Когда всадники вновь скрылись в лесу, Ниилит отдала Волкодаву монету и спросила почему-то шёпотом:
– Ты заболел?..
– Нет, – равнодушно сказал Волкодав, продолжая чистить кольчугу.
– А кто это был?..
Волкодав покачал головой.
– Не знаю. Думаю только, Жадоба у него самое большее на посылках.
На обратном пути, идя через торговую площадь мимо Медного Бога и полуразобранного помоста, Волкодав свернул в один из проходов между рядами. Он помнил, что как-то видел там человека, торговавшего книгами.
Этот человек и теперь сидел на своём месте, у доверху заваленного лотка. В отличие от других продавцов, он не надрывал горла, нахваливая товар, не хватал прохожих за рукава и плащи. Сидел себе на раскладной, хитро вытесанной скамеечке, и, подперев рукой подбородок, что-то читал. Судя по всему, торговля книгами была для него не делом, а скорее так, удовольствием. Чем он на самом деле зарабатывал себе на жизнь?
Прежде чем окликать его, Волкодав осмотрел прилавок. Книги были на разных языках, и почти каждая, если верить внешнему виду, прожила долгую и полную опасностей жизнь. Волкодав обежал взглядом пухлые фолианты в деревянных и кожаных переплётах, стоившие, наверное, целые состояния, и потянулся к невзрачной серенькой книжице, решив, что она, по своей малости, была здесь и самой дешёвой. Положив промокший мешочек с раковинами у ног, он взял книжицу в руки и осторожно раскрыл посередине: удастся ли разобрать хоть одно знакомое слово?.. Благо за погляд, как известно, денег не берут. Он успел только увидеть, что буквы внутри были-таки сольвеннскими.
– Доблестный воин неравнодушен к поэзии? – подняв голову, неожиданно осведомился торговец, и отвлёкшийся Волкодав едва не выронил книжку. Вообще-то застигнуть его врасплох было непросто: вот что делает с человеком учёность! А торговец продолжал: – Не правда ли, у Видохи Бортника не всё одинаково хорошо, но попадаются и отменные строки?
Пока Волкодав соображал, как ответить, не теряя достоинства, на выручку ему пришла Ниилит. Грамотности у венна хватило ровно настолько, чтобы по крайней мере не держать книжку вверх ногами. И Ниилит, высунувшись из-за его локтя, негромко прочла нараспев:
Верша свой круг, назначенный от века,
Роняет Небо наземь хлопья снега,
И кутает особенная нега
Седой Земли немеющий покров.
Сравню ли их с четою стариков?
Всё та же в тихой ласке их любовь…
Волкодаву приходилось слушать странствующих сказителей. Ниилит вполне могла бы прокормиться, читая людям стихи. Он побился бы об заклад, что она знала их великое множество. А может, и сама сочиняла. Так говорить песнь может только тот, кто знает, как управляться со словом.
– А я-то думал, наше время совсем оскудело даровитыми людьми! – восхитился книготорговец. – Сказать по правде, я не смел и надеяться, чтобы последний труд обласканного Богами Видохи обрёл здесь достойных ценителей… Я так полагаю, славный воин, ты покупаешь? Переплёт, правда, плохонький, совсем не такой, какому надлежало бы быть. Зато всего полтора коня серебром…
Волкодав покачал головой и мысленно охнул, а вслух спросил:
– Нет ли у тебя, почтенный, какой-нибудь совсем простой книжки? С самыми простыми словами…
– Для тех, кто только овладевает искусством читать?
– Да.
Нагнувшись, продавец раскрыл обшарпанную берестяную коробку и извлёк даже не то чтобы книгу – просто тетрадь из нескольких кожаных листков, сшитых вместе толстыми прочными нитками. Он протянул её Волкодаву, и тот взял. На первой же странице красовались сольвеннские буквы. Все тридцать шесть штук. Четыре столбика, в каждом по девять.
– Вирунта! – сказал продавец.
Волкодав не понял и на всякий случай промолчал.
На второй странице были уже слова. Вверху листа – короткие, внизу – подлиннее. Потом слова, идущие друг за другом, как вьючные лошади или повозки в купеческом караване. В конце книжечки их было уже столько, что у Волкодава слегка зарябило в глазах.
– Благородный воин не только ценит стихи, но и учит грамоте сына?
Волкодав закрыл кожаную тетрадь. В конце концов, Тилорн с Эврихом действительно вразумляли грамоте веснушчатого Зуйко, так что особо врать и не понадобится…
– Это я сам не умею читать, – проговорил он спокойно. – И про Видоху твоего первый раз слышу. Но я хочу научиться. Сколько ты просишь за эту книгу?
– Три четверти коня серебром, – улыбнулся торговец. – Поистине, воин, затрата окупится.
– Я подумаю, – сказал Волкодав. – Спасибо, почтенный.
Они купили сладкого лука, который Ниилит собиралась поджарить на конопляном масле вместе с моллюсками, и зашагали домой. Волкодав с мрачным упорством читал все вывески подряд и, конечно, ошибался, принимая «Рыжего Кота» за «Ражего Кита», и наоборот. И рычал на Ниилит, когда она пыталась подсказывать.
– Что такое «вирунта»? – спросил он, уже подходя к мастерской.
Ниилит подумала и ответила:
– Так сольвенны называют порядок своих букв. По первым семи.
Волкодав не выдержал:
– Тоже сосед научил?
Ниилит лукаво скосила голубые глаза.
– Нет, я их просто увидела в той книжке, что ты смотрел… – Потом перестала улыбаться и сказала: – Ты, наверное, всё-таки простыл. Ты так кашлял…
– Может, и кашлял, – сказал Волкодав.
Ниилит, робея, предложила:
– Мы бы полечили тебя…
Волкодав промолчал. Ниилит только вздохнула, не решаясь настаивать.
Проводив её домой, Волкодав отправился к кольчужникам. Идти туда надо было опять-таки мимо торговой площади и всевозможных питейных заведений, в изобилии её окружавших. Несмотря на то что день едва перевалил полуденную черту, в этом месте вполне можно было нарваться на раннего пьяницу. Волкодав, от греха подальше, прибавил шагу.
Быстро пройти, однако, не удалось. Едва он свернул за угол, как с противоположной стороны показались всадники, рысью ехавшие навстречу, – видимо, в кром. Посередине на вороном халисунском жеребце красовался молодой боярин. Волкодав узнал его без труда: тот самый, что стоял по левую руку кнесинки, когда она судила их со старым Варохом. Имя боярина было Лучезар, но Волкодав про себя так и называл его Левым. Очень уж напоказ, по его мнению, тянул он руку к ножнам, когда кнесинка велела Волкодаву приблизиться. За что такого любить?..
Венн посмотрел на приближавшихся всадников и усмехнулся в усы. Впереди и по бокам боярина скакали шустрые отроки, и у каждого в руках покачивалось копьё. Не ровен час, вдруг да обидит кто-нибудь вельможу! Даром, что тот с пелёнок драться учился. Мальчишкам, похоже, даже хотелось, чтобы сыскался такой неразумный. Хоть один на весь Галирад. То-то бы уж они его…
Волкодав отступил назад, к стене какого-то дома, и подумал: галирадские сольвенны по крайней мере не ломали шапок, повстречав на улице витязей своего кнеса. Пока ещё не ломали. Наверное, скоро начнут…
И в это время мимо него пробежала какая-то бедно одетая, неухоженная старуха и с плачем устремилась наперерез боярину, пытаясь ухватиться за стремя. Просительница, успел решить Волкодав. Ищет Правды боярской. А может, защиты от сильного человека…
Отроки между тем не упустили долгожданного случая себя показать. Не позволили бабке не то что коснуться стремени – даже и приблизиться к своему господину. Юный воин сейчас же оттеснил её лошадью, опрокинув на мостовую. Наклонившись в седле, он хотел ещё наподдать наглой оборванке древком копья… Но не ударил, потому что над старухой, припав на одно колено, уже стоял рослый венн с длинным рубцом на левой щеке. Венн ничего не сказал, просто поднял голову и посмотрел на юнца, и тот внятно понял: ещё одно движение, и ему настанет конец. Причём конец этот, вероятно, будет ужасен. Отрок торопливо толкнул коня пятками и поскакал следом за своими.
Убедившись, что возвращаться никто не собирался, Волкодав поднял старуху:
– Не ушиблась, бабушка?
Та только плакала, закрыв руками лицо. Плакала так, словно у неё на глазах убивали родню. Волкодав поправил повой, стыдно сползший с ощипанной седой головы. Женщина, похоже, была из восточных вельхов, но слишком много времени провела на чужбине: от прежнего только всего и осталось, что замысловатая, тонкая вязь зелёной татуировки на коричневой высохшей кисти. Да вместо сольвеннской понёвы – плащ на плечах, сколотый дешёвой булавкой. Линялая старухина рубаха, явно перешитая с чужого плеча, была опрятно заштопана, а на локтях виднелись тщательно притачанные заплаты. Служанка, рассудил Волкодав. А то и вовсе рабыня.
– Успокойся, вамо, – сказал Волкодав на языке её родины. – Кто тебя обидел?
Услышав вельхскую речь, старуха подняла голову, посмотрела ему в лицо тёмными опухшими глазами и попыталась что-то сказать, но слёзы лишили её голоса.
– Над… мой Над… Сколько зим… – только и разобрал Волкодав.
Он огляделся по сторонам. Люди шли мимо, и те, кто не видел случившегося, с любопытством оглядывались на старую женщину, рыдающую в объятиях вооружённого мужчины. Мать встретила сына. А может быть, провожает? Хотя нет, скорее, всё-таки встретила.
Праздные взгляды не особенно понравились Волкодаву, и он повёл бабку в сторону – туда, где виднелась приветливо распахнутая дверь корчмы. Это был тот самый «Бараний Бок», чью вывеску он разбирал утром. Волкодав перешагнул высокий порог и почти перенёс через него старуху: та не отнимала рук от лица и покорно плелась, куда он её вёл. Вряд ли у неё были причины особо доверять похожему на разбойника венну, но Волкодав понимал, что она его толком и не разглядела. Ей было просто всё равно: так ведут себя на последней ступени отчаяния, когда кажется, что дальше незачем жить. Он знал, как это бывает.
Корчма оказалась на удивление обширной. Вот чему Волкодав поначалу дивился в больших городах: дома здесь лепились вплотную друг к дружке, чуть не лезли один на другой, чтобы хоть бочком, хоть вполглаза, а высунуться, показаться на улицу. Входишь вовнутрь, думая: на одной ноге придётся стоять – глядишь, ан от двери до стойки добрых двадцать шагов…