– Тебя не должно было там быть, – сказала она, с интересом глядя на телефон.
Я сразу понял, о чем она говорит: о бунте. Значит, Тиара просто ступила, взяв меня с собой. Она должна была либо передать меня кому-то другому, либо остаться в общежитии. Но она одновременно хотела помочь отряду и связывала со мной свои сокровенные мечты и в итоге совершила ошибку.
– Меня зовут Ариадна.
Имя было мне знакомо. Женщины с таким именем совершали разные великие деяния в прошлом, это одно из нескольких сотен самых дорогих имен в мире, за него платят большие деньги, чтобы от умершей женщины оно перешло к девочке-подростку, впервые познавшей Блеск.
И конечно же, я знал эту Ариадну – она была координатором совета безопасности Славянского Союза, вроде бы из княжества Мачва, это где-то в Сербии, мелкая земля, по недоразумению ставшая самостоятельной внутри нашей конфедерации.
Про Ариадну болтали, что она чуть ли не руководит всем Союзом, хотя, естественно, никто не мог единолично им руководить. Но влияние у нее было громадное.
– Меня зовут Володя, но вы это и так знаете, – ответил я.
– Ты сделал кое-что важное. – Ариадна не дала сбить себя, смахнув мои слова из беседы так, словно их там и не было. – Ты мог не делать, но сделал. Выиграл десять минут, не позволив восставшим прорваться к торжокскому кремлю.
– Бывает, – сказал я.
– Не бывает, – ответила Ариадна. – Ты не понимаешь. Твой отец трижды спасал нас, последний раз – не далее как позавчера, когда с шестисот метров одним выстрелом обезвредил жога, находящегося в состоянии берсерка. У жогов две независимые кровеносные системы, их тысячи лет уничтожали, и природа сделала их почти бессмертными. Снайпер, промахнувшийся в жога, в следующее мгновение убьет себя. Жог умеет стрелять феромонами на сотни метров, если находится в состоянии берсерка.
– Ягайло мертв? – уточнил я.
– Он был в клинической смерти двадцать одну минуту, затем ожил и сразу впал в кому, – сказала Ариадна. – Его должны были добить, обязаны, законы Союза едины для всех, но у некоторых врачей свои представления о правильном. Мы оформляли документы, чтобы забрать его из больницы и казнить… Но через несколько часов его выкрали, хотя мы уже взяли за его тело весьма немалые деньги от Македонского университета. Очень неприятная история. У меня есть подозрения, кто это сделал. Я думаю, они не будут возиться с ним. Мертвый жог не дешевле живого, и надо только подождать, когда труп появится на черном рынке, дальше мы разберемся. Но я не об этом. Твой отец имеет свойство оказываться в нужном месте в нужное время. Ты такой же, как он.
– Я не такой!
Я вспомнил презрительное высокомерие отца, то, как наплевательски он относился ко мне. Вспомнил рассказ дяди Семы про то, как отец фактически забрал его жену себе. Вспомнил, как отец шептал что-то Айранэ перед свадьбой.
Он был другим, точно другим.
– Ты можешь не соглашаться, сопротивляться, доказывать что угодно. – Старуха тронула мой лоб и улыбнулась так, словно увидела своего любимого внука. – Но ты как твой отец. Пока ты был отбракованным, никчемным мальчишкой, мне было плевать на тебя. Но все изменилось, и теперь уж я тебя не оставлю.
– Что это значит? – спросил я.
Ариадна провела сухой морщинистой ладонью, словно гребнем, по моим волосам, потом еще раз, а затем сказала:
– Что спрос с тебя будет очень высоким. Но нельзя приносить только плохие новости, ты можешь задать мне три вопроса, и я отвечу на них так честно, как только смогу. Первый вопрос.
– Женщины правят миром? – брякнул я и тут же прикусил язык.
Ариадна явно задумалась. Некоторое время она молчала, двигая телефон ногтем на столе то влево, то вправо, а затем сказала:
– Скорее да, чем нет. Мы забрали себе культуру, историю и археологию, где мужчины скорее исключение, чем правило. Наш мир хрупок, и его основой является знание о нашем появлении как цивилизации. Изменив небольшой акцент в трактовке старинного манускрипта, можно вызвать революцию или укрепить власть одной группы людей над другой. Иногда мы проворачиваем что-то подобное. Но у мужчин есть свои рычаги, и порой они очень удивляют нас, и меня в том числе. Следующий вопрос.
– Приезд дяди, вчерашний бунт – это все из-за того, что мама собирается стать президентом дистрикта?
– Плохой вопрос, – улыбнулась Ариадна. – Но я не буду придираться и отвечу на правильный. Президентство в дистрикте – всего лишь ступень. Твоя мать стремится гораздо выше, и есть силы, которые хотели бы остановить ее как можно раньше. Твоя мать – умная девочка и далеко пойдет, если ее не остановят. Дядя с жогом, вчерашнее восстание и многое, многое другое – это часть большой игры, в которой твоя мать – пока лишь проходная пешка. Она наша проходная пешка, и нам выгодно, чтобы она стала ферзем. Последний вопрос.
– А вы – это кто?
Ариадна встала, выключила телефон, сняла с него крышку, вытряхнула аккумулятор, а затем на средней речи, ближе даже к мужской низкой, сказала:
– Мы – это те, кто хочет, чтобы мужчины и женщины стали по-настоящему едиными. Не как сейчас. Без кланов, без анклавов и коммун.
