем более что у меня были основания для того, чтобы проникнуться уважением к Хокану. Вот из-за Хелены и Фионы, да, стоит беспокоиться.
– Это я тоже заметил. Но почему? Что их так раздражает?
– Да все, что я делаю. У них есть привычка лезть в чужие дела, но только когда это нужно им самим. – Было похоже, что тема заставила Феликса разволноваться. – Хелена – искренняя, она гордится своим возрастом и своим опытом. Но, по правде говоря, она очень молода в нашем мире, да и Фиона тоже, а уж рядом с нашей компанией тем более.
Ройбен сразу вспомнил неуместно назойливые расспросы Фионы насчет того, не собирается ли Фил поселиться в Нидек-Пойнте, и пересказал разговор Феликсу.
– Не могу понять, почему это так зацепило ее.
– Потому что она не такая, как мы, – ответил Феликс. – И вполне может обойтись без всех наших затей. Я всю жизнь, всегда жил среди людей. Здесь жило несколько поколений моих потомков. Это мой дом, и это твой дом. А ей лучше было бы держать свои дурацкие домыслы при себе. – Он тяжело вздохнул.
В голове Ройбена снова все пошло кувырком.
– Извини, – сказал Феликс. – Я вовсе не хотел тебя расстроить. Получилось, что Фиона меня как бы спровоцировала. – Он вдруг вскинул руку с поднятой ладонью. – Ройбен, только не вздумай переживать еще и из-за моих слов. Их совершенно не стоит бояться. Да, они более грубые и жестокие, чем мы. Но так уж получилось, что нам приходится, так сказать, делить с ними Америку. Могло быть и хуже. Американские континенты огромны, согласен? – Он негромко хохотнул. – Наших здесь могло бы быть куда больше.