Люди перед ним расступались, погрузчик вильнул, чтобы объехать, – в то время как дядя шел вперед, даже не думая освобождать дорогу технике.
Полагаю, местные, видя высшего в хорошем костюме, считали, что он тут по праву и его дело слишком важное, чтобы пытаться вмешиваться.
– Вон тот, – сказал дядя, высмотрев небольшой самолет чуть в стороне. – Еще разгружают, мы успели.
Когда мы подошли, дядя достал из кармана бумажку с нацарапанным на ней номером.
– Мне нужен этот груз, – сказал он.
Пара грузчиков смотрели на дядю, не понимая, кто он такой и что здесь делает. Из самолета на трап вылез их старший, который быстро сообразил, что происходит что-то необычное, и забубнил в рацию.
– Это по плану? – тихо спросил я.
– Нет, но пока не страшно, – ответил дядя и хищно улыбнулся. Таким ярким, таким целеустремленным я его не видел никогда. – Дай телефон.
– А почему мы просто не получили груз в терминале? – уточнил я.
– Потому что этот груз не должен пройти рентген, – ответил дядя. – Вот это было бы совсем не по плану.
Тем временем вдалеке показался маленький электрокар бело-синей расцветки, внутри сидели двое милиционеров-транспортников – сержант и старший лейтенант. Едва машина остановилась около нас, старлей выскочил и направился к дяде.
– Дипломатическая служба, как я понимаю? Документов, как всегда, нет?
– Документов нет, но я могу сделать звонок генералу Волкову, и он поручится за меня, – ответил дядя. – Вы его голос, если что, узнаете?
– Голос сейчас отлично подделывают. – Старлей почесал нос. – Я сам наберу дежурного, попрошу связать с генералом. Как вас представить, чтобы он не послал нас всех к предкам?
Дядя протянул мне обратно телефон, на мгновение задумался и выдал:
– Передайте, что это его жогов мертвый племянник.
– Я не могу просить дежурного материться при генерале. – Старлей развел руками. – Есть другие варианты?
Дядя Сема свел руки в замок, сильно сжал пару раз, а затем произнес:
– Пусть дежурный скажет: «Это ваш мертвый племянник», а когда генерал уточнит – а он уточнит, я его знаю: «Какой еще жогов мертвый племянник?» – дежурный должен будет подтвердить, что именно такой, произносить «жогов» не придется.
Теперь задумался старлей. К чести его – ненадолго, и уже через пару мгновений он, отвернувшись от нас, что-то бубнил в телефон.
Прошло не меньше пяти минут, прежде чем он обернулся к нам и передал мобильник дяде. Лицо старлея выражало удивление, видимо, он ожидал, что генерал в итоге обматерит всех или просто откажется говорить, но случилось чудо, и Митяй Волков захотел поговорить с этим странным высшим с повадками дипломата.
– Дядя, давно не слышались… – вкрадчиво начал дядя Сема, отвернувшись от старлея так, чтобы я слышал разговор, а милиционер – нет. – Не согласен… Нет… Володя тоже здесь. Нет, я не шантажирую тебя им! Нет, он не заложник! Ну ты же умный… Давай я не буду говорить… Самое страшное. Еще страшнее. Да, страшнее атомной бомбы. Просто подумай. Бинго, дядя! Ты же не хочешь, чтобы твоих племянника и внука задержали за попыткой ввезти в дистрикт жога? При чем здесь твоя карьера? Вопрос в Анаит. Да, конечно, я в курсе… После такого ее шансы… Ну не ори, дядя, не надо! Ты же умный мужик! Разыграешь все как надо… Да, я буду сопротивляться… Да, я труп, я в курсе…
Некоторое время дядя молчал, потом передал трубку старлею. Тот некоторое время слушал генерала, при этом смотря на нас, и постепенно глаза его расширялись. Потом он сказал:
– Есть! – и некоторое время смотрел на свой телефон как на ядовитую змею, а потом обернулся почему-то ко мне и уточнил: – Какие дальнейшие распоряжения?
– Что? – удивился я.
– Я поступаю в ваше распоряжение, – недовольно отозвался старлей. – И если вы скажете, что я должен пристрелить этого человека, я его пристрелю.
При этом милиционер кивнул на дядю Сему.
– Нам нужен вот этот контейнер. – Дядя протянул милиционеру листок, но тот его не принял; тогда я взял бумажку и сам передал старлею.
Через пять минут мы взгромоздили контейнер, больше похожий на гроб, в небольшой милицейский электрокар и втроем – места для сержанта не осталось – поехали к выходу из аэропорта. В дороге старлей что-то бубнил в рацию, при этом довольно опасно ведя автомобиль. На пропускном пункте нас ждал распахнутый шлагбаум, и уже через пару минут мы оказались около моего «драгона».
Мы сгрузили контейнер – весом под центнер, не меньше – на бетонное покрытие. Сержант козырнул мне и отъехал метров на двести, где встал, вышел из машины и продолжил общаться по рации, не сводя с нас глаз.
Дядя хмыкнул, ощупал контейнер, что-то с силой нажал с обеих сторон, и крышка отъехала. При этом внутри что-то горело, достаточно ярко для того, чтобы я видел лучи даже при солнечном свете.
– Это твой брат, Володя.
В гробу, озаряемом пущенной по периметру светодиодной лентой, лежал странный, уродливый мальчишка в синем комбинезоне. В его запястья хищно впивались отростки капельниц, а в рот входила черная трубка.
Лицо брата было похоже на залежавшуюся картошку – морщинистое, бугристое, с лунками маленьких, запавших закрытых глаз. Руки выглядели изящно и даже аристократически – во многом за счет длинных серо-зеленых ногтей, далеко выступавших за кончики пальцев.
Дядя нажал что-то с боков «хрустального гроба», и теперь откинулась прозрачная крышка. Наверх вырвался пар – я понял, что внутри «гроба» очень холодно.
Дядя ловко вытащил иглы из катетеров, извлек трубку изо рта брата, затем достал Ягайло, на руках отнес в машину и пристегнул на заднем сиденье. Вернувшись, забрал из гроба большую сумку, располагавшуюся в ногах, потом закрыл «хрустальный гроб» и вернул верхнюю крышку контейнера, добившись явственного щелчка.
– Он не красавец, – осторожно сказал я.
– Подожди, пока он откроет глаза, – ответил дядя.
Я сел за руль и тронулся. Выезжая с парковки, я увидел в заднее зеркало, что за нами выруливает милицейский микроавтобус с мигающими лампами, но без сирены.
– Это по плану, – сказал дядя с заднего сиденья.
Выехали на скоростную трассу, я вел осторожно, боясь навредить сидящему сзади Ягайло.
– Гони быстрее, – попросил дядя, и я поддал.
Через несколько минут появился странный обволакивающий гул. Я посмотрел по зеркалам – ничего нового, пара мужских машин да милицейский «микрик».
– Не нервничай, – сказал дядя. – Это вертолет, дядя Митяй подстраховывается, чтобы не потерять нас. Он впустил жога в свой дистрикт, для него это теперь дело чести.
Дядя еще не договорил, как зазвонил телефон. Я нажал кнопку на магнитоле, включая громкую связь.
– Володя, ты там? – Это был дед Митяй.
– Я здесь, – ответил я.
– Я хотел бы потолковать с тобой о семье, – сказал дед. Он явно нервничал. Обычно он говорил куда более уверенно и спокойно, а сейчас в его тоне была скорее родственная ласка, как у любимого дядюшки, говорящего с племянником, который нашкодил, не понимая этого. – Ты, наверное, считаешь, что мы всю жизнь тебя использовали. Ты всегда был таким, знаешь… Идеальным. Сад, колледж. Женился вовремя, жена тоже идеальная, карьера… С теми, кто ошибался, мы гораздо больше общались…
– К чему это, дед? – уточнил я.
– Мы тебя теряем, – ответил дед Митяй. – И я считаю, что это наша вина. Моя. Твоей матери. Ты вполне можешь не выжить. Есть шанс, что тебя убьют уже сегодня.
Гул вертолета чудовищно раздражал, к тому же я из-за него плохо различал, что говорит дед.
– Можно вертолет чуть выше? – спросил я.
– Сейчас, – мгновенно отреагировал дед. Некоторое время в телефоне была тишина, затем гул вертолета сильно уменьшился. – Так лучше?
– Гораздо, – ответил я.
– Если у тебя есть претензии к семье… – продолжил дед и умолк.
Не дождавшись продолжения, я сказал:
– Ты в курсе, что аварию с дикой подстроила мать?
– Нет, – мгновенно ответил дед. – Зачем?
– Чтобы удостовериться, что я не хейс. Чтобы женщина во время Блеска точно уверилась в том, что я нормальный. Гетеросексуален.
Некоторое время дед молчал, потом сказал:
– Ей нужны были гарантии. Она могла стать президентом четырнадцать лет назад. Но тогда Сема нас сильно подставил. Она могла спросить меня, я-то точно знал. Все на нашей половине в курсе, у кого какие недостатки. Ты – слишком правильный, Володя. Тебе всегда все удавалось, ты стал прямой и ломкий, в тебе нет гибкости. Но ты точно не хейс.
И вновь воцарилось молчание.
– Семья – это больше, чем просто мужская и женская половины, – сказал дед Митяй. – Мы сильны тем, что разные. Врачи, политики, юристы. Мужчины, женщины. Мы поддерживаем друг друга. Заботимся. Если твоя карьера замерла – ты можешь обратиться и можешь быть уверен…
– Моя карьера не замерла, – сказал я сухо.
– В этом как раз проблема, – ответил дед. – У тебя все было хорошо, и ты не обращался к семье кроме как по мелочам. Если бы ты сбил ночью пьяного или вляпался в скандал в незаконном лупанарии, ты бы лучше понимал, что такое семья.
– Может, в таком случае мне не очень хочется понимать это лучше, – сказал я едко.
И в этот момент я почувствовал, как что-то изменилось. Мне стало неожиданно спокойно и хорошо, я понял, что машина, которую я обогнал минуту назад, тоже входит в число следящих за нами, то есть в ней сидят не милиционеры, а безопасники.
Мои мысли ускорились. Я почувствовал, что дед Митяй искренен, он не врет мне, но при этом и недоговаривает. Он тянет время, ожидая чего-то важного. И это важное было где-то впереди.
Едва осознав это, я уже тормозил, выкручивая руль, чтобы съехать в ближайший отворот – на пять километров раньше, чем нужно.
– Что происходит? – спросил дед Митяй.
– Засада, перед съездом в анклав, – ответил я.
– Сраный жог, – выплюнул дед. – Ягайло, ты слышишь меня?
Я хотел было сказать, что жог еще в отключке, но тут понял: нет. Он уже очнулся, и, судя по всему, то, что я начал соображать сильно быстрее, – это его влияние.