— Скажите, пожалуйста, Джафир Хан, — начал он, — почему они зовут эту стаю «волками-призраками»?
— А потому, сагиб, — отвечал Джафир Хан, — что, хотя все волки умны, однако, эти волки более лукавы и жестоки, чем все остальные. У них своя повадка. Двое или трое загоняют стадо в определенное место, а остальные уж тут как тут; так и перережут весь скот до последнего. Тем же способом нападают они и на людей. На прошлой неделе они забрались на закате в деревню и прикончили двадцать человек.
На следующее утро Кестон взял ружье и отправился за дичью к завтраку. Он повернул уже обратно к лагерю, когда ему повстречался косматый поседелый черный пес, с усилием ковылявший ему навстречу. Увидя его, пес остановился и оскалил зубы. Видно было по всему, что собака давно отбилась от людей и промышляла самостоятельно. Тем не менее она, очевидно, признала белого человека за друга, ибо после краткого колебания подошла к нему. Виляя хвостом и умоляюще глядя своими умными глазами, она повернулась на-бок и показала ему страшную рану, нанесенную ей каким-то животным.
— Бедняга, — сказал Кестон. — Вот что значит шутить с пантерами. Пойдем со мной, я сделаю тебе перевязку.
Он протянул руку. Пес опасливо съежился, однако, немного погодя протянул голову в знак доверия и позволил приласкать себя. Затем он с усилием поднялся и последовал за Кестоном, которой обмыл ему рану и накормил его.
Кестон не удивился, что животное осталось в лагере, и был бы непрочь навсегда оставить его у себя. Хотя запущенный и одичалый, но рослый и красивый, пес пришелся ему по душе.
Когда наступил конец его двухнедельному пребыванию в джунглях, Кестон снялся с лагеря, и четвероногий гость отправился вместе с ним. Но когда они вышли на опушку джунглей, черный пес подошел к своему временному хозяину, ткнул его носом в руку и лизнул ее. Затем с тихим визгом повернул обратно, в джунгли. Достигнув опушки, он остановился, оглянулся назад и залаял, как бы прощаясь, затем повернулся снова и исчез в чаще.
Возвратившись на стоянку, Кестон много думал о своем странном приключении с собакой. Товарищи отнеслись недоверчиво к его рассказу, но старый лесничий Ландаль неожиданно поддержал его.
— Вы, молодежь, мало еще видали видов, — заявил он, — а я так сам знаю этого пса. Он когда-то принадлежал одному из здешних служащих, и естественно поэтому, что искал помощи в беде у белого человека. Кстати, Кестон, не пришлось ли вам слышать о волках-призраках? Вы ведь находились в их владениях.
— Конечно, слышал. — И Кестон рассказал о своей встрече с волками.
— Около сорока штук, — повторил Ландаль, кивая головой. — Значит, стая увеличилась. А не приметили вы вожака?
— Нет, я ни одного не заметил в отдельности. А что?!
— Да то, — сказал Ландаль, улыбаясь, — что их вожак тот самый черный пес, которому вы оказали услугу.
— Да что вы? Неужели вы говорите серьезно?
— Совершенно серьезно, — ответил Ландаль. — Хотите, я расскажу всю их историю? Лет десять назад мой сослуживец Контри был помощником смотрителя в Тарасгоре. Он держал с дюжину хороших волкодавов для охоты на кабанов и коз. Заболел он холерой и умер. Вокруг за сорок миль не было ни одного европейца, а его слуги смертельно боялись собак и, чтобы отделаться от них, отпустили, их на волю.
Голодные собаки принялись промышлять в лесу, а потом и примкнули к волкам. В результате явилась стая волков-призраков. Эта смешанная порода в несколько раз коварнее и опаснее обыкновенных волков. Первоначальные собаки все уже перемерли, исключая теперешнего вожака, которого вы и видели. Должно быть, он был ранен той самой пантерой, которую вы впоследствии застрелили.
— По всей вероятности, — сказал Кестон. — А скажите, пожалуйста, действительно ли они так опасны, как уверяют жители джунглей.
— Несомненно, — сказал Ландаль. — Немало они сгубили людей. Обещана даже награда в сто рупий за каждую голову.
— Вот подходящее для вас дело, Кестон, — заметил один из охотников. — Вы все ворчите, что денег у вас мало.
— Так я и сделаю, — объявил Кестон. — Только старого пса ни за что не стану убивать.
Кестон уже целую неделю бродил по лесам и не напал еще даже на след волков. Вдобавок, когда он спрашивал туземцев, каждый из них клялся, что никогда и не слышал о подобных животных.
— Господин, — сказал однажды Джафир Хан, — я узнал кое-что о волках-призраках.
— Где же они? — спросил нетерпеливо Кестон.
— Там, позади, — отвечал Джафир Хан, указывая вглубь леса. — Они все время держатся позади, следуя за сагибом.
На следующий же день охотники пустились в обход через низменное песчаное ущелье. Достигнув места кочевья, Джафир Хан и Кестон поехали обратно окольными путями и, в конце концов, возвратились в лагерь обычным путем. Не оставалось никакого сомнения, что волки за ними следят, ибо около их собственного следа виднелись отпечатки больших волчьих лап. Но о самих волках не было и помину.
Однако в ту же ночь лошади сильно испугались чего-то, а поутру оказалось, что исчезла дойная коза. На пыли виднелись там и сям знакомые следы. В следующую ночь был похищен теленок дойной коровы, заменившей им козу, а потом и сама корова оказалась зарезанной, хотя волки были не в силах утащить ее. После этого были поставлены часовые, и хищения прекратились.
Но волки все же были тут как тут, и в одну прекрасную ночь, когда все часовые уснули крепким сном, ухитрились утащить вторую козу.
В это время никто так и не видал волков, и Кестону это, наконец, надоело. Он решил изменить тактику.
— Видно, этих дьяволов выстрелами не проймешь, — сказал он Джафир Хану. — Я съезжу в Бомбей, привезу яду. Пока эти волки живы, ни люди, ни скот не будут в безопасности. Они хуже целой сотни тигров.
— Да, они хуже тигров, — согласился Джафир, — и лучше всего отравить их ядом.
В это время они находились на окраине горной цепи, и дорога, ведущая к железнодорожной станции, пролегала не менее, чем в двух милях от них. Единственным способом пробраться туда было поехать верхом или на быках. Кестон предпочел первое, отправив вперед свой багаж на повозке.
Три дня спустя он уже возвратился обратно и перед вечером выехал со станции, везя с собой достаточно стрихнина, чтобы отравить всех волков центральной провинции Индии. Отъехав пять миль от железной дороги, он встретил толпу туземцев, высыпавших к нему навстречу из деревни. Среди всеобщего крика он разобрал роковые слова, успевшие уже порядочно надоесть ему: «волки-призраки»…
— Волки-призраки здесь? — воскликнул он недоверчиво. — Да вы все обезумели…
— Нет, мы говорим правду, волки здесь и загубили весь наш скот.
Кестон сообразил, что вдоль всей дороги от станции до гор действительно имеется достаточно леса для прикрытия волков, и последовал за старшиной на место бойни.
Кестон тотчас же распорядился, чтобы никто не смел прикасаться к трупам быков, отравил их стрихнином, затем возвратился в деревню дожидаться дальнейших событий.
Оказалось, что волки не подозревают о существовании яда. Всю ночь со стороны падали доносился жалобный вой, а поутру, отправившись на разведки, Кестон разыскал семь волчьих трупов, не считая двух шакалов и одной гиены, задумавших поживиться остатками пира.
Кестон продолжал свой путь в полном восторге. К этому времени он уничтожил шестнадцать волков, то есть около половины всей стаи, по его расчету.
Отъехав две мили от деревни, он съехал с дороги и направился напрямик через равнину. Спустя некоторое время его лошадь начала выказывать признаки страха. Он оглянулся, но ничего не было видно. Затем слабо и невнятно до него донесся лай отдаленных гончих. Волки-призраки охотились в самый разгар знойного летнего дня.
— Только этого недоставало! — воскликнул он. — За кем это? Э!.. Да это за мной!..
Сперва он готов был обратить все дело в шутку и продолжал ехать неспеша. Но когда он выехал из джунглей на открытое место и волки вылетели из чащи в какой-нибудь четверти мили расстояния, пришлось поневоле призадуматься. У Кестона ничего не было, кроме револьвера, и охотничьего ножа. Ехать оставалось не меньше десяти миль под палящим солнцем. Если только его лошадь не окажется быстрее волков, дело может кончиться плохо.
Лошадь не приходилось понукать, чтобы прибавить шагу, но Кестон сдерживал ее рвение, соразмеряя скорость езды с волками. В течение трех-четырех миль все шло хорошо, и он без труда поддерживал прежнее расстояние. Но по мере того как солнце поднималось выше, энергия лошади ослабевала. Волки, очевидно, тотчас это заметили. До сих пор они неслись молча, но теперь разразились внезапным воем, от которого лошадь так и рванулась вперед. Тогда в первый раз Кестону стало страшно.
Усталая лошадь рвалась из последних сил, и, наконец, Кестон увидел белеющие на холме палатки. Всего лишь четыре мили, но будь их пять или десять — это не составило бы разницы. Шаг лошади укоротился, дымящиеся бока тяжело вздымались, а хор волков звучал все явственнее и ближе. Единственная его надежда заключалась в том, чтобы бросить лошадь и укрыться в таком месте, где он мог бы обороняться от волков. Если же лошади удастся уйти от них, она, несомненно, явится в лагерь и поднимет тревогу.
Он пришпорил коня. Волки находились теперь в каких-нибудь ста шагах расстояния, и голоса их звучали почти над самым ухом. Но тут лошадь напрягла последние силы и вошла в рощу, оставив их уже за двести шагов позади. Кестон: оглянулся вокруг. Подходящего дерева не оказалось, но было нечто гораздо лучшее — развалины небольшой башенки. Одна сторона ее завалилась, образовав откос, — единственное доступное для подъема место, — оканчивавшийся в полутора метрах ниже отвесной стены. Кестон подвел лошадь к откосу и соскочил с нее. В то время как она понеслась прочь, он вскарабкался на стену, сел и достал револьвер.