– А это возможно? – спросил я.
– Четвертый вопрос не входит в сделку, – усмехнулась Ариадна. – Ну, скажи мне комплимент, как хорошо я говорю на низкой речи!
– Просто удивительно, – сказал я. – Если бы я только что не слышал, как вы говорите на высокой, то подумал бы, что вы приняли тарди.
Ариадна расцвела. Она снова погладила меня по голове.
– Будь я моложе лет на сорок, – задумчиво произнесла она, – а лучше на пятьдесят… Ладно, мальчик, хочу тебе сказать одно: не вздумай пытаться разойтись с Айранэ. И поверь мне, это очень добрый совет.
После этого старуха сунула руку мне в волосы, легонько дернула за них, затем встала и удалилась.
Не прошло и минуты, как в комнату, толкая небольшую медицинскую этажерку на колесах, вошел старенький высший в синем врачебном халате. Когда-то он был очень высок, почти вровень с женщинами, но годы его согнули и высушили, превратив сочный абрикос в уродливую курагу.
По его манерам, по уверенным движениям я предположил, что это какой-нибудь главврач или уж как минимум начмед. Прислав именно его, Ариадна явно выказывала мне свое расположение.
– Ну-с, молодой человек, я смотрел вашу карту, – сказал старичок. – Можете называть меня просто Ваня. Если воспитание не позволяет – Ваня Ваниевич или Ван Ваныч.
– Добрый… Доброе время суток, Ван Ваныч. – Я не сразу сообразил, что понятия не имею, утро сейчас или вечер. – А меня зовут…
– Я же сказал, – улыбаясь, перебил меня Ван Ваныч, – что смотрел вашу карту!
При этом он поморщился, и я догадался, что происходящее не доставляет ему ни малейшего удовольствия, а имя мое он уже забыл и вспоминать не собирается.
– Откройте рот, молодой человек… Скажите: «А-а-а»… Давайте посмотрим ваши глаза… Отлично… Поднимем сорочку… Дышите… Не дышите… Здесь больно? А здесь? Ну, не надо стонать, это не может быть настолько плохо!
Он осмотрел меня за пару минут, помечая что-то у себя на планшете, затем неожиданно подмигнул.
– Вы знаете, в чем наша сила? – спросил Ван Ваныч. Я на мгновение напрягся, подозревая подвох, но врач тут же продолжил, показывая, что вопрос риторический: – Мужчины и женщины физиологически отличаются, и наука, исследуя эту разницу, до сих пор время от времени находит новые и новые способы лечения. В прикладном своем аспекте, конечно же. Но у нас ведь есть не только мужчины и не только женщины. Хофы и жоги! Это кладезь! Мы делим одну цивилизацию с несколькими ветвями эволюции, каждая из которых обладает собственным потенциалом как физически, так и интеллектуально, и я уж не говорю об эмоциональной сфере! Вы понимаете, о чем я?
После вопроса я, наученный ранее, просто промолчал – и это был правильный ответ, потому что Ван Ваныч кивнул сам себе и, смешивая какие-то порошки и реактивы, продолжил:
– Мы ограничиваем рождение хофов и жогов, это, конечно, тормозит развитие науки. Вот простой пример – жог после тех травм, которые вы получили за пару дней, съел бы кусок мела, ветку жасмина и сырую кроличью печень, уснул бы на два часа и проснулся практически здоровым. Вам – в обычных условиях – потребовалось бы полтора месяца на то, чтобы срастить надломленные ребра и поврежденные ими мышцы. Но четыре года назад в Австралии профессор медицины Аванта нашла шестилетнего жога при смерти и смогла продержать его живым почти полгода, нанося различные травмы и вводя ему определенные культуры, скажем так, довольно активные в отношении человеческой физиологии. Жог, конечно же, в итоге умер, но в процессе показал, на что способны наши органы, в частности гипофиз, эпифиз, надпочечники и ряд других.
– Это бесчеловечно. – Я вспомнил Ягайло в хрустальном гробу, окутанного трубками и проводами. – Он же совсем ребенок!
– Во-первых, для жога шесть лет – это уже подросток, лет тринадцать по нашим меркам. Во-вторых, он ничего не чувствовал, а в-третьих, по законам Австралии профессор должна была убить его сразу, как только увидела. К счастью, у нее была степень и по юриспруденции, и потому она нашла способ обойти закон. Она производила манипуляции, которые должны были бы убить жога, если бы он был мужчиной, потом – как врач – помогала ему вылечиться и снова повторяла попытку. Все это время ее обвиняли одновременно и в жестоком обращении с людьми, и в том, что она не выполняет закон и не добивает жога, и в чем-то там еще… Но знаете, что я скажу?
Я не сделал ни малейшего движения, хотя очень хотел прервать доктора, так как слушать эту историю оказалось невыносимо.
– Аванта – герой. Она собрала потрясающий массив данных с помощью современного оборудования! И – многие из нас после этого спрятали бы добытое на защищенный сервер, чтобы изучать, публиковать монографии и выдавать по крупицам за деньги или преференции. Она выложила все на открытый сервер, предоставила доступ всему ученому сообществу. И знаете что, молодой человек? Я сейчас дам вам порошок, который вы выпьете и уснете, а через полтора часа введу вам некий раствор внутривенно, и через шесть часов вы проснетесь если и не здоровым, то вполне способным передвигаться, без этих ужасных гематом и на финишной прямой к выздоровлению!