» доме. Такого добра здесь хватает, и спрятаться не составляет труда. Другими словами, бояться мне нечего. А ты был честолюбивым мальчиком? Кем хотел стать?
– В детстве хотел стать астрономом и изучать звезды. Потом кто-то сказал мне, что я вижу не звезды, а звездный свет, образовавшийся тысячи лет назад. Увиденное мною оказалось старьем, и я потерял к астрономии всякий интерес. Конечно, моя сегодняшняя профессия тоже не подарок. Я не могу вернуть мертвого к жизни.
– А раненого?
– Все ранены.
– Все?
– Это единственное, в чём я уверен.
13
Утром дождь закончился, и домик выглядел как благополучно причалившая к берегу лодка. Ева ушла, но оставила на столе черный хлеб и варенье. Одеваясь, Аркадий заметил другие фотографии: балерина, полосатый кот, компания лыжников, кто-то на пляже заслоняет глаза козырьком руки. Алекса на снимках не было, и это успокаивало Аркадия.
Выйдя за сетчатую дверь, он залюбовался ивами, похожими на робких девчушек, пробующих воду ногой. Вздувшаяся река пахла землей и шумела, что было сил. Аркадий, который уже подзабыл, что такое женщина, теперь чувствовал прилив сил. Иногда, если раздуть остывающий пепел, можно согреться у костра, подумал он.
– Привет. – Оксана Катамай выскользнула из-за угла дома. На ней были синий спортивный костюм и вязаная шапочка, а в рюкзаке, может быть, парик или обед для брата Карела. С каждым шагом она все больше опускала голову и втягивала руки в рукава. – Выспались?
– Да.
– Черемуха так сладко пахнет. Это дом докторши?
– Да. А что вы здесь делаете?
– Я увидела ваш мотоцикл и поставила рядом «веспу» своего друга. Взяла ее на время.
– У друга?
– Да.
Аркадий заметил во дворе мотоцикл и скутер, которые были совсем не видны с дороги. Оксана улыбнулась и, по-гусиному вытягивая шею, огляделась вокруг.
– И давно вы уже здесь? – спросил Аркадий.
– Недавно.
– Тихо подъехали.
Оксана улыбнулась и кивнула. Должно быть, она прокатила скутер последние пятьдесят метров с выключенным мотором, чтобы появиться столь незаметно. Очевидно, Оксане не казалось нелепым поджидать Аркадия у дверей другой женщины.
– Не работаете сегодня? – спросил Аркадий.
– Я дома, на больничном. – Она показала на бритую голову. – Мне разрешили брать выходные, когда захочу. Во всяком случае, дел на работе немного.
– Хотите кофе, горячий или холодный?
– Спасибо, не стоит.
Аркадий взглянул на скутер.
– Как же вы здесь разъезжаете? А пропускные пункты?
– Ну, я знаю, куда ехать.
– К брату Карелу. Вот в чем штука.
Оксана поежилась.
– Просто хотела посмотреть, как вы тут живете. Если с докторшей, то, по-моему, с вами все в порядке. Я волновалась из-за Гулака.
– Знали Бориса Гулака?
– Они с дедушкой обычно часами разглагольствовали по телефону о предателях, закрывших электростанцию. Но дедушка никогда и никому не навредил бы.
– Приятно слышать.
Оксана, казалось, вздохнула с облегчением. Если человек в инвалидной коляске не собирался приехать поездом и напасть на него, то Аркадий тоже был рад.
– Посмотрите. – Она показала на летящего аиста, который отражался в зеркальной поверхности реки.
– Похож на вас. Летит куда хочет – никаких преград.
Она пожала плечами и улыбнулась. По загадочности Моне Лизе нечего было делать рядом с Оксаной Катамай.
– Может быть, помните Антона Ободовского? Крупный мужчина лет тридцати пяти. Занимался боксом, – предсказал Аркадий. Улыбка Оксаны стала еще шире. – А где бы мне найти Воропаев? – Аркадий решил задать вопрос полегче.
Димитр Воропай раскатывал на роликовых коньках среди пустых домов. Он гонял клюшкой резиновый мячик вокруг выбоин и посреди травы. Волосы цвета соломы развевались на ветру, а глаза были устремлены на катящийся мячик. Димитр заметил Аркадия лишь на расстоянии нескольких шагов. Он рванулся вперед и занес клюшку для удара, но Аркадий метнул в него крышку от мусорного ведра, которую держал за спиной. Крышка пришлась Димитру по лодыжкам. Он упал лицом вниз, и Аркадий придавил ему шею ногой.
– Я хочу поговорить с Катамаем, – сказал Аркадий.
– А клюшкой не хочешь?
Аркадий наклонился. Он внутренне, конечно, боялся здоровяка Димитра, но лучшая защита – это, как известно, нападение.
– Где Катамай?
– Пошел ты!
– Дышать хочешь? – Аркадий пнул Воропая каблуком.
– У тебя пистолет есть? – Воропай скосил глаза вверх, чтобы удостовериться в этом.
Аркадий отстегнул у Воропая пистолет Макарова.
– Теперь есть.
– Ты не выстрелишь.
– Димитр, оглянись. Свидетелей видишь?
– Отвали!
– Держу пари, что твой брат устал быть с тобой в паре. По-моему, пора ему стать самостоятельным. – Аркадий снял пистолет с предохранителя и для убедительности приставил дуло к голове Димитра.
– Подожди, твою мать! Кто такой Катамай?
– Твой друг, товарищ по бригаде и сослуживец, милиционер Катамай. Он нашел русского у кладбища. Я хочу поговорить с ним.
– Он исчез.
– Не для всех. Я говорил с его дедом, и вскоре два головореза, ты со своим братом, принялись играть в хоккей моей головой.
– О чем ты хочешь с ним говорить?
– Только о русском.
– Дай встать.
– Сначала гарантия, – Аркадий привел довольно веский аргумент в пользу принятия правильного решения – посильнее прижал пистолет к голове Димитра.
– Ладно! Погляжу.
– Я хочу, чтобы ты отвел меня к нему.
– Он позвонит тебе.
– Нет, я должен видеть его лично..
– Я задыхаюсь.
– Лично! Устрой встречу, или я непременно отыщу тебя и прострелю колено. Тогда увидим, как ты покатаешься. – Аркадий последний раз ткнул его пистолетом и отпустил.
Димитр сел и потер шею. У него были плоское, как лопата, лицо и маленькие глазки.
– Черт!
Аркадий дал Димитру номер своего мобильника и, чувствуя, что Димитр на взводе, мимоходом добавил:
– А ты неплохо катаешься.
– Откуда ты это узнал?
– Видел тебя в действии. Катаешься на льду?
– И что же?
– Держу пари, что тебя в здешней команде используют впустую.
– И что с того?
– Ничего, просто наблюдение.
Димитр откинул волосы назад.
– И что же? Что ты знаешь о хоккее?
– Немного. Знаю игроков.
– Кого, например?
– Уэйна Грецки. – Аркадий слышал об Уэйне Грецки.
– Ты его знаешь? Ни хрена! Думаешь, он когда-нибудь сюда приедет?
– В Чернобыль? Нет, не приедет. А вот тебе надо бы съездить в Москву.
– И он сможет поглядеть меня там?
– Может быть. Не знаю.
– Я крупный, быстрый, напористый.
– Суперкачества.
– Так он сможет?
– Посмотрим.
Димитр встал на ноги, настроение у него улучшилось.
– Ладно, посмотрим. Можно пистолет назад?
– Нет. Это моя гарантия, что я обязательно встречусь с Катамаем. А потом получишь свой пистолет.
– А если он мне понадобится?
– Не ввязывайся в переделки.
Чувствуя, что голова стала работать получше, Аркадий поехал в кафе, где нашел Бобби Хоффмана и Якова, налегающих на черный кофе из-за отсутствия кошерной пищи.
– Я подсчитал, – сказал Бобби Аркадию, – если отец Якова находился здесь, когда красные потопили паром с евреями, и это был 1919-й или 1920 год, тогда Якову за восемьдесят. Понятия не имел, что он такой старый.
– Он, кажется, знает свое дело.
– Написал книгу. А ты глядишь на него и думаешь: «Все, что нужно этому парню, – это сесть в шезлонге на пляже в Тель-Авиве, задремать и спокойно умереть». Как чувствуешь себя, Ренко?
Яков поднял немигающий взгляд василиска.
– Он чувствует себя прекрасно.
– Я чувствую себя прекрасно, – повторил Аркадий. Несмотря на коллекцию синяков, именно так он себя и чувствовал.
Яков был опрятен, как пенсионер, который вышел прогуляться и покормить голубей, зато лицо и одежда Бобби были помятыми, а одна рука была сильно опухшей.
– Что случилось?
– Пчелы. – Бобби пренебрежительно повел плечами. – Ничего не имею против пчел. Ну как насчет Ободовского? Что он делает в Киеве?
– Антон делает именно то, что может делать любой человек его положения, когда посещает родной город. Сорит деньгами, гуляет с девушкой.
– С гигиенистом?
– Совершенно верно. Мы не в России. Ни Виктор, ни я не имеем полномочий, чтобы арестовать или допросить Антона.
– Я не собираюсь его допрашивать, мне он нужен мертвым, – прошептал Бобби. – Вы можете это сделать в любом месте. Я здесь в большой опасности. Дело стоит на месте. Два моих русских полицейских распивают чаи, разгуливают по аллеям. Я отдаю в ваши руки Кузьмичева, а он не нужен. Вы видите Ободовского, но не трогаете его. От вас мало толку, поэтому вам и не платят.
– Кофе. – Яков принес Аркадию чашечку. Официантки не было.
– Яков здесь молится всю ночь. Смазывает свой пистолет и молится. Вы с ним два сапога пара.
– Вчера у тебя выдержки было побольше, – сказал Аркадий.
– Больше не могу.
– Тогда скажи, что делал здесь в прошлом году.
– Не твое дело. – Бобби наклонился, чтобы глянуть в окно. – Дождь, радиация, прохудившиеся крыши. Достало.
Милицейская машина припарковалась рядом с разбитым «ниссаном» Якова. Из нее медленно вылез капитан Марченко, словно позируя для картины «Казак на рассвете». Многое ускользнуло от внимания Марченко – перерезанное горло, следы шин и ног на месте убийства, но два новеньких обитателя зоны тем не менее бросились ему в глаза. Капитан вошел в кафе и изобразил дружелюбное удивление при виде Бобби и его спутников, как человек, который видит барашка и предвкушает отбивные из него. Марченко направился прямо к ним.
– Ренко, пожалуйста, познакомьте меня со своими друзьями.
Аркадий взглянул на Бобби, молчаливо спрашивая, как его лучше представить.
– Я Ицхак Бродский, а моего коллегу зовут Хаим Вейцман, – вступил в разговор Яков. – Мистер Вейцман говорит только на иврите и по-английски